Фашизм. Французские истоки и итальянские предтечи
Миф должен был пробудить в массах единое нерассуждающее и целеустремленное желание действия (в том числе насильственного действия) по указанию вождей
Из работ по теории элит, которые мы обсудили ранее (и которые очень внимательно «осваивали» империалистические идеологи), следовало несколько достаточно ясных концептуальных выводов в части возможностей «остановить красных».
Нужно было последовательно вытеснять и замещать в массовом сознании «возвышающий» коллективизм равенства и братства рациональных и осознающих свои интересы и цели масс - «опускающим», регрессивным коллективизмом нерассуждающей иррациональной толпы (по Михельсу и Лебону).
Нужно было стать полноценной контрэлитой и в этом качестве, опираясь на уже созданную нужным образом иррациональную толпу, взять в свои руки власть (по Моска и Парето).
И нужно было воспользоваться властью и толпой, чтобы не только разгромить красных, но и удерживать эту толпу «в согласном повиновении». И в результате успешно решать и задачи поддержания внутренней социально-политической стабильности, и задачи внешней империалистической экспансии.
Но как это сделать?
Главным технологическим механизмом должен был стать особого рода миф (по Сорелю). То есть такая нерасчлененность иррационального (слепой веры в миф, олицетворяемый вождем) и рационального (доверия к пропагандистской аргументации вождя), при помощи которой вожди создают у масс целостный образ реальности, а также указывают главных врагов масс в этой реальности. Такой миф должен был пробудить в массах единое нерассуждающее и целеустремленное желание действия (в том числе насильственного действия) по указанию вождей.
А чтобы миф внедрить в массы и в них его поддерживать, сохраняя в массах свойства этой самой толпы, - нужно было создать и использовать собственную мощную информационно-пропагандистскую машину.
Это хорошо понимали и те, кто стремился остановить красных, и те, кто добивался политической победы коммунистов. Так, например, В. И. Ленин (который внимательно читал и Парето, и Лебона, и Сореля) в небольшой статье 1917 г. «Империализм и раскол социализма» написал: «Без масс не обойтись, а массы в эпоху книгопечатания и парламентаризма нельзя вести за собой без широко разветвленной, систематически проведенной, прочно оборудованной системы лести, лжи, мошенничества, жонглерства модными и популярными словечками, обещания направо и налево любых реформ и любых благ рабочим - лишь бы они отказались от революционной борьбы за свержение буржуазии».
Идеологическое первенство в создании концептов протофашизма, видимо, принадлежит Франции. Идеи крайне правого аристократического реванша начали оформляться во Франции с 70-х годов XIX века, после поражения в франко-прусской войне. В стране в этот период возникали и набирали политическое влияние многочисленные правые группировки (лиги) дворян, офицеров, интеллигенции. Часть которых, исповедующая радикальный монархизм, в 1899 г. объединилась в организацию «Аксьон франсэз» («Французское действие»).
Идейно-политической платформой «Аксьон франсэз» стал так называемый интегральный национализм. «Интегральный миф», который выстраивала «Аксьон франсэз», адресовался к Франции времен позднего средневековья и «великих королей». В его рамках подразумевались строгая социальная иерархия и «межклассовый мир», которые обеспечиваются корпоративно-сословной организацией социально-политической и экономической жизни в стране под управлением монархии.
Лидер «Аксьон франсэз» Шарль Моррас прямо писал о возможности реставрации монархии во Франции при помощи «нового генерала Монка» (напомним, что в Англии Монк в 1660 г., после смерти Кромвеля, обеспечил восстановление династии Стюартов на английском престоле). При этом «Аксьон франсэз» уже в начале ХХ века использовала в силовых акциях против своих красных противников отряды так называемых королевских молодцов (прообраз будущих фашистских штурмовиков в Италии, Германии, Испании и т. д.).
Идеи и политическая практика «Аксьон франсэз» оказали существенное влияние на развитие фашистских организаций в других странах Европы (в Бельгии, Румынии, Испании и т. д.). Так, позже глава бельгийских фашистов-рексистов Леон Дегрель, генерал элитных нацистских Ваффен-СС и любимец Гитлера, в своей книге называл Морраса «интеллектуальным отцом всех европейских фашизмов».
