Коллекция Н.И. Вавилова в Павловске под угрозой
Впервые я услышала об этой коллекции летом 1952 года. Имя Вавилова, конечно, не называлось. Но пионерский лагерь моего краткосрочного заключения находился в тот год на станции Сиверская и принадлежал ВИРу - Всесоюзному институту растениеводства. У меня в ВИРе никто не работал, но одна из папиных сестёр, Ольга, устроилась туда на лето врачом, и получила две путёвки - для своей дочери Берты, годом меня моложе, и для меня. В лагере было, как обычно, отвратительно, плюс сверх-догляд еще и по родственной части, крутые нелады с претенциозной дурой кузиной и неустранимые, хотя и несправедливые, попрёки "блатом" - хоть я ни разу за три смены и близко не подошла к дверям докторского кабинета рядом с изолятором, а от тётки пряталась с находчивостью, ей-богу, заслуживавшей лучшего применения.
Навещать меня не приезжали совсем. Мама болела и лежала в больнице, папа, если вырывался из Тихвина на трое суток, то спешил к ней, а Лена, мамина сестра, с завода ехала в больницу, из больницы - ночью домой, а поутру - снова на завод. Тётя Оля оказала нам истинное благодеяние, пристроив меня в лагерь на лето. Я понимала это и терпела. Но благодарна не была.
Всё же нашлись мало-помалу и в этой пустыне близкие души: один даже мальчик (Саня) - мальчик - это, если кто не понял, в эпоху раздельного обучения, просто инопланетянин, - и даже старший - вы подумайте! - и две девочки, Лиза и Тамара, тоже постарше. (Дурацкая небрежность в недавнем фильме Хржановского о Бродском в том, что герой на момент смерти Сталина учится в школе, где и девочки есть. Хржановский, сам 1939 года рождения, не мог, казалось бы, не знать, что смешанное обучение в столицах было восстановлено только в 1954-1955 учебном году). Но - назад, в лагерь. Сдружились мы, будучи из разных отрядов, за стенгазетой, которую поручили нам выпускать дважды за длинную (40 дней) смену и по разу за две коротких (по 20 дней). Мы даже удостоились некоторых привилегий: если близко к сроку выпуска, приуроченного к общелагерному костру, возникала авральная ситуация, а она , сами понимаете, возникала, редколлегии разрешалось не ложиться в тихий час. И я немного (самую малость) задирала нос перед товарками по палате.
Саня уже тогда был прекрасный и отважный художник, учился, кроме обычной, еще и в художественной школе. Стенгазета у него превращалась в картину с единым сюжетом, мелкие заметки и рисунки, стишки, карикатуры и ребусы, расселялись на поверхности склеенных вместе метровых листов ватмана, дробности не создавая. Лиза с Тамарой собирали или сочиняли заметки, переписывали их красивым почерком, или мелкими щегольскими печатными буквами, отбрасывая мне то, что, по их мнению, следовало изложить стихами. За рифмоплётство меня там, главным образом, и держали.
Вот их навещали родители, и они по очереди тащили меня за собой, жалея за неприкаянность. Родители эти - чаще приезжали, конечно, мамы - были учёные из этого самого ВИРа, в них ощущался иной масштаб, в них проступала даровитость, два часа с ними пролетали как две минуты. Помню рассказ про гигантские папоротники и хвощи, помню как в подробностях, через лупу, рассматривали панцирь жука и глаз стрекозы, и - почище фильма ужасов - историю о хищных растениях (с небывалым словом "рачевня"), которые могут засосать и погубить не только жучка и паучка, но и лягушонка, мелкую птичку или даже крысу. Лягушонка и птичку было жалко до слёз, а крысу не жаль, так ей и надо!
