Рязань. Перегон. Осторожно - графомания!
Не зови экстрим - он сам придет (С) походная мудрость
Если все идет по плану - жди недоброго. А все шло по плану, шестереночки цеплялись одна за одну, а если где чего-то и скользило - например, в Великой Люберецкой пробке - то последствия разгребались. И в полночь на субботу я ввалился на кухню требухинской базы и тут же услышал, что первая очередь перегона стартует в 6 утра, чтобы жеребята ушли за кобылами от базы раньше, чем в левадах окажется остальной контингент... Значит, подъем - в 4.30, а я и так накануне собирался допоздна. Закон накопления свинства сработал.
Заснуть мне толком не удалось - сознание отключилось на какой-то краткий миг; звук мобилы, вырвавший из полубреда, воспринялся с некоторым облегчением. В кухне сидел серый народ во главе с не менее серой Хозяйкой гостиницы, а в окно залпами прилетали капли дождя. Хозяйка кусала губы - Лубек на автомате, поднявшись в три, выпустил в леваду весь незадействованный контингент, и великолепный план трещал, не успев начаться. Струи дождя не добавляли народу энтузиазма... Стрелка весов явственно колебалась, но логика победила - сейчас, а когда еще? Народ влезал в краги и мембранки и один за одним выходил с седлами под мышкой в зеленую муть.
Что ж, пора и мне... Два йогурта, стакан чая. Бриджи, сапоги (хорошо, только промазал), седло, плащ, чомбур. Вальтрап с карманами - обязательно, седельных сум здесь нет, в карманы - поларку в пакете и плащ. Побрел к конюшне через ртутные дождевые струи. Собаку на двор не выгонишь, да... Лада, глубоко заложив на собачий долг, философски пялилась на нас из своей будки. Удивлена была и Мишель - но не забыла тут же пошакалить вкусняшку своей могучей "тарелкой". Половины лошадей нет: проклятье - я, кажется, последний. Нет, появляется Ирина, выводит нашу вороную соседку. Места хватает, но эти две мымры, оттянув развязки, ухитряются по разу кинуть друг в друга копыта... Вокруг кишат жеребята и мешаются здорово, ибо головы у них по определению нет. Интересно - шкура чистая! Бус существенно грязнее - может, потому, что на травке не валяется? Тяну подпруги; Толстая и впрямь похудела, пряжка улетает далеко под крыло седла, в полутьме с трудом застегиваю пряжку. Наконец, разворачиваю тушу, выхожу под дождь. За воротами базы бурлит косяк. Лезу в седло - полы пончо цепляются за ноги, стремена и ремни аммуняги; как латиносы ездят в пончо, не понимаю, хоть убей. Альтернативы нет: мембранка дала дуба, верная плащ-накидка осталась на родной конюшне. Сел. В руки суют привязь заводной лошади - гнедой с изящной мордахой, при ней тоже жеребенок. Напутствуют - поставить слева, чембур сократить до полутора метров. С хлыстом рук не хватает, а заводная дергается, не понимает, что происходит и слева категорически не встает. Хозяйка гостиницы велит вести, как идет, дает отмашку на старт, и колонна вытягивается вдоль шоссе.
Колонна? Пока это какой-то клубок, идущий не пойми каким аллюром. Толстая прет по курсу, как танк, заводная тянет в свою сторону, кто-то пытается пилить галопом по асфальту, какая-то пристяжка, наоборот, тянет к базе... Вокруг, как отара, бегают жеребята - все одинаковые, рыжие, среди них баскервильским псом носится Ираклий. Повод в левой руке, там же хлыст, в правой - чомбур, а зараза заводная отвоевывает дециметр за дециметром: летя стремительным домкратом, мы чуть не снесли всадника, пытаясь объехать его с разных сторон. Сейчас бы и рулить шенкелем, но Мишель делает вид, что не знает, что это такое - а, может, и впрямь отвыкла за два месяца декрета. Ладно, для начала сделаем правильную посадку - насколько позволяет ментовское седло и животина под бортом; обычно Мишка на это реагирует. С большим трудом вывел шенкель к подпруге - особо не помогло, но заметил, что сижу на учебной рыси, сижу органично и комфортно, от седла не отрываюсь, что особенно ценно с моим прицепом. И с тем, что стремена выставлены под манежную езду - сам виноват, прощелкал. Зато было наплевать, что бинфутеров у этого седла по определению нет и луки задней, по сути, тоже... Спасибо давешней баталии с Бусом - сижу, и, видимо, это влияет: скорость стабилизировалась. Подтянул к себе пристяжку - вроде, покорилась судьбе, идет культурно. Когда из-за поворота вырулил ранний автобус и вся кампания довольно нервно шугнулась вбок, наша связка сманеврировала прилично - видимо, притерлись. Впрочем, и другие связки потихонечку входили в ритм; задача уйти от базы, не растеряв жеребят, была решена. Собственно, поэтому и по шоссе поперлись - места незнакомые, от коллектива никто не уйдет.