Знаменательно, что в «Аксьон франсез» было вовлечены и поклонники Ж. Сореля. Например, синдикалист Жорж Валуа, который называл себя «верным духовным сыном» Сореля, в 1912 г. создал свой политический кружок из синдикалистов и радикальных националистов. А позже подчеркивал, что именно из этого кружка в итоге выросла основанная Валуа в 1925 г. «Фасэ» - первая французская политическая организация, которая прямо объявила себя фашистской.
Другим крылом французского «протофашизма» стали радикальные националисты, лидером которых был Морис Баррес. Они, в отличие от «Аксьон франсэз», строили свой политический миф на основе «межгосударственного» социал-дарвинизма и «этнического» расизма. И нередко использовали антикапиталистическую риторику и социалистические лозунги, призывая обеспечить классовый мир за счет объединения всех классов под знаменем «национального патриотизма».
Одна из наиболее влиятельных «лиг» националистов, исповедующая воинствующий расизм в духе Гобино и Х. Чемберлена, прямо называла себя «Антисемитской лигой» и «национал-социалистами». Позже Баррес стал горячим поклонником итальянского фашизма и лично Муссолини. Он писал, что «…именно фашизм объединяет… предпринимателей, служащих, специалистов, рабочих... с целью их примирения».
«Аксьон Франсэз» и националисты Барреса сыграли большую роль в создании во Франции в 1927 г. протофашистской организации участников Первой мировой войны «Огненные кресты». А после оккупации Франции Германией в ходе Второй мировой войны выходцы из «Аксьон франсэз» и националистов Барреса составили существенную часть «режима Виши» - коллаборационистской прогитлеровской администрации Франции.
Тем не менее, первый опыт прихода фашизма во власть состоялся не во Франции, а в «молодой империи» - Италии.
В Италии массовая эйфория от первых империалистических успехов в Эритрее и Сомали в 1885-1889 гг. была в каком-то смысле перечеркнута в 1896 г. очень болезненным поражением в Эфиопии от войск императора Менелика. В стране не только обострилась система элитных расколов (монархисты, либералы, клерикалы, буржуазия промышленного Севера и помещики-латифундисты Юга), но и резко активизировались социалистические низовые движения городского пролетариата и крестьянства - от партий и лиг социалистов и анархо-синдикалистов до крестьянских католических и светских «синдикатов» и «трудовых ассоциаций».
В этих условиях премьер Италии, крупный либеральный политик Джованни Джолитти провозгласил «новую политику государственной консолидации» за счет реформ системы заработной платы, сокращения рабочего дня, обеспечения профсоюзных свобод и таможенного протекционизма. В этой политике интеграции городского и сельского пролетариата в либеральную буржуазную систему за счет союза либералов с социалистами-реформистами - Джолитти, по сути, шел по стопам своего германского предшественника Бисмарка с его «прусским социализмом».
Однако политика Джолитти, основанная на соглашательстве с рабочими массами и снижении нормы эксплуатации, а также на умеренности в части империалистических планов, категорически не устраивала элитный союз крупной буржуазии и латифундистов, поскольку сокращала их сверхприбыли и не давала шансов на форсированную внешнюю экспансию. А заодно эта политика вызывала падение популярности социал-реформистов из Соцпартии, которых низовые массы обвиняли в классовом предательстве.
После поражения социалистов на выборах 1912 г. и падения либерально-социалистического правительства - в Италии (и в элите, и в массах) резко нарастает влияние правых националистов. Которые были готовы в решении внутренних и внешних политических проблем перенести ставку на насилие. Причем пропаганда насилия и прямого действия у националистов привлекала немалую часть итальянских синдикалистов и анархо-синдикалистов, у которых эта пропаганда вполне сочеталась с проповедями о насилии их кумира Ж. Сореля.
Лидер националистов Энрике Коррадини уже давно и настойчиво пропагандировал «международный социал-дарвинизм» как основание для империалистической экспансии. Коррадини регулярно ссылался на величие Древнего Рима, которое призвана возродить новая Италия. А при этом заодно предъявлял миф о неизбежности борьбы между нациями старыми и дряхлыми (они же «капиталистические и плутократические») и нациями молодыми и энергичными (они же «пролетарские»); борьбы, в которой общие национальные интересы должны объединять всех итальянцев.
В 1910 г. Коррадини учредил Итальянскую националистическую ассоциацию (ИНА), и на первом конгрессе ИНА заявил: «Подобно тому, как социализм разъяснил пролетариату значение классовой борьбы, мы должны разъяснить Италии значение международной борьбы. Но международная борьба - это же война? Ну что ж, пусть будет война, и пусть национализм пробудит в Италии жажду победоносной войны».