Вот от одной из этих мам я и услышала рассказ о двух знаменитых на весь мир коллекциях ВИРа - коллекцию семян в их институте в Ленинграде и колллекцию культурных растений на опытной станции в Павловске. Нет, Вавилова не называли. Но помню: "наши экспедиции за двадцать лет до войны", "наш тогдашний директор" - больше сотни было у них экспедиций... И ту и другую коллекцию в войну, в блокаду, сохранили голодные, умиравшие от истощения люди, с негодованием отбросив мысль превратить часть семян или растений в пищу, ради спасения жизни. ("Их тогдашний директор" - рассказчица 1952 года не могла знать об этом - умер от голода в саратовской тюрьме в 1943 году.) Эту историю потом мы все слышали не по одному разу. Но я в лето 1952 года - впервые. Война и блокада еще располагались в страшной временной близи, и мне казалось, я видела этих сотрудниц, замотанных в серые шерстяные платки,беззубых от цинги, проветривавших мешки и переставлявших и утеплявших растения.
Нужели всё это - гений и труд Вавилова, его гибель, подвижничество его сотрудников - всё это теперь пойдет прахом из-за невежества и жадности нынешнего петербургского начальства? Да и жадность какая-то кретинская - обменять миллион на гривенник!
Ниже - под катом - я помещаю полученное сегодня письмо от Джереми Чарфаса, британского биолога и журналиста, - научная среда взволнована этими событиями. К письму приложена его попытка, которую он сам называет "бессмысленным упрощением", оценить стоимость колллекции, гибель которой кажется предрешенной. Извините, что выщло длинно.
Dear Natasha
Teresa said I should just send you this and that you may be able to do something with it. That would be great.
The threat to the Pavlovsk station of the NI Vavilov Institute of Plant Industry has been covered by New Scientist and The Independent http://www.independent.co.uk/environment/nature/worlds-biggest-collection-of-berries-and-fruits-faces-axe-2011015.html
Novosti also put out a piece today http://eco.rian.ru/nature/20100714/254608148.html
In essence, the Ministry of Economic Development plans to transfer the land to the Housing Development Foundation, destroying in the process a globally important asset that Russia ought to be proud of and that is worth far more than a few houses. I get the feeling that many Russians simply do not appreciate the huge global importance of NI Vavilov or the work that he began. If you need more on this, I can probably help.
This is a pretty important story that would, I think, be of great interest. I have no idea whether it is getting much space (apart from the Novosti piece) in Russia.
Bioversity has put out a press release on the subject http://www.bioversityinternational.org/news_and_events/news/news/article/russia_to_destroy_strawberry_fields_forever_on_11th_august.html and is trying to mobilize opinion.
I have also prepared a piece on the value of the collection and why moving it elsewhere is a bad idea, which I am sending you now in draft. (One number is still missing).
I can also arrange interviews with our Director General, if you would like, although he does not speak Russian.
If you are interested please let me know and I will do everything I can to help.
With best wishes
Jeremy Cherfas
__________
Dr Jeremy Cherfas
Communications & Media Relations Manager and Board Secretary
Bioversity International
Value of collection
It is simplistic and even misleading to try to put a monetary value on the Pavlovsk collection: it is priceless. Its value lies in both the breadth of the collection and in the specific samples, or accessions, that make up that breadth.
The large number of varieties of each species makes it possible to compare them and thus to find those that have specific beneficial qualities. Breeders have been doing this since the first samples were brought to the station in 1926. One stunning result is the strawberry variety Festival’naya, bred by the Pavlovsk station and grown right across the former Soviet Union. It was the main cultivar for commercial production for decades, and is a parent of almost all of the more modern varieties grown in Russia.
Russia’s strawberry exports alone were worth USD 44.5 million in 2007. The domestic market could be even more valuable. Climate change threatens new pests and diseases and new weather patterns that will require new strawberry varieties, the raw material for which is at Pavlovsk.
The Pavlovsk collection conserves varieties and wild relatives that are extinct elsewhere. Almost all of these are not available in other collections. If they are destroyed at Pavlovsk, they are gone forever.
Another example of the potential value of the collection is a project by Bioversity International and the NI Vavilov Institute of Plant Industry (VIR) with colleagues at the Gabriel Lippman Centre for Public Research in Luxemburg, which looked at the nutritional value of some of the varieties conserved at Pavlovsk.