С шоссе мы свернули на знакомую ЛЭП, почти сразу ушли на узкоколейку, лучом разрезающую лес. Волнами шли лесные запахи - хвои, мокрой листвы, иногда, совсем неожиданно - тонкий запах цветов, откуда такой здесь? Источник нашелся - чапыжник, русский жасмин; сперва я принял его за яблоню, удивлялся - откуда столько вдоль узкоколейки растет. А цветов, кроме вездесущих одуванчиков, было еще немного... Зато хвойные - все подряд - выбросили желтые стрелки, пушистые, как тополевые сережки.
Напряжение спало; народ пошел трепаться, жеребята организовывали мини-косячки и носились вокруг. Сколько раз в разные годы жеребята сбивали у меня стремя с ноги... Кажется, чего-то изменилось - сколько раз в носок сапога не влетал жеребячий зад, нога торчала в стремени, как влитая. Ну, а если напоролся на сапог - твои проблемы, юный орел. От этой мешанины, в свою очередь, напрягались мамаши: время от времени раздавались трубные вопли. Мишель басила, как торговка с Привоза, и на всякий случай строила "крысы" соседке - та не отвечала и на рожон не перла, но время от времени пробовала обгонять... Мишель тоже прибавляла, наезжая на хвосты впереди идущих - вот и огребла копытом в челюсть от старухи Парчи. Старуха была не в духе - ей явно было тяжело, под раздачу угодила не только Мишель. Сокращать Толстую поводом не хотелось, и я снова сидел на комфортной учебной рыси - интересно, насколько эстетичной. Строевая же получалась куда менее удобной... Впрочем, рысить именно в этом седле - дело последнее.
Лесная прогулка кончилась, когда узкоколейка перескочила трассу и мы оказались на дальней окраине Заборья. Стратегический замысел предполагал идти задами вдоль узкоколейки и форсировать вторую трассу возле знакомого до боли кафе Лесное, далее - через лес мимо Лысой горы и быших пионерлагерей, в поля и на мост в Агропустыни: в Оку плеснуло водички, брод напротив лагеря был затоплен и туда не стоило соваться даже на взрослых лошадях, а не то, что с нашим детсадом... Крюк выходил километров восемь-десять. Побрели по селу, где почти уже не осталось села - три четверти его занимали коттеджи разной степени навороченности, все - за солидными заборами. Смотрелось это изрядным диссонансом - вспомнился Чемал на Алтае, где апартаменты и коттеджи торчали среди откровенных развалюх. Или сходство было в том, что проулки и там, и тут были широкие и по ним в несколько рядов шли грунтовые колеи? Массив был немаленький, но по случаю субботнего утра народ в коттеджах благополучно дрых, и машин нам навстречу, считай, не попадалось. МТС, тем не менее, жила и работала - оттуда на наших глазах выехало аж три трактора и расползлись кто куда - к счастью, в другую сторону.
По населенке брели долго; я было сбился с ориентиров, но привязался к куполам церкви в дальней части Солотчи. Дождь почти перестал. Поглядывая за жеребуськой, обернулся назад - за колонной тянулась добрая колея, перекопавшая черный торф: вроде, два с половиной десятка голов, а настоящая сакма получилась. После реальной орды в степи, видимо, оставалась пахота конкретная... А настоящей русской распутицы мы, в своем XXI веке, и не нюхали - кажется, лошади куда хлеще машин дороги похабят.
Остановились на кормление жеребят... Воспользовался случаем, решил подтянуть путлища. Куча веревок в руках, полы плаща, мерзавка Толстая, что не желала стоять, а медленно пилила вперед, поедая травку (заподпружится ведь, сволочь!). Разумеется, оба раза потерял правильную дырку, выставлял потом из соображений здравого смысла, последнюю - уже на ходу. Посадка лучше не стала, но хоть рысить стало удобнее. Кстати, Толстая выбрала себе «ведущий» хвост, держалась в упор за ним, а, будучи разлученной, тут же старалась пробиться к нему сквозь любую толпу. Забавно - пропихиваться удавалось даже с заводной... Видимо, чему-то я прямо на ходу научился.
