Илья Сельвинский. Девиз хирурга || «Красная звезда» 8 апреля 1942 года
В зоне артиллерийского обстрела медленно движется поезд с окрыленным названием «Сан-летучка». Проезжая мимо шоссе, раненые видят из окна вереницу волов, везущих арбы, в которых лежали закутанные с головой в одеяла. Это тяжело раненые. Одеяла на них не больничные, солдатского сукна, а ватные, цветные, с уютными разводами, крапинками или глазками, с добротным семейным пододеяльником, который скроен конвертом. Это подарки населения. Они напоминают о мирном времени, о доме, о жене. Одна арба, вторая, третья. Здесь лежат люди с тяжелыми повреждениями тела, с целой очередью пуль в груди, плечах и бедрах.
Поезд проходит мимо и вдруг останавливается: единственная колея искалечена бомбежкой. С поезда соскакивают комиссар эшелона, фельдшера, сестры. Подходят мастера по ремонту и, как часовщики, начинают копошиться в груде вывихнутых рельсов и шпал. Медлительные арбы с семейными одеялами снова появляются в поле зрения раненых, проходят мимо и в конце концов исчезают вдали.
Ночью волы достигают города и выгружают свой груз в отделения для тяжело раненых. Начальник отделения военврач 2-го ранга Сухинин, произведя беглый осмотр прибывших, возвращается в операционную. Большая, погруженная во мрак комната. Над столом, освещенным карманным электрическим фонариком ассистента, склоняется человек в белом халате и, как часовщик, копошится в захваченной никелированными скрепками ране оперируемого. Человек поднимает голову, вопросительно глядит на Сухинина.
- Прибыли тяжело раненые, - говорит Сухинин.
Человек смотрит на него очень зоркими, мудрыми и очень молодыми глазами. Его изломанные под углом брови со всегдашним выражением почти детского любопытства поднимаются еще выше.
- А где же легко раненые?
- Я об’яснял уже вам, профессор, что к нам поступают только тяжелые, - мягко напоминает Сухинин.
- Боюсь, дорогой Иван Алексеевич, что в условиях ожесточенных последних боев не так-то легко было провести разграничение между теми и другими.
Он снова наклоняется над раной и забывает обо всем постороннем. Но уже через полчаса лазарет наполняется сутолокой. Увы, опасения профессора Гуревича оправдались, - это привезли легких, раненых в конечности, положение которых сейчас еще опаснее. Газовая гангрена - это хищница, пользующаяся малейшей проволочкой, чтобы наброситься на раненого. Из коридора доносятся стоны. Особенно волнует один зычный, измученный болью крик сильного и, видимо, мужественного человека.
- Отрежьте мне руку. Слышите вы, руку отрежьте!
Сухинин бежит на крик.
- Кто такой? Как фамилия?
- Руку, говорю, отрежьте. Говорухин, Василий Иванов. Сил моих нет.
Сухинин посмотрел руку, да ее, собственно, и нечего было осматривать. Черно-лиловая и разбухшая, без всяких признаков жизни, она уже издавала запах разложения.
- Н-да, - проворчал Сухинин. - В таких случаях, действительно… даже сам Кляпп применяет ампутацию.
- А ну его к бесу, вашего Кляппа, - раздается чей-то задорный голос.
Сухинин обернулся - профессор.
- Но ведь она мертва.
- Смотря для кого. А ну-ка, землячок, за мной марш.
- Отрубать будете? - с надеждой спрашивает Говорухин.
- Отрубать не штука. Мы попробуем кое-что похитрее.
…Говорухин лежит на столе. Доктор Сухинин держит фонарик. Профессор вооружается скальпелем. Артистически оперируя им, он говорит плавно, изящно, законченно, как на лекции:
- Сначала преградим гангрене доступ от руки к плечу. Европейский авторитет Кляпп делает это путем отсечения пораженного члена. А мы попробуем проделать барьерный ров.
- Как вы говорите?
- Ров, говорю. Вроде противотанкового.
Хирург обводит ножом кольцо вокруг руки по живой коже, чуть повыше мертвой, и затем делает глубокий надрез по кольцу до самых фасций. Смело и в то же время осторожно перерезает и их, оставляя нетронутой только мышцу.
