Колбаса
-- Яги, ты где? Я умираю, ну где же ты? Ты купила колбасу, Яги?
Сто раз говорила ей как меня зовут. И кивает, соглашается, улыбается (нет, пожалуй не улыбается -- скалится), а потом опять своё Яги. И будто специально подчёркивает ударение на я, протяжное -- яяяяги, знает же, что не переношу ударение на эту треклятую я. На второй слог, даже в твоём дурацком -- на второй, всяко лучше этого ужасного протяжного яяяги. Но не скажу ничего, чего тут говорить, бесполезно. И всегда так жалостно зовёт, будто действительно умирает.
-- Да, Нора, купила, сейчас приду, -- сегодня будет колбаса так колбаса. Не забудешь эту колбасу.
Честно говоря, я никогда не любила своё имя -- Ягут, кто, интересно, так придумал назвать. Что это вообще значит. Помню в школе все девочки бегали с анкетами. Брали общую тетрадку, разрисовывали её красиво и всем давали заполнять, только я не заполняла, спотыкалась на имени. Как зовут, что любишь, о чём мечтаешь, кто из мальчиков в классе больше всего нравится, кто из девочек, какую собаку хочешь. Собаку. Я всегда хотела собаку, сколько себя помню. Но ни у кого не было времени. А потом, когда в музыкалку при консерватории перешла, так стало понятно, что и у меня его нет. Но всё равно хотела. Смешно, правда, кому теперь моя консерватория нужна? Кому вообще всё это нужно. Чтобы Норе попу мыть, никакая консерватория даром не нужна. Я уж и не помню когда в последний раз не то что играла, когда пианино-то видела.
-- Яги, ну где же ты? Ты смерти моей хочешь? Ты хочешь уморить меня голодом? Хочешь, чтобы я сдохла, да?
Второй акт. Сейчас плакать начнёт, потом орать, потом смеяться.
-- А почему вы хотите у нас работать? -- она смотрела на меня и ждала ответа. Смешно, честное слово. Что мне ей сказать? Вот она сидит -- в своей красивой юбке, у неё зарплата, у неё язык, ей не надо думать на что хлеб купить. Нет, конечно, я не планировала там долго задерживаться, но куда я ещё могла пойти? Вот куда? Консерватория -- пшик, да и только. Языка не знаю, здесь без году неделя, что мне прикажете делать -- министром проситься?
-- Я люблю людей. Люблю и умею ухаживать за пожилыми, -- на самом деле, я даже почти не врала. Десять лет с лежачей матерью -- тут кто хочешь чему хочешь научится. Не пошла бы попы мыть, кабы жизнь не заставила, что она -- дура? Задаёт дурацкие вопросы и ждёт. Чего она ждёт? -- Хорошо готовлю, -- и это чистая правда. Вот если что ещё умею в жизни, так это готовить.
Но надо отдать ей должное. Про норин характер она мне сразу сказала. Сказала, что уже три сиделки сбежали, только их и видели. В подробности не входила, но сказала
-- Есть одна женщина. Характер у неё, правда, сложный. Но, в общем и целом, не самый плохой вариант. Не в маразме, в здравом уме и трезвой памяти, язык учить не надо, она из ваших краёв родом. Но характер сложный -- я обязана предупредить, чтобы потом вы не приходили и не говорили, что не сказала. Вы понимаете?
И смотрела на меня как на пришпиленную муху. Я и есть муха. Подумаешь, характер сложный. Это они не видели сложных характеров -- когда ты варишь суп, а тебя потом в него мордой, не суп вовсе хотели, а жаркое. Ну да, сказали суп, но потом же передумали. А я что -- телепат?
-- Яги, где моя колбаса? Ну где?
Вот уже и плакать начала. Сейчас, сейчас -- будет тебе твоя колбаса. Много колбасы, как ты любишь. Подожди немного.
Поначалу я её побаивалась. Она из тех, которых я всю жизнь побаивалась. В классе была такая -- Юлька, королева жизни. Все девчонки ей в рот смотрели, мальчишки домой провожали. Всё ей. Красивая, да. Но глупая. Правда тогда это не имело значения. А Нора не только красивая, она ещё и умная. Ни дать ни взять королева. Показывала мне фотографии -- где она молодая. Стоит прямо, красивая, глаз не оторвать. А взгляд -- колючий, высокомерный, снисходительный. Знает цену не только себе, но и всем окружающим. И все они, совершенно все, кроме её обожаемого сыночка -- ничего не стоят. Ни гроша. Ничего, бросил её обожаемый сыночек, не справился с мамашей. За сиделками побежал, как только петух клюнул. Жалко мне её даже было. Не то чтобы жалко, таких людей и не пожалеешь особо -- как мне её жалеть, когда она даже сейчас на меня смотрит как лось на кровососку -- но обидно. Не могу объяснить, никогда не могла. Обидно -- что вот даже такую бросили. Хотя, чего уж тут говорить, таких, наверное, не бросают -- это так, статистическая ошибка.