Вторую трассу форсировали в районе бывшей Лесной Сказки - тут уж начинались места знакомые: сколько раз мы ездили тут в монастырь на молоком-сметаной или за пивом в киоск на Лысой горе! Лошадей нахально привязывали у памятника Ленину. Только вот Солотча была тогда местом уютным, патриархальным, и не было там ни размножающихся делением коттеджей, ни бордельного вида гостиницы с искусственными пальмами перед фасадом. Да и вдоль трассы я бы сейчас не ездил - даже с поправкой на здравый смысл здешних лошадей, мозгов у которых больше, чем у некоторых водил. Итак, трассу мы перескочили без проблем (правда, Мишель почему-то не пошла через пологий кювет, пришлось исхитриться), порысили вниз через сосновый лес... Бывшие пионерлагеря были восстановлены как-то наполовину - новые золотистые срубы соседствовали с руинами. Железный киоск под развалинами трамплина, куда когда-то совал морду Буян, сменился тезовым шатром с логотипом "Старого мельника" - будем знать, что пиво здесь не перевелось, хотя сельпо в Агропустыни будет явно поближе. Мишка нахально нагибалась за травой и ветками - а так как шенкель для нее аргументом сейчас не был, в дело шла волшебная палочка, сиречь хлыстик. Попадала она, как правило, по полам плаща, очень мерзко свистела - Мишка передергивала ушами и соглашалась пройти без подножного корма еще метров двести.
Вот, наконец, "черноморские" кустики и "байкальский" песчаный спуск к старице - летом там загорали горы человеческого мяса вполне в черноморских масштабах. Сейчас от них остались натуральные мусорные холмы. Проклятье - самому не противно загорать на реальной помойке? Все ж на машинах приезжают - впадлу увести свое дерьмо? Под копытами лошадей три раза разлетелись полускрытые травой пивные бутылки... Одну из них раздавила своей тарелкой Толстая, и это мне не понравилось очень.
Поступила команда отцепить половину пристяжек - в том числе и мою. Заводная не хотела стоять смирно, пока я отвяжу привязь, перла вперед - в сторону, Мишель тоже решила разойтись. Снова чуть не снесли привязью всадника - тот не обиделся и даже развязать помог. Смотал привязь, щелкнул карабином к кольцу на передней луке. Моток на честном слове разложился по обеим сторонам холки... Я засек время - сколько продержится, прежде чем упадет. Не упал - а потом было три длинных рыси, и даже несколько темпов галопа Толстая сделала. Вот он, несомненный плюс круглой лошади.
Прошла команда на рысь - аккурат в тех краях, где с пяток лет назад я был свидетелем (и в какой-то степени виновником) великого отстрела с Толстой - в общем, носите, люди, шлем. Решил потрепаться на тему с идущей впереди хозяйкой Сказки - и понял, что Толстой это будет в тягость. Шея и так мокрая не от дождя, а скорее, от пота. Ладно, животная бежит стабильно, в общей куче - ради чего досылать? Грамотно, кстати, бежит, по травке, а не по скользкой грунтовке - вот когда посадку отрабатывать надо, на управление не отвлекаясь. А управление, как ушла заводная, стало на порядок лучше; взял, наконец, поводья в две руки, ввел в правильный контакт, поднял башку, чтобы траву не лопала - недолго ведь осталось, потерпит. А рысь продолжается, народ раздухарился и летит... Мой плащ, как парус, хлопает. Жеребята устали - не ржут уже, а блеют; маленький наш вовсе приуныл, бежит за хвостом, и переда его мне что-то не нравятся - мягкие бабки у него, что ли? И Ираклий через силу бежит - мокрый, язык до земли. И тут на глине завалилась старуха Парча - пусть и вскочила, темпа не потеряв, но все же... Народ стал тормозиться, и тут раздалась забористая брань Хозяйки - она отстала со своей заводной, и давно кричала, чтобы тормозили, но слова уносило ветром. Нет бы кому обернуться... Страшное дело азарт.