Berries in general are rich in compounds that contribute to good health, for example antioxidants and carotenoids, and among the crops and varieties being analyzed in Luxemburg are several that are super-abundantly endowed with protective phytochemicals. One of the most interesting is blue honeysuckle, also known as honey berry or haskap. Research has shown that the plants, which can withstand considerable frost and drought, produce fruit that is among the richest in the world for a whole range of important health-giving micronutrients.
New products that offer health benefits represent a large and rapidly growing market. Pomegranate juice is worth USD75 million a year to the state of California alone. How much might a blue honeysuckle industry bring in?
Saving the collection
For all practical purposes, the collection cannot be moved elsewhere. It would cost millions of dollars and take at least 10 years to ensure the safe duplication of all the accessions, and there is no guarantee of 100% success.
The primary difficulty is that fruits and berries do not breed true from seed. It is the individual plants that matter, and that need to be preserved. This means multiplying each of the plants, which would require a purpose-built nursery and could take up to five years. The plants would have to be tested for diseases and a suitable alternative location found and prepared. Then, once the plants have been established at the new location, each one needs to be compared with the original to ensure that it is genetically identical in all respects. This could take another 5-7 years.
Storing the diversity temporarily as test-tube plantlets is also prohibitively expensive, around USD100 per variety. For many of the species the scientific research has not been done to establish the best protocols for creating test-tube plants, and the ongoing costs of maintenance are also large, about USDXX per sample. Even more research - and hence more time - would be needed to store frozen samples and ensure that they can be regenerated.
For these reasons it is probably best not to even consider moving the collection. It gives false hope that the priceless treasures of Pavlovsk can be saved if the forthcoming court decision goes against the VIR.
The best way to save the collection is to halt the transfer of the land.
Bottom line
Russia seems willing to abandon one of its greatest national treasures in exchange for a few houses. It would be easy to find alternative land for housing - even in Pavlovsk - but if the housing development goes ahead there is little prospect of saving the vast bulk of the Pavlovsk collection.
Despite the undeniable heroism of the workers who perished of starvation during World War 2, as they tried to protect the food diversity they had been entrusted with, the importance of Pavlovsk and all collections of genetic diversity lies not in the past but in the future. It is impossible to predict which particular bits of the collection will be needed in future; what is certain is that it will be needed. Climate change, a growing world population, the challenges of better nutrition: all require access to the wide range of diversity kept at places like Pavlovsk. The costs of maintenance and ongoing research are trivial compared to the likely benefits.
Ну, и еще ссылочка:
http://nw.rian.ru/society/20100714/81893109.html
Навещать меня не приезжали совсем. Мама болела и лежала в больнице, папа, если вырывался из Тихвина на трое суток, то спешил к ней, а Лена, мамина сестра, с завода ехала в больницу, из больницы - ночью домой, а поутру - снова на завод. Тётя Оля оказала нам истинное благодеяние, пристроив меня в лагерь на лето. Я понимала это и терпела. Но благодарна не была.
Всё же нашлись мало-помалу и в этой пустыне близкие души: один даже мальчик (Саня) - мальчик - это, если кто не понял, в эпоху раздельного обучения, просто инопланетянин, - и даже старший - вы подумайте! - и две девочки, Лиза и Тамара, тоже постарше. (Дурацкая небрежность в недавнем фильме Хржановского о Бродском в том, что герой на момент смерти Сталина учится в школе, где и девочки есть. Хржановский, сам 1939 года рождения, не мог, казалось бы, не знать, что смешанное обучение в столицах было восстановлено только в 1954-1955 учебном году). Но - назад, в лагерь. Сдружились мы, будучи из разных отрядов, за стенгазетой, которую поручили нам выпускать дважды за длинную (40 дней) смену и по разу за две коротких (по 20 дней). Мы даже удостоились некоторых привилегий: если близко к сроку выпуска, приуроченного к общелагерному костру, возникала авральная ситуация, а она , сами понимаете, возникала, редколлегии разрешалось не ложиться в тихий час. И я немного (самую малость) задирала нос перед товарками по палате.