Говорить с ней интересно. Вот с Юлькой неинтересно было. С ней вообще не поговорить было. Она не по разговорам. А с Норой интересно. И плевала я на всё её высокомерие -- подумаешь. Ведь интересно же рассказывает. Даже про любовников рассказывала -- снисходительно, но шёпотом. Как будто это имеет сейчас какое-то значение. Подумаешь, любовники -- нашла чем удивить.
-- Яги! Ты хочешь меня в могилу свести! Тебе за что деньги платят? Ты чего там делаешь? Где моя колбаса?!
Сердится. Но не встанет, не подойдёт. Сегодня представление под названием -- я не могу ходить, я несчастная, меня все бросили, даже колбасы не дают. Не подойдёт, ни за что не подойдёт. А я подойду, конечно, подожди, Нора, подожди. Через пять минут получишь свою колбасу.
Потом мы даже подружились. Ну, как подружились. Понятно, что я ей -- плюнуть и растереть. Но ведь, кроме меня, и поговорить особо не с кем. Тут и с батареей подружишься, если надо. Стала больше рассказывать, больше вспоминать. Будто ей необходимо было кому-то рассказать всю свою жизнь, всю. Как есть, без прикрас. Рассказала мне про собаку....
-- Яги, а ты знаешь, я когда девчонкой была, я думала, что я страшная. Вот действительно страшная. Думала, что меня только на роль Яги и брать, -- и рассмеялась дробно. Её всегда веселило это будто бы совпадение, -- А мне хотелось королевой быть. Вот, чтобы все девчонки мне в рот смотрели, чтобы все мальчишки только в меня влюблялись, чтобы всеми повелевать. Ты и не поймёшь, наверное, -- она тогда так посмотрела, что сбежать захотелось. И не скрывает даже -- я не человек для неё. Во всяком случае, не полноценный человек. Так, обслуга. А чего это я не понимаю. Я очень даже понимаю. Даром что ли я Юльку до сих пор помню. И мне хотелось. Я даже думать об этом начала, как услышала, -- ты не обижайся, но такие, как ты, о таком даже не мечтают. Каждому своё. -- замолчала, заулыбалась. Нора, когда улыбается, сразу красавицей становится. Ни морщин не видно, ни халата не замечаешь. Сидит: прямая, шея длинная, лицо, будто вылепленное. Как вот такая могла думать, что она страшная? Вот как? -- И тогда я составила план, -- Нора тряхнула головой, тихо засмеялась, -- я попросила отца купить мне собаку. Не помню как порода называется, не кинолог я, но я тебе сейчас расскажу какую. Маленькую, белую, пушистую, чтобы глаза как стеклянные бусины, чтобы она была очаровательной. Ты видела таких когда-нибудь? -- я кивнула. Видела, конечно. Сколько слёз я пролила, сколько умоляла, просила, обещала. Именно такую -- маленькую, белую, глаза бусины, пушистая. Чтобы со мной в кровати лежала, чтобы рядом с пианино сидела, пока я тренируюсь, чтобы гулять с ней, тискать её. Я думала, умру тогда. Лягу -- и умру. Ничего, выжила. -- Купил мне отец. Он меня обожал. Любое желание выполнял -- единственная, любимица. Всю жизнь папина дочка была. Именно такую, как описывала. Уж не знаю где он её достал, может и не купил, но принёс. Какая она была очаровательная, ты бы видела! -- Нора всплеснула руками, закатила глаза, -- Глаза бусины, хвостом виляет, ласкается, руки мне облизывает, бегает за мной всюду. -- я тогда чуть не заревела, честное слово. Так ясно я всё это увидела -- и собаку эту, и девочку Нору, красавицу, что бы она себе ни думала, и её отца: высокого, статного. И так мне хорошо тогда стало и её ужасно жалко стало, по-настоящему. Не плохой у неё характер, подумаешь, странности. Стыдно признаться, я тогда чуть обниматься не полезла. Я-то думала, что знаю что будет дальше. Собаки не вечны, что ж поделаешь. Хорошо, что не полезла. -- Если бы ты только знала, -- она вдруг посмотрела на меня спокойно, глаза колючие, словно репей, -- как я её ненавидела! Кто бы знал, как я ненавидела эту бегающую половую тряпку. Слюни её, поведение -- унижающееся, просящее. Как же я её ненавидела! -- я тогда аж вздрогнула. Вот не ожидала, честное слово. Чего угодно ожидала, только не это. И замолчала она вдруг надолго. Молчала, молчала, а я уже испугалась, что она ничего и не скажет больше.