Срезав через луг, вышли к мостику возле Агропустыни. Солотча была наполнена водой именно что вровень с берегами - и такое в конце мая! И Хозяйка такого не припоминала, чего тут о нас говорить. С мостика открывались водные просторы, по которым вполне можно было под парусом ходить. И вот мы простучали по мостику и стали на финишную прямую... Это место - какой-то антипортал: в лагерь попадаешь, как на перевал, что, как известно, открывается ровно тогда, когда уверуешь в его бесконечность. Странно было видеть нецветущий шиповник, да что нецветущий - подозрительно голый! Ничего, две недели - и все здесь расцветет... Отпустили последние пристяжки; самые нахальные конины потихоньку отгребали в сторонку и пытались там вкопаться на травке; Хозяйке пришлось работать ковбоем, регулярно отлавливая блудную подшефную животину. Остальные держались в пределах общей кучи, но местами уже пошли табунные разборки. Сделали еще две рысишки; Толстая несколько раз хорошо споткнулась - я вспомнил хрустнувшую под копытом бутылку и попросил Хозяйку посмотреть, не хромает ли лошадь. Нет, не хромает... Дай Бог.
Последние километры прошли в птичьем щебете. Над каждым кустом трепыхался в небе свой жаворонок, куковала кукушка (откуда она в полях, болезная?), стрижи проносились прямо через табун, как истребители из Звездных войн. Соловьи заливались даже под дождем... Впрочем, дождь полил серьезно лишь тогда, когда мы въехали в лагерь. Лагерь изменился серьезно - новый навес стоял буквой П и казался, скорее, основой для летников. Над самым обрывом возвели каркас еще одного навеса - и именно там гремели досками старый алкан дядя Миша и двое душманов. Видимо, Николаич решил подстраховаться на случай, если к осени новую капитальную конюшню не запустит.
Лошадей было приказано немедленно отпустить на свободу. Я протормозил, подвязывая стремена - и Мишель прыгала вокруг столба, безумными глазами провожая удаляющихся в пампасы товарок. Сорвал недоуздок, оставив чомбур на столбе - и она тяжелой рысью рванула вслед; слегка пошатываясь, следом некоторыми галсами бежал Гордик. Хвостатая банда остановилась метрах в ста от лагеря и впилась в траву, как после блокады. Пытался я скормить Мишке сушечек - какое там... Она мигом превратилась в свободного мустанга и отвалила от меня на другой конец табуна, видимо, не ожидая от меня ничего хорошего. Весь табун дрейфовал вслед за ней и тоже на сушки не покупался. Фотосессия сорвалась - к тому же я в результате опоздал утрамбоваться в Николаевичеву "классику", идущую на базу; впрочем, там и без меня сидело пятеро теток, да еще с седлами... Плевать, пару часов без цивилизации - вовсе не проблема, тем более, что в балагане вполне можно было сховаться от дождя, который припустил с удвоенной силой.
Капли мерно стучали по рубероиду балагана; отпотевшая снаряга медленно остывала, но спас поларковый свитер - правильно я его прихватил. Не лишней оказалась и газовая плита - я вскипятил на ней чаек и медитативно пил под отвергнутые Мишкой баранки. Звуки работы утихли - интересно, куда подевались работяги? Под шорох дождя сознание потихоньку отключалось - шум мотора Николаичевой Газели ворвался в уши раздражающим диссонансом. Как истинный хозяин, он не стал делать порожний в одну сторону рейс - сперва напилил досок для строительства и доставил их на ГАЗели, а два человека, пусть и с седлами в обнимку, в кабину влезут... Влезли, запрессовались. Холодному и мокрому Ираклию места уже не осталось - он сидел под навесом у костерка работяг и почти человеческим языком плакался на судьбу.
Порожняя ГАЗель выбиралась из полей в стиле Кэмел-трофи - в паре мест у нас был хороший шанс усвистеть в паводковую Солотчу. Крутя баранку, как реальный раллист, Николаич бранил нашу команду, вспахавшую копытами дорогу вместо того, чтобы рулить через степь. Ох, что будет на дороге, когда сюда до кучи меринов пригонят... Мероприятие ожидалось после обеда, я был уверен, что мне еще раз обеспечат хвост-другой - и особого восторга от этого не испытывал, но морально готовился. Все это было всуе - желающих хватило и без меня, и объявили об этом в последний момент. Несколько обиделся, пошел спать - провалялся часов пятнадцать, недосып прошлых недель и сопутствующее ему дерьмо испарились напрочь. А второй перегон оказался достаточно экстремальным - местное сельпо перевыполнило план по тортам. А что я - я ничего... Только за пять лет никому из здешних гавриков ссадить меня не удалось.