Саня уже тогда был прекрасный и отважный художник, учился, кроме обычной, еще и в художественной школе. Стенгазета у него превращалась в картину с единым сюжетом, мелкие заметки и рисунки, стишки, карикатуры и ребусы, расселялись на поверхности склеенных вместе метровых листов ватмана, дробности не создавая. Лиза с Тамарой собирали или сочиняли заметки, переписывали их красивым почерком, или мелкими щегольскими печатными буквами, отбрасывая мне то, что, по их мнению, следовало изложить стихами. За рифмоплётство меня там, главным образом, и держали.
Вот их навещали родители, и они по очереди тащили меня за собой, жалея за неприкаянность. Родители эти - чаще приезжали, конечно, мамы - были учёные из этого самого ВИРа, в них ощущался иной масштаб, в них проступала даровитость, два часа с ними пролетали как две минуты. Помню рассказ про гигантские папоротники и хвощи, помню как в подробностях, через лупу, рассматривали панцирь жука и глаз стрекозы, и - почище фильма ужасов - историю о хищных растениях (с небывалым словом "рачевня"), которые могут засосать и погубить не только жучка и паучка, но и лягушонка, мелкую птичку или даже крысу. Лягушонка и птичку было жалко до слёз, а крысу не жаль, так ей и надо!
Вот от одной из этих мам я и услышала рассказ о двух знаменитых на весь мир коллекциях ВИРа - коллекцию семян в их институте в Ленинграде и колллекцию культурных растений на опытной станции в Павловске. Нет, Вавилова не называли. Но помню: "наши экспедиции за двадцать лет до войны", "наш тогдашний директор" - больше сотни было у них экспедиций... И ту и другую коллекцию в войну, в блокаду, сохранили голодные, умиравшие от истощения люди, с негодованием отбросив мысль превратить часть семян или растений в пищу, ради спасения жизни. ("Их тогдашний директор" - рассказчица 1952 года не могла знать об этом - умер от голода в саратовской тюрьме в 1943 году.) Эту историю потом мы все слышали не по одному разу. Но я в лето 1952 года - впервые. Война и блокада еще располагались в страшной временной близи, и мне казалось, я видела этих сотрудниц, замотанных в серые шерстяные платки,беззубых от цинги, проветривавших мешки и переставлявших и утеплявших растения.
Нужели всё это - гений и труд Вавилова, его гибель, подвижничество его сотрудников - всё это теперь пойдет прахом из-за невежества и жадности нынешнего петербургского начальства? Да и жадность какая-то кретинская - обменять миллион на гривенник!
Ниже - под катом - я помещаю полученное сегодня письмо от Джереми Чарфаса, британского биолога и журналиста, - научная среда взволнована этими событиями. К письму приложена его попытка, которую он сам называет "бессмысленным упрощением", оценить стоимость колллекции, гибель которой кажется предрешенной. Извините, что выщло длинно.
Dear Natasha
Teresa said I should just send you this and that you may be able to do something with it. That would be great.
The threat to the Pavlovsk station of the NI Vavilov Institute of Plant Industry has been covered by New Scientist and The Independent http://www.independent.co.uk/environment/nature/worlds-biggest-collection-of-berries-and-fruits-faces-axe-2011015.html
Novosti also put out a piece today http://eco.rian.ru/nature/20100714/254608148.html
In essence, the Ministry of Economic Development plans to transfer the land to the Housing Development Foundation, destroying in the process a globally important asset that Russia ought to be proud of and that is worth far more than a few houses. I get the feeling that many Russians simply do not appreciate the huge global importance of NI Vavilov or the work that he began. If you need more on this, I can probably help.
This is a pretty important story that would, I think, be of great interest. I have no idea whether it is getting much space (apart from the Novosti piece) in Russia.
Bioversity has put out a press release on the subject http://www.bioversityinternational.org/news_and_events/news/news/article/russia_to_destroy_strawberry_fields_forever_on_11th_august.html and is trying to mobilize opinion.
I have also prepared a piece on the value of the collection and why moving it elsewhere is a bad idea, which I am sending you now in draft. (One number is still missing).
I can also arrange interviews with our Director General, if you would like, although he does not speak Russian.