-- А что дальше было, Нора? -- идиотка, вот настоящая идиотка, чего я полезла тогда с вопросами. Она молчала ещё немного, смотрела куда-то мимо меня, вспоминала. Наконец повернулась
-- Было то, что и должно было быть. Фурор! У нас в классе её увидели, все как с ума посходили. А она ни к кому не шла, только ко мне. Но если я говорила, к примеру, Лизавета -- это я назвала её так, не Шариком же ей ходить, -- это друг, это хороший, то тогда она смягчалась. Сразу хвостом начинала вилять, руки облизывать. Они все за мной таскаться начали -- весь класс. Куда ни пойду, сразу -- Норачка, дорогая, может тебе портфель до дому донести, хочешь погулять сегодня пойдём, Нора то, Нора это. Удивительно -- маленькая шавка, а какое влияние, -- ещё бы, я хотела её прервать. Ещё бы не влияние -- когда красивая, ласковая. Таких всегда любят. Она и сама это понимает, не может не понимать, вот сейчас скажет, -- С каждым днём я ненавидела её всё больше и больше. -- она говорила так спокойно, что мне стало страшно. -- Понимаешь, ладно план. Я сама хотела. Но видеть как из-за какой-то шавки я стала королевой. Так что -- без неё, получается, никак? И ещё хуже то, что надо было делать вид, что я влюблена в эту крысу. Гладить её, кормить, гулять с ней. А мне хотелось: изо всех сил, прямо ногой заехать по этому шерстяному боку. Так, чтобы отлетела и о стену размазалась. Вот чтобы размазалась.
Почему я тогда не ушла на кухню? Для чего сидела там? Сама дура, честное слово. Ведь подумать -- чего такого страшного она рассказывала. Подумаешь, есть девочка, есть собака. Девочка не любит собаку. Тоже мне история. Но что-то такое от неё исходило, будто не про собаку она мне рассказывает. Словно, самое главное в её жизни эта собака и эта ненависть. Я погладила её руку, думала смягчится, расплачется. Не Дракула же, в конце концов, обычная женщина -- просто умнее и красивее многих.
-- Как же я плакала, когда она, наконец, издохла! -- Нора громко рассмеялась, от души, -- как же я рыдала! Искренне ведь рыдала, наконец издохла, какое счастье. Помню отец меня утешал, по волосам гладил, сидел на краю кровати и всё говорил что-то, говорил. Как же я рыдала, ты бы видела! -- ну вот, говорю же, не Дракула, обычная женщина. А характер у нас у всех не сахар. -- Хочешь, я тебе расскажу что-то, чего никто не знает, ни одна душа? -- она наклонилась ко мне, вцепилась мне в руку, кисти будто птичьи лапы с когтями, сухие, злые какие-то. Господи, о чём я думаю. Я кивнула -- от страха, мне кажется, она меня тогда словно околдовала, -- Это я её отравила! Я! Надоела она мне, не нужна она мне была больше, я и так королева стала -- что с ней, что без неё. А ненавидела я её так, что даже ночами просыпалась, всё думала о том, как бы её швырнуть, да так, чтобы раз, и всё. Но тогда бы все всё поняли. Я купила колбасы -- знала бы ты, как эта шавка колбасу любила, кусками её жрала, кусками, понимаешь, -- напихала туда крысиного яда и скормила ей. Она не хотела есть, почуяла, а я ей прямо в глотку запихала. -- Нора засмеялась так, что на глазах выступили слёзы, она захлёбывалась, икала и казалось, что она никогда не прекратит смеяться и никогда не отпустит мою руку. Но она вдруг замолчала, стала серьёзной, -- ладно, поговорили и хватит. Иди, делай что-нибудь.
Я ушла, конечно. Еле встала, думала прилипла к этому креслу, думала, не встану с него никогда.
-- Яги! Да где же ты, чёрт тебя побери! Яги, Яги, сейчас пойду искать! Ты что -- в детство ударилась, в прятки со мной играешь?
Вот, уже смеётся. Ну ничего. Сегодняшняя колбаса будет тебе особенно вкусной, я позаботилась. Подожди, подожди.