Если все идет по плану - жди недоброго. А все шло по плану, шестереночки цеплялись одна за одну, а если где чего-то и скользило - например, в Великой Люберецкой пробке - то последствия разгребались. И в полночь на субботу я ввалился на кухню требухинской базы и тут же услышал, что первая очередь перегона стартует в 6 утра, чтобы жеребята ушли за кобылами от базы раньше, чем в левадах окажется остальной контингент... Значит, подъем - в 4.30, а я и так накануне собирался допоздна. Закон накопления свинства сработал.
Заснуть мне толком не удалось - сознание отключилось на какой-то краткий миг; звук мобилы, вырвавший из полубреда, воспринялся с некоторым облегчением. В кухне сидел серый народ во главе с не менее серой Хозяйкой гостиницы, а в окно залпами прилетали капли дождя. Хозяйка кусала губы - Лубек на автомате, поднявшись в три, выпустил в леваду весь незадействованный контингент, и великолепный план трещал, не успев начаться. Струи дождя не добавляли народу энтузиазма... Стрелка весов явственно колебалась, но логика победила - сейчас, а когда еще? Народ влезал в краги и мембранки и один за одним выходил с седлами под мышкой в зеленую муть.
Что ж, пора и мне... Два йогурта, стакан чая. Бриджи, сапоги (хорошо, только промазал), седло, плащ, чомбур. Вальтрап с карманами - обязательно, седельных сум здесь нет, в карманы - поларку в пакете и плащ. Побрел к конюшне через ртутные дождевые струи. Собаку на двор не выгонишь, да... Лада, глубоко заложив на собачий долг, философски пялилась на нас из своей будки. Удивлена была и Мишель - но не забыла тут же пошакалить вкусняшку своей могучей "тарелкой". Половины лошадей нет: проклятье - я, кажется, последний. Нет, появляется Ирина, выводит нашу вороную соседку. Места хватает, но эти две мымры, оттянув развязки, ухитряются по разу кинуть друг в друга копыта... Вокруг кишат жеребята и мешаются здорово, ибо головы у них по определению нет. Интересно - шкура чистая! Бус существенно грязнее - может, потому, что на травке не валяется? Тяну подпруги; Толстая и впрямь похудела, пряжка улетает далеко под крыло седла, в полутьме с трудом застегиваю пряжку. Наконец, разворачиваю тушу, выхожу под дождь. За воротами базы бурлит косяк. Лезу в седло - полы пончо цепляются за ноги, стремена и ремни аммуняги; как латиносы ездят в пончо, не понимаю, хоть убей. Альтернативы нет: мембранка дала дуба, верная плащ-накидка осталась на родной конюшне. Сел. В руки суют привязь заводной лошади - гнедой с изящной мордахой, при ней тоже жеребенок. Напутствуют - поставить слева, чембур сократить до полутора метров. С хлыстом рук не хватает, а заводная дергается, не понимает, что происходит и слева категорически не встает. Хозяйка гостиницы велит вести, как идет, дает отмашку на старт, и колонна вытягивается вдоль шоссе.
Колонна? Пока это какой-то клубок, идущий не пойми каким аллюром. Толстая прет по курсу, как танк, заводная тянет в свою сторону, кто-то пытается пилить галопом по асфальту, какая-то пристяжка, наоборот, тянет к базе... Вокруг, как отара, бегают жеребята - все одинаковые, рыжие, среди них баскервильским псом носится Ираклий. Повод в левой руке, там же хлыст, в правой - чомбур, а зараза заводная отвоевывает дециметр за дециметром: летя стремительным домкратом, мы чуть не снесли всадника, пытаясь объехать его с разных сторон. Сейчас бы и рулить шенкелем, но Мишель делает вид, что не знает, что это такое - а, может, и впрямь отвыкла за два месяца декрета. Ладно, для начала сделаем правильную посадку - насколько позволяет ментовское седло и животина под бортом; обычно Мишка на это реагирует. С большим трудом вывел шенкель к подпруге - особо не помогло, но заметил, что сижу на учебной рыси, сижу органично и комфортно, от седла не отрываюсь, что особенно ценно с моим прицепом. И с тем, что стремена выставлены под манежную езду - сам виноват, прощелкал. Зато было наплевать, что бинфутеров у этого седла по определению нет и луки задней, по сути, тоже... Спасибо давешней баталии с Бусом - сижу, и, видимо, это влияет: скорость стабилизировалась. Подтянул к себе пристяжку - вроде, покорилась судьбе, идет культурно. Когда из-за поворота вырулил ранний автобус и вся кампания довольно нервно шугнулась вбок, наша связка сманеврировала прилично - видимо, притерлись. Впрочем, и другие связки потихонечку входили в ритм; задача уйти от базы, не растеряв жеребят, была решена. Собственно, поэтому и по шоссе поперлись - места незнакомые, от коллектива никто не уйдет.
