Г.Манн. Страницы из дневника || «Литература и искусство» 25 апреля 1942 года
Ниже мы печатаем предисловие к военному дневнику 1939 г. Генриха Манна и отрывок из дневника.
Нижеследующие записи, вероятно, во многом ошибочны, но в их пользу говорит то, что они подлинные. Они действительно взяты из дневника, который я начал вести после об’явления войны и продолжал целый год. Я ничего не изменил в нем. Я лишь вынужден был прервать его, когда мне пришлось покинуть Францию и Европу.
Не следует хвалить автора за то, что он с первых же дней постарался быть справедливым к Советскому Союзу: всего величия советского народа и его армии он все-таки не предвидел; впрочем, этого в то время не смог бы предвидеть никто. Ведь в противном случае следовало бы уже знать, что агрессор одержит гнусные, незаслуженные победы над многими странами Европы. Без этого он не осмелился бы напасть на страну социалистической революции.
Тому, что значит бороться, я учусь лишь сейчас, сравнивая войну на Западе с тем, что совершает советский народ. На Западе - перемирие, заключенное самозванной властью, против права и справедливости, против интересов и даже против воли нации. Об этом свидетельствуют французские солдаты, чья храбрость была нежеланной для правителей страны; солдаты, ни разу не увидевшие французского самолета; солдаты, жаждавшие боя и вместо этого заключенные в лагери и разоруженные.
События здесь, на Востоке, заставляют страны Запада понять, несмотря на недоверие и ужас побежденных и растоптанных народов, что такое защита действительно священной родины. Защита против всесильных машин, защита против дерзкого захватчика, не признающего законных границ. После бесславных успехов, одержанных захватчиком на Западе, завоевание любой страны стало ему казаться чисто механическим делом. Надо лишь пустить в ход огромное количество военной техники, и расчеты оправдаются.
Но все расчеты, вместе со всесилием машин и дерзостью людей, идут прахом, когда навстречу вторгнувшимся автоматам встает великая сознательность, когда бездушный захватчик наталкивается на веру, основанную на человечности.
Воинственный, до конца преданный своей родине, таким был русский народ и прежде. «Война и мир», 1812 г., Наполеон, до смерти побежденный в пылающей Москве. Но и эти великие дела меньше, чем сегодняшнее мужество советского народа, чем его великолепная воля пожертвовать всем, чтобы выиграть все.
Надо иметь за собой будущее - иначе такое поведение необ’яснимо. Надо быть проникнутым моральной уверенностью перед лицом безумного противника, для которого мораль - звук пустой. Надо верить, потому что противник лишен веры. Члены его движутся, но сердце его не дрогнет до тех пор, пока его не пробудит к жизни отчаяние.
В европейской части России - груды развалин, взорвана знаменитая плотина, мысль о которой возникла полтораста лет тому назад и ждала социалистической революции для своего воплощения. Более того, утрачено столько человеческих жизней - великую ценность каждой из них знают в этом государстве - жизней, которые продолжали бы итти по пути совершенствования и благородства. Трудно себе представить, на какие жертвы здесь пошли. Это может показаться недозволенным. Другие народы и правительства не ценили свою землю, свою свободу так дорого. Но у земли и свободы государства рабочих и крестьян - особая цена. Установил ее сам народ, и отныне ее признал весь мир.
…Война, и особенно эта война, делает особенно ясными те требования, которые пред’являются к будущему, когда осуществятся лучшие стороны возможного. Ибо в качестве устрашающего обратного примера мы видим Гитлера, угнетателя наций, которых он все равно не удержит в своей власти, и мира, которого он все равно не покорит. На этом примере становятся ясным, что рабское государство держится рабским трудом каждого его члена в отдельности.
Советский Союз и Британская империя - силы жизни; это и было глубочайшим основанием для их союза, для их совместной борьбы. Этого события ждали немногие, но дух цивилизации предвидел его. То утешение, которое дает воля к улучшению человеческих судеб, все еще возносится над властью тьмы и высылаемыми ею страхами.
Европеец германского происхождения, я требую от Европы, чтобы она выполнила предуказанный ей долг, и от Германии, - чтобы она его признала.