- Итак, мы можем быть уверены, дорогой Иван Алексеевич, что гангрена примет наш маневр за самую настоящую ампутацию. Во всяком случае, она будет держать себя так, как если бы мы удалили руку целиком. Ведь в чем тут, собственно говоря, секрет? Секрет в том, что гангрена движется только по поверхности, не углубляясь во внутрь. Ее пути - это кожа, подкожная клетчатка, фасции - и только в самых редких случаях мышцы. Установив эту особенность гангрены, невольно задаешь себе вопрос: зачем же отрезать конечность целиком, если можно ограничиться только преградой в виде барьерного рва?
- Остроумно, - сказал ошеломленный Сухинин. - А что же мы сделаем с мертвой частью?
- Попробуем оживить, - весело восклицает профессор и быстрым движением делает ряд разрезов от локтя до кисти на гниющей, отупевшей ткани. Больному сразу становится легче. Приток воздуха, которого так боится гангрена, возможность разбухшей, задушенной клетчаткой и апоневрозом мышце найти более удобное положение сразу облегчили работу сердца.
Профессор держит Говорухина за руку. Теперь удивленные его брови сдвинулись. Он молчит, он весь - напряженное ожидание. Казалось, все его нервы сосредоточились в большом пальце, который он держит под самой кистью больного. Он ждет пульса. Сейчас должно произойти воскрешение из мертвых. Рука мертва. Он вспоминает рассказ Мопассана о рыбаке, который хоронил свою руку. Он уложил ее в гробик, вырыл для нее могилку, устроил погребальную процессию. Рыбак отнесся к ней, как к самостоятельному организму, как к человеку, который мог жить, но умер. И точно так же относится к руке бойца Говорухина профессор Гуревич.
«Рука должна жить, - думает он. - Она должна разить врагов родины, отбросить их назад, туда, откуда они пришли на советские границы. Как ни дико звучит это в условиях войны, но наш девиз - борьба за каждую полноценную человеческую жизнь».
И как бы в ответ на эту могучую пульсацию воли - под пальцем профессора, как отдаленное телеграфное постукивание Морзе, поползли далекие точки говорухинского пульса. Слабые, едва ощутимые, они с безграничным упорством передавали только одно слово: «жизнь, жизнь, жизнь». Рука была жива. || Илья Сельвинский. КРЫМ. (По телеграфу).
+ + + + + + + + + + + + + + + + + + + + +
Мастера меткого выстрела
БРЯНСКИЙ ФРОНТ, 7 апреля. (По телеграфу от наш. корр.). В частях N соединения с каждым днем все больше разрастается снайперское движение. Инициатива в этом важном деле принадлежит комсомольцам.
В части, где комиссаром тов. Макаричев, недавно состоялся слет снайперов, на котором присутствовали и бывалые воины, и бойцы нового пополнения. Комиссар части привел на слете интересную цифру. «Наши снайперы, - сказал он, - истребили около трех тысяч немецких солдат и офицеров, одного генерала».
Снайперы делились на слете своим богатым опытом. Сержант Ляшенко в течение одного дня точными выстрелами уложил 12 фашистов. Он часами терпеливо ведет наблюдение ив своего блиндажа и, заметив цель, бьет без промаха. Снайпер Сургай рассказал, что бойцы его подразделения крепко верят в силу винтовки. На-днях подразделение интенсивным винтовочным огнем успешно отразило контратаку целого неприятельского батальона, нанеся фашистам большой урон. Сам Сургай - известный стрелок по дальним целям. С расстояния 1400 метров он отправил на тот свет немецкого офицера. Снайпер Рожков с дальних дистанций уничтожил шестерых немцев. В другом бою, ведя прицельный огонь на расстояние 700 метров, Рожков снял двух фашистских наблюдателей, сидевших на крыше дома.
Сержант Сорокин так рассказывал о своей боевой работе: «Выбрал я себе позицию, винтовку пристрелял точно по ориентирам и взялся за дело. Деревушка, где расположились фашисты, от нас была примерно в полутора километрах. Каждое утро немцы ходят за водой к колодцу. Расстояние я определил - 1200 метров. 29 марта в десять утра уложил я у колодца первого фашиста. Как только выстрелил, посмотрел в бинокль. Смотрю, лежит немец у колодца. Через несколько минут к колодцу идет второй. Снял я и второго, а потом часового у избы. В тот день немцы свои караулы по задворкам разводили, на улицу боялись выходить. На следующее утро мне удалось свалить еще трех немцев, потом двух».
Слеты снайперов проходят и в других частях. Они показывают, какой ценный опыт накопили наши передовые стрелки в боях с фашистами.
+ + + + + + +
Источник: « Красная звезда» №82, 8 апреля 1942 года
# К.Симонов. Малышка || «Красная звезда» №55, 7 марта 1943 года