Другой тип мифологии фашистского национализма в эти же годы предъявлял обществу яркий и плодовитый писатель, журналист и оратор Габриэль д’Аннунцио. В своих книгах, статьях и выступлениях он, как и Коррадини, постоянно апеллировал к величию древнего Рима и обязанности Италии возродить это величие путем колониальных захватов. Однако в его выступлениях, в отличие от националистов, смысловым центром был не Рим как мировая империя (это подразумевалось как следствие величия), а образ римлянина-патриция как сверхчеловека в духе Ницше. То есть, аристократического героя-вождя, презирающего моральные условности и общественные ограничения, не знающего страха и сомнений и идущего к цели наперекор трудностям и судьбе.
Габриэль д’Аннунцио
Как свидетельствуют современники, д’Аннунцио в риторике своих выступлений очень откровенно и мастерски использовал рекомендации Г. Лебона из «Психологии толп»: «…Толпа способна воспринимать лишь упрощенные до предела идеи. Чтобы увлечь толпу, нужно обращаться не к ее разуму, которого нет, а к ее воображению. Она топчет слабых и преклоняется перед сильными… Тип героя, дорогого сердцу толпы, всегда будет напоминать Цезаря, шлем которого прельщает толпу, власть внушает ей уважение, а меч заставляет бояться».
А еще д’Аннунцио в своих романах, эссе, выступлениях явно ассоциировал себя со сверхчеловеком, по Ницше: «… Плебеи останутся всегда рабами, потому что у них врожденная потребность протягивать руки к цепям… Новый римский цезарь, природой предназначенный к господству, придет уничтожить или переместить все ценности, которые слишком долго были признаваемы различными доктринами. Он будет способен построить и перебросить в будущее тот идеальный мост, по которому привилегированные породы смогут, наконец, перейти пропасть, теперь еще отделяющую их, по-видимому, от вожделенного господства».
Отметим, что на первом этапе становления итальянского протофашизма популярность д’Анунцио даже превышала популярность Муссолини. И Муссолини лишь в ходе концентрации власти в своих руках постепенно отодвинул на второстепенные политическое роли этого слишком явного конкурента за роль вождя.
Не остались в стороне от конструирования итальянского фашистского мифа и многие деятели «новой культуры», и прежде всего футуристы. В частности, крупнейшая фигура итальянского футуризма, поэт Филиппо Маринетти, был восторженным почитателем Ж. Сореля и певцом «творящего насилия». Он был убежден в неостановимой динамике прогресса, а также в особой роли в нем физически мощного и воинственного нового человека и новой могучей техники. Маринетти в полемике с основным фашистским «древнеримским» мифом заявлял: «Мы хотим восславить войну - единственную гигиену мира... Пусть назойливое воспоминание о римском величии будет перечеркнуто стократ большим величием Италии».
Еще одна яркая фигура итальянского протофашизма - философ Джованни Джентиле. Еще до Первой мировой войны он начал разрабатывать неогегельянскую философскую теорию «актуального идеализма» (книга «Общая теория духа как чистого акта» вышла в 1916 г.). Гегелевский Мировой Дух у Джентиле, как и человеческий дух, - это диалектика неразрывных интеллекта и воли, познающего мышления и действия.
По Джентиле, человеческое мышление, соединенное с волей, позволяет личности подниматься до исторических свершений, не признающих никаких заранее установленных законов, и свободно творить свой собственный закон и свой мир. При этом Джентиле считал, что его актуальная диалектика наиболее полно проявляется в метафизике и философии государства. И - как бы развивая Гегеля - делал вывод о том, что тотальная творящая историю личность наиболее полно реализует свое предназначение в тотальном государстве.
После прихода фашистов к власти Джентиле увидел в них реализацию своего философского замысла. В 1923 г. он стал министром образования в первом фашистском правительстве, в 1925 г. издал «Манифест фашистских интеллектуалов к интеллектуалам всех наций», а в 1929 г. - книгу «Основы фашизма», где объявил фашизм новой «политической верой…», способной «создать новое этическое государство».
Вот в такой концептуально-политической среде вызревал итальянский фашизм, вождем и олицетворением которого стал Бенито Муссолини.
источник:
статья Юрия Бялого
Фашизм. Французские истоки и итальянские предтечи
опубликована в газете "Суть времени" в №55 от 20 ноября 2013 г.