С шоссе мы свернули на знакомую ЛЭП, почти сразу ушли на узкоколейку, лучом разрезающую лес. Волнами шли лесные запахи - хвои, мокрой листвы, иногда, совсем неожиданно - тонкий запах цветов, откуда такой здесь? Источник нашелся - чапыжник, русский жасмин; сперва я принял его за яблоню, удивлялся - откуда столько вдоль узкоколейки растет. А цветов, кроме вездесущих одуванчиков, было еще немного... Зато хвойные - все подряд - выбросили желтые стрелки, пушистые, как тополевые сережки.
Напряжение спало; народ пошел трепаться, жеребята организовывали мини-косячки и носились вокруг. Сколько раз в разные годы жеребята сбивали у меня стремя с ноги... Кажется, чего-то изменилось - сколько раз в носок сапога не влетал жеребячий зад, нога торчала в стремени, как влитая. Ну, а если напоролся на сапог - твои проблемы, юный орел. От этой мешанины, в свою очередь, напрягались мамаши: время от времени раздавались трубные вопли. Мишель басила, как торговка с Привоза, и на всякий случай строила "крысы" соседке - та не отвечала и на рожон не перла, но время от времени пробовала обгонять... Мишель тоже прибавляла, наезжая на хвосты впереди идущих - вот и огребла копытом в челюсть от старухи Парчи. Старуха была не в духе - ей явно было тяжело, под раздачу угодила не только Мишель. Сокращать Толстую поводом не хотелось, и я снова сидел на комфортной учебной рыси - интересно, насколько эстетичной. Строевая же получалась куда менее удобной... Впрочем, рысить именно в этом седле - дело последнее.
Лесная прогулка кончилась, когда узкоколейка перескочила трассу и мы оказались на дальней окраине Заборья. Стратегический замысел предполагал идти задами вдоль узкоколейки и форсировать вторую трассу возле знакомого до боли кафе Лесное, далее - через лес мимо Лысой горы и быших пионерлагерей, в поля и на мост в Агропустыни: в Оку плеснуло водички, брод напротив лагеря был затоплен и туда не стоило соваться даже на взрослых лошадях, а не то, что с нашим детсадом... Крюк выходил километров восемь-десять. Побрели по селу, где почти уже не осталось села - три четверти его занимали коттеджи разной степени навороченности, все - за солидными заборами. Смотрелось это изрядным диссонансом - вспомнился Чемал на Алтае, где апартаменты и коттеджи торчали среди откровенных развалюх. Или сходство было в том, что проулки и там, и тут были широкие и по ним в несколько рядов шли грунтовые колеи? Массив был немаленький, но по случаю субботнего утра народ в коттеджах благополучно дрых, и машин нам навстречу, считай, не попадалось. МТС, тем не менее, жила и работала - оттуда на наших глазах выехало аж три трактора и расползлись кто куда - к счастью, в другую сторону.
По населенке брели долго; я было сбился с ориентиров, но привязался к куполам церкви в дальней части Солотчи. Дождь почти перестал. Поглядывая за жеребуськой, обернулся назад - за колонной тянулась добрая колея, перекопавшая черный торф: вроде, два с половиной десятка голов, а настоящая сакма получилась. После реальной орды в степи, видимо, оставалась пахота конкретная... А настоящей русской распутицы мы, в своем XXI веке, и не нюхали - кажется, лошади куда хлеще машин дороги похабят.
Остановились на кормление жеребят... Воспользовался случаем, решил подтянуть путлища. Куча веревок в руках, полы плаща, мерзавка Толстая, что не желала стоять, а медленно пилила вперед, поедая травку (заподпружится ведь, сволочь!). Разумеется, оба раза потерял правильную дырку, выставлял потом из соображений здравого смысла, последнюю - уже на ходу. Посадка лучше не стала, но хоть рысить стало удобнее. Кстати, Толстая выбрала себе «ведущий» хвост, держалась в упор за ним, а, будучи разлученной, тут же старалась пробиться к нему сквозь любую толпу. Забавно - пропихиваться удавалось даже с заводной... Видимо, чему-то я прямо на ходу научился.