If you are interested please let me know and I will do everything I can to help.
With best wishes
Jeremy Cherfas
__________
Dr Jeremy Cherfas
Communications & Media Relations Manager and Board Secretary
Bioversity International
Value of collection
It is simplistic and even misleading to try to put a monetary value on the Pavlovsk collection: it is priceless. Its value lies in both the breadth of the collection and in the specific samples, or accessions, that make up that breadth.
The large number of varieties of each species makes it possible to compare them and thus to find those that have specific beneficial qualities. Breeders have been doing this since the first samples were brought to the station in 1926. One stunning result is the strawberry variety Festival’naya, bred by the Pavlovsk station and grown right across the former Soviet Union. It was the main cultivar for commercial production for decades, and is a parent of almost all of the more modern varieties grown in Russia.
Russia’s strawberry exports alone were worth USD 44.5 million in 2007. The domestic market could be even more valuable. Climate change threatens new pests and diseases and new weather patterns that will require new strawberry varieties, the raw material for which is at Pavlovsk.
The Pavlovsk collection conserves varieties and wild relatives that are extinct elsewhere. Almost all of these are not available in other collections. If they are destroyed at Pavlovsk, they are gone forever.
Another example of the potential value of the collection is a project by Bioversity International and the NI Vavilov Institute of Plant Industry (VIR) with colleagues at the Gabriel Lippman Centre for Public Research in Luxemburg, which looked at the nutritional value of some of the varieties conserved at Pavlovsk.
Berries in general are rich in compounds that contribute to good health, for example antioxidants and carotenoids, and among the crops and varieties being analyzed in Luxemburg are several that are super-abundantly endowed with protective phytochemicals. One of the most interesting is blue honeysuckle, also known as honey berry or haskap. Research has shown that the plants, which can withstand considerable frost and drought, produce fruit that is among the richest in the world for a whole range of important health-giving micronutrients.
New products that offer health benefits represent a large and rapidly growing market. Pomegranate juice is worth USD75 million a year to the state of California alone. How much might a blue honeysuckle industry bring in?
Saving the collection
For all practical purposes, the collection cannot be moved elsewhere. It would cost millions of dollars and take at least 10 years to ensure the safe duplication of all the accessions, and there is no guarantee of 100% success.
The primary difficulty is that fruits and berries do not breed true from seed. It is the individual plants that matter, and that need to be preserved. This means multiplying each of the plants, which would require a purpose-built nursery and could take up to five years. The plants would have to be tested for diseases and a suitable alternative location found and prepared. Then, once the plants have been established at the new location, each one needs to be compared with the original to ensure that it is genetically identical in all respects. This could take another 5-7 years.
Storing the diversity temporarily as test-tube plantlets is also prohibitively expensive, around USD100 per variety. For many of the species the scientific research has not been done to establish the best protocols for creating test-tube plants, and the ongoing costs of maintenance are also large, about USDXX per sample. Even more research - and hence more time - would be needed to store frozen samples and ensure that they can be regenerated.
For these reasons it is probably best not to even consider moving the collection. It gives false hope that the priceless treasures of Pavlovsk can be saved if the forthcoming court decision goes against the VIR.
The best way to save the collection is to halt the transfer of the land.
Bottom line
Russia seems willing to abandon one of its greatest national treasures in exchange for a few houses. It would be easy to find alternative land for housing - even in Pavlovsk - but if the housing development goes ahead there is little prospect of saving the vast bulk of the Pavlovsk collection.
Despite the undeniable heroism of the workers who perished of starvation during World War 2, as they tried to protect the food diversity they had been entrusted with, the importance of Pavlovsk and all collections of genetic diversity lies not in the past but in the future. It is impossible to predict which particular bits of the collection will be needed in future; what is certain is that it will be needed. Climate change, a growing world population, the challenges of better nutrition: all require access to the wide range of diversity kept at places like Pavlovsk. The costs of maintenance and ongoing research are trivial compared to the likely benefits.
Ну, и еще ссылочка:
http://nw.rian.ru/society/20100714/81893109.html