Перед нами две возможности - спасение цивилизации или ее гибель, упадок всего мира и еще недавно столь притязательной Европы. И это возможно. Европа должна лишь отказаться от своей истории - этому ее за последнее время часто учили. «Надо будет лишь отказаться от своих намерений», - сказал Генрик Ибсен во время генеральной репетиции одной из своих пьес. Представление это состоялось, лишь пьеса уже не была больше пьесой Ибсена. Европа и весь мир также могут разыгрывать пьесу дальше, невзирая на то, что это уже не их пьеса.
Если же в противоположность этому в будущем осуществится лучшая часть возможного, то произойдет это только потому, что Британия действует заодно с Советским Союзом. Интерконтинентальный мир простершийся даже на опаснейший из континентов, - таков был бы вклад одного из союзников. Другой принес бы с собой социальное обновление. Кто знает, каковы будут взаимоотношения обоих сотрудников по этому непомерному делу? Я не смею заглядывать в будущее. Может быть сегодняшние мои мнения будут настолько близки к истине, что не окажутся дерзостью.
Даже нижеследующие мои раздумья в сентябре 1939 года и тогда уже говорили сами за себя. Несмотря на это, они противоречили господствовавшему на Западе мнению, и лишь события 1941 года подтвердили их справедливость. Оправданы ли они до конца - покажет будущее. Сегодня, как и тогда, я считаю, что решение мировых судеб не может зависеть от произвола вооруженного деспота.
Исполнение судеб - в руках Красной Армии. Исполнение судеб всегда трагично. Тот, кто возьмет его на себя, становится трагическим героем, тем, который увлекает даже недоброжелателей, тем, который заставляет биться сердце нерешительных. Сердце мое давно уже принадлежит этому герою. Об этом свидетельствуют заметки первых дней войны, и разум мой искал правды. Это - немного. Слова, в сущности, ничто, и лучшие из них теряют свой вес и отзвук, когда произносишь их среди такого множества деяний, жертв, страстного существования и развязанных судеб.
Разрешить себе можно лишь восхищение.
1 октября 1941 г.
***
Что касается меня, то я нахожу, что немцы лучше, чем их история. Сказать - лучше, чем слава о них, было бы скромной похвалой, так как слава о них идет самая дурная. Но возвыситься над средним уровнем своей истории и тем самым и над собой - это уже кое-что. Они дали Гитлеру притти к власти - это остается их виной. Но они много потрудились над тем, чтобы искупить эту вину. Их борьба против Гитлера была до этой войны упорной, а иногда и изумительно смелой, потрясающе самоотверженной. В прошлом Германии нет ничего лучшего, чем эта борьба, да и в прошлом других народов тоже. Немецкие рабочие, крестьяне, верующие и социалисты неповинны в том, что утраченную свободу сейчас труднее завоевать, чем в 1789 году.
Ученические годы в деле свободы будут у немцев особенно суровыми, но они уже кое-чему научились.
Здесь, за границей, считают, что немцы борются лишь за то, чтобы быть сытыми и, в лучшем случае, за сносные условия существования внутри страны. Международной политикой своих поработителей они якобы довольны. Как будто бы немцы неспособны понять, что собственное их бесправие подготовило и предопределило несправедливость к другим народам! Каждый немец, - уважающий себя противник фашистского режима - стоял на стороне Чехословакии, когда она попала во власть произвола, как и самая Германия. Среди 90 процентов немцев - противников Гитлера - ни один не желал и не одобрил его нападения на Польшу. Большинство понимает, что войны Гитлера ведутся, в сущности, против немцев.
Но во время войны возмущение утихает. Когда перед человеком поставлена развращающая его задача, сознание его слепнет, а совесть его умолкает. Несчастный народ становится особенно бессильным, когда деспот дает ему оружие. Именно тогда он становится безоружным перед лицом деспота. Он связан с ним, потому что за чертой границы царит непреклонная воля обезвредить не только деспота, но и вовлеченный в его авантюры народ. Гитлеровская «Великая Германия», сколько бы он ни пробовал расширить ее пределы, остается узким миром ненависти и варварства, без выхода и просвета. «Чистки» и массовые аресты, один за другим пропадают деятели из ближайшего окружения фюрера. Некоторые попадают в сумасшедший дом, где им давно уже пора находиться. На каждого гаулейтера Штрейхера, который снят с должности палача, приходится один Геббельс, которому тоже могли бы заткнуть глотку. Но он снова врет, значит - жив.