Вторую трассу форсировали в районе бывшей Лесной Сказки - тут уж начинались места знакомые: сколько раз мы ездили тут в монастырь на молоком-сметаной или за пивом в киоск на Лысой горе! Лошадей нахально привязывали у памятника Ленину. Только вот Солотча была тогда местом уютным, патриархальным, и не было там ни размножающихся делением коттеджей, ни бордельного вида гостиницы с искусственными пальмами перед фасадом. Да и вдоль трассы я бы сейчас не ездил - даже с поправкой на здравый смысл здешних лошадей, мозгов у которых больше, чем у некоторых водил. Итак, трассу мы перескочили без проблем (правда, Мишель почему-то не пошла через пологий кювет, пришлось исхитриться), порысили вниз через сосновый лес... Бывшие пионерлагеря были восстановлены как-то наполовину - новые золотистые срубы соседствовали с руинами. Железный киоск под развалинами трамплина, куда когда-то совал морду Буян, сменился тезовым шатром с логотипом "Старого мельника" - будем знать, что пиво здесь не перевелось, хотя сельпо в Агропустыни будет явно поближе. Мишка нахально нагибалась за травой и ветками - а так как шенкель для нее аргументом сейчас не был, в дело шла волшебная палочка, сиречь хлыстик. Попадала она, как правило, по полам плаща, очень мерзко свистела - Мишка передергивала ушами и соглашалась пройти без подножного корма еще метров двести.
Вот, наконец, "черноморские" кустики и "байкальский" песчаный спуск к старице - летом там загорали горы человеческого мяса вполне в черноморских масштабах. Сейчас от них остались натуральные мусорные холмы. Проклятье - самому не противно загорать на реальной помойке? Все ж на машинах приезжают - впадлу увести свое дерьмо? Под копытами лошадей три раза разлетелись полускрытые травой пивные бутылки... Одну из них раздавила своей тарелкой Толстая, и это мне не понравилось очень.
Поступила команда отцепить половину пристяжек - в том числе и мою. Заводная не хотела стоять смирно, пока я отвяжу привязь, перла вперед - в сторону, Мишель тоже решила разойтись. Снова чуть не снесли привязью всадника - тот не обиделся и даже развязать помог. Смотал привязь, щелкнул карабином к кольцу на передней луке. Моток на честном слове разложился по обеим сторонам холки... Я засек время - сколько продержится, прежде чем упадет. Не упал - а потом было три длинных рыси, и даже несколько темпов галопа Толстая сделала. Вот он, несомненный плюс круглой лошади.
Прошла команда на рысь - аккурат в тех краях, где с пяток лет назад я был свидетелем (и в какой-то степени виновником) великого отстрела с Толстой - в общем, носите, люди, шлем. Решил потрепаться на тему с идущей впереди хозяйкой Сказки - и понял, что Толстой это будет в тягость. Шея и так мокрая не от дождя, а скорее, от пота. Ладно, животная бежит стабильно, в общей куче - ради чего досылать? Грамотно, кстати, бежит, по травке, а не по скользкой грунтовке - вот когда посадку отрабатывать надо, на управление не отвлекаясь. А управление, как ушла заводная, стало на порядок лучше; взял, наконец, поводья в две руки, ввел в правильный контакт, поднял башку, чтобы траву не лопала - недолго ведь осталось, потерпит. А рысь продолжается, народ раздухарился и летит... Мой плащ, как парус, хлопает. Жеребята устали - не ржут уже, а блеют; маленький наш вовсе приуныл, бежит за хвостом, и переда его мне что-то не нравятся - мягкие бабки у него, что ли? И Ираклий через силу бежит - мокрый, язык до земли. И тут на глине завалилась старуха Парча - пусть и вскочила, темпа не потеряв, но все же... Народ стал тормозиться, и тут раздалась забористая брань Хозяйки - она отстала со своей заводной, и давно кричала, чтобы тормозили, но слова уносило ветром. Нет бы кому обернуться... Страшное дело азарт.