Сегодня сообщают о том, что немецкое командование откладывало наступление на Варшаву до последней возможности. Потери немецкой армии были бы слишком велики. Гитлер орет с утра до ночи: Уничтожить Польшу, не заботясь о потерях! Генералы лучше знают армию, да и народ им не настолько чужд, как фюреру-проходимцу. Когда наступление танков не бывало поддержано авиацией, поляки справлялись с ними. В пешем строю поляки побеждали всегда. Так называемая война и тем более так называемая победа Гитлера - это лишь взаимодействие многих машин - одна топчет и воет на земле, другая гудит и неистовствует в воздухе. Сверху нетрудно сосчитать количество жертв, пораженных сброшенными бомбами. Туда поднимается также запах гари и даже, пожалуй, столь милый этим «техникам» запах крови.
Но сражаться, сражаться по-настоящему? На это гитлеровцы скупы. Полтораста тысяч немецких убитых и раненых во время польской кампании, повидимому, тот предел, на который пошла эта миллионная армия.
Предшествуемые машинами - орудиями убийства, - немецкие солдаты привыкли встречать в завоеванной ими стране одних лишь убитых. На сражение в старом понимании этого слова и на связанные c ним издержки они вряд ли способны. Личного выбора для них здесь быть не может. Они слепо замкнуты в круг ненависти и варварства. Эта война машин на деле менее «тотальна», чем учила гитлеровская «военная наука». Она отнимает у войска личную храбрость. Немецкие солдаты не должны быть храбрыми. Только высокая сознательность дает солдатам добровольную храбрость. Но сознательность эта не предусмотрена ни гитлеровской наукой, ни его политикой. Поэтому тотальность его войны не включает ни сознательности, ни храбрости. Таким образом, тотальность эта вовсе не тотальна.
Вместе с тем неудивительно, даже естественно то, что безответственная кровожадность машин передается солдатам. Если деревня при вступлении в нее представляет из себя лишь груду дымящихся развалин и растерзанных трупов, то победители, естественно, довершают дело. Вламываются в церковь - последнее пристанище уцелевших - и возле алтаря отрезают нос у священника. Может быть, разбойник, совершивший это, был дома добрым католиком. Он вряд ли считал себя способным на такое дело, да и кто бы мог этого ждать от немецких солдат. Если бы они были только немцами, мы бы не поверили. Но, к несчастью, они еще и орудия в руках Гитлера. Он насилием низвел их до скотского состояния и оставил их подавленным инстинктам единственный выход - в скотство.
Это в гитлеровской Германии происходит не в первый раз. Гитлеровские концентрационные лагери и камеры пыток в более узкой форме предвосхитили все ужасы тотальной войны.
22 сентября 1939 г. || Генрих Манн.
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
СБОРНИКИ ДЛЯ ЭСТРАДЫ
Музыкальное издательство выпустило третий сборник песен советских композиторов «В бой за родину», выпускается сборник «Маршей для Красной Армии» и сборник антифашистских песен. В издательстве «Искусство» вышел первый выпуск сборника «За родину», в который вошли фронтовые песни, стихи, рассказы, фельетоны для эстрады В.Лебедева-Кумача, А.Суркова, С.Михалкова, И.Уткина, А.Твардовского, П.Павленко, Г.Рыклина и других. Вышли также пьесы «Война» В.Ставского, «Пашня на Черной горе» Адама Шарера, «Встреча» Юлиуса Гая. Выходит одноактная пьеса Жан-Ришар Блока «Обыск в Париже».
+ + + + + + + + +
Источник: « Литература и искусство» №17, 25 апреля 1942 года
# С.Эйзенштейн. Десять лет назад || «Литература и искусство» №18, 1 мая 1942 года
# В.Ширер. Дневник американского корреспондента || «Литература и искусство» №5, 30 января 1943 года