Срезав через луг, вышли к мостику возле Агропустыни. Солотча была наполнена водой именно что вровень с берегами - и такое в конце мая! И Хозяйка такого не припоминала, чего тут о нас говорить. С мостика открывались водные просторы, по которым вполне можно было под парусом ходить. И вот мы простучали по мостику и стали на финишную прямую... Это место - какой-то антипортал: в лагерь попадаешь, как на перевал, что, как известно, открывается ровно тогда, когда уверуешь в его бесконечность. Странно было видеть нецветущий шиповник, да что нецветущий - подозрительно голый! Ничего, две недели - и все здесь расцветет... Отпустили последние пристяжки; самые нахальные конины потихоньку отгребали в сторонку и пытались там вкопаться на травке; Хозяйке пришлось работать ковбоем, регулярно отлавливая блудную подшефную животину. Остальные держались в пределах общей кучи, но местами уже пошли табунные разборки. Сделали еще две рысишки; Толстая несколько раз хорошо споткнулась - я вспомнил хрустнувшую под копытом бутылку и попросил Хозяйку посмотреть, не хромает ли лошадь. Нет, не хромает... Дай Бог.
Последние километры прошли в птичьем щебете. Над каждым кустом трепыхался в небе свой жаворонок, куковала кукушка (откуда она в полях, болезная?), стрижи проносились прямо через табун, как истребители из Звездных войн. Соловьи заливались даже под дождем... Впрочем, дождь полил серьезно лишь тогда, когда мы въехали в лагерь. Лагерь изменился серьезно - новый навес стоял буквой П и казался, скорее, основой для летников. Над самым обрывом возвели каркас еще одного навеса - и именно там гремели досками старый алкан дядя Миша и двое душманов. Видимо, Николаич решил подстраховаться на случай, если к осени новую капитальную конюшню не запустит.
Лошадей было приказано немедленно отпустить на свободу. Я протормозил, подвязывая стремена - и Мишель прыгала вокруг столба, безумными глазами провожая удаляющихся в пампасы товарок. Сорвал недоуздок, оставив чомбур на столбе - и она тяжелой рысью рванула вслед; слегка пошатываясь, следом некоторыми галсами бежал Гордик. Хвостатая банда остановилась метрах в ста от лагеря и впилась в траву, как после блокады. Пытался я скормить Мишке сушечек - какое там... Она мигом превратилась в свободного мустанга и отвалила от меня на другой конец табуна, видимо, не ожидая от меня ничего хорошего. Весь табун дрейфовал вслед за ней и тоже на сушки не покупался. Фотосессия сорвалась - к тому же я в результате опоздал утрамбоваться в Николаевичеву "классику", идущую на базу; впрочем, там и без меня сидело пятеро теток, да еще с седлами... Плевать, пару часов без цивилизации - вовсе не проблема, тем более, что в балагане вполне можно было сховаться от дождя, который припустил с удвоенной силой.
Капли мерно стучали по рубероиду балагана; отпотевшая снаряга медленно остывала, но спас поларковый свитер - правильно я его прихватил. Не лишней оказалась и газовая плита - я вскипятил на ней чаек и медитативно пил под отвергнутые Мишкой баранки. Звуки работы утихли - интересно, куда подевались работяги? Под шорох дождя сознание потихоньку отключалось - шум мотора Николаичевой Газели ворвался в уши раздражающим диссонансом. Как истинный хозяин, он не стал делать порожний в одну сторону рейс - сперва напилил досок для строительства и доставил их на ГАЗели, а два человека, пусть и с седлами в обнимку, в кабину влезут... Влезли, запрессовались. Холодному и мокрому Ираклию места уже не осталось - он сидел под навесом у костерка работяг и почти человеческим языком плакался на судьбу.
Порожняя ГАЗель выбиралась из полей в стиле Кэмел-трофи - в паре мест у нас был хороший шанс усвистеть в паводковую Солотчу. Крутя баранку, как реальный раллист, Николаич бранил нашу команду, вспахавшую копытами дорогу вместо того, чтобы рулить через степь. Ох, что будет на дороге, когда сюда до кучи меринов пригонят... Мероприятие ожидалось после обеда, я был уверен, что мне еще раз обеспечат хвост-другой - и особого восторга от этого не испытывал, но морально готовился. Все это было всуе - желающих хватило и без меня, и объявили об этом в последний момент. Несколько обиделся, пошел спать - провалялся часов пятнадцать, недосып прошлых недель и сопутствующее ему дерьмо испарились напрочь. А второй перегон оказался достаточно экстремальным - местное сельпо перевыполнило план по тортам. А что я - я ничего... Только за пять лет никому из здешних гавриков ссадить меня не удалось.