-- Не играю я, Нора, не волнуйся, -- я так и думала, что она, как всегда, сидит в своём кресле. Даже не сдвинулась. Только голову наклонила, смерила меня всю
-- Где моя колбаса? -- не просит, требует. Ну что ж, колбаса, так колбаса.
-- Вот же, Нора, вот, -- я поставила на стол тарелку, на которой красиво разложила колбасу. Сбоку поставила чашку, -- И чай тебе горячий сделала, как ты любишь -- шесть ложек сахара. Приятного аппетита! Ты ешь, а я пойду биточки на завтра сделаю. Давно у нас биточков не было.
-- Биточки, -- сплюнула-засмеялась, -- ну иди, делай свои биточки. Иди давай.
Сто раз говорила ей как меня зовут. И кивает, соглашается, улыбается (нет, пожалуй не улыбается -- скалится), а потом опять своё Яги. И будто специально подчёркивает ударение на я, протяжное -- яяяяги, знает же, что не переношу ударение на эту треклятую я. На второй слог, даже в твоём дурацком -- на второй, всяко лучше этого ужасного протяжного яяяги. Но не скажу ничего, чего тут говорить, бесполезно. И всегда так жалостно зовёт, будто действительно умирает.
-- Да, Нора, купила, сейчас приду, -- сегодня будет колбаса так колбаса. Не забудешь эту колбасу.
Честно говоря, я никогда не любила своё имя -- Ягут, кто, интересно, так придумал назвать. Что это вообще значит. Помню в школе все девочки бегали с анкетами. Брали общую тетрадку, разрисовывали её красиво и всем давали заполнять, только я не заполняла, спотыкалась на имени. Как зовут, что любишь, о чём мечтаешь, кто из мальчиков в классе больше всего нравится, кто из девочек, какую собаку хочешь. Собаку. Я всегда хотела собаку, сколько себя помню. Но ни у кого не было времени. А потом, когда в музыкалку при консерватории перешла, так стало понятно, что и у меня его нет. Но всё равно хотела. Смешно, правда, кому теперь моя консерватория нужна? Кому вообще всё это нужно. Чтобы Норе попу мыть, никакая консерватория даром не нужна. Я уж и не помню когда в последний раз не то что играла, когда пианино-то видела.
-- Яги, ну где же ты? Ты смерти моей хочешь? Ты хочешь уморить меня голодом? Хочешь, чтобы я сдохла, да?
Второй акт. Сейчас плакать начнёт, потом орать, потом смеяться.
-- А почему вы хотите у нас работать? -- она смотрела на меня и ждала ответа. Смешно, честное слово. Что мне ей сказать? Вот она сидит -- в своей красивой юбке, у неё зарплата, у неё язык, ей не надо думать на что хлеб купить. Нет, конечно, я не планировала там долго задерживаться, но куда я ещё могла пойти? Вот куда? Консерватория -- пшик, да и только. Языка не знаю, здесь без году неделя, что мне прикажете делать -- министром проситься?
-- Я люблю людей. Люблю и умею ухаживать за пожилыми, -- на самом деле, я даже почти не врала. Десять лет с лежачей матерью -- тут кто хочешь чему хочешь научится. Не пошла бы попы мыть, кабы жизнь не заставила, что она -- дура? Задаёт дурацкие вопросы и ждёт. Чего она ждёт? -- Хорошо готовлю, -- и это чистая правда. Вот если что ещё умею в жизни, так это готовить.
Но надо отдать ей должное. Про норин характер она мне сразу сказала. Сказала, что уже три сиделки сбежали, только их и видели. В подробности не входила, но сказала
-- Есть одна женщина. Характер у неё, правда, сложный. Но, в общем и целом, не самый плохой вариант. Не в маразме, в здравом уме и трезвой памяти, язык учить не надо, она из ваших краёв родом. Но характер сложный -- я обязана предупредить, чтобы потом вы не приходили и не говорили, что не сказала. Вы понимаете?
И смотрела на меня как на пришпиленную муху. Я и есть муха. Подумаешь, характер сложный. Это они не видели сложных характеров -- когда ты варишь суп, а тебя потом в него мордой, не суп вовсе хотели, а жаркое. Ну да, сказали суп, но потом же передумали. А я что -- телепат?
-- Яги, где моя колбаса? Ну где?
Вот уже и плакать начала. Сейчас, сейчас -- будет тебе твоя колбаса. Много колбасы, как ты любишь. Подожди немного.
Поначалу я её побаивалась. Она из тех, которых я всю жизнь побаивалась. В классе была такая -- Юлька, королева жизни. Все девчонки ей в рот смотрели, мальчишки домой провожали. Всё ей. Красивая, да. Но глупая. Правда тогда это не имело значения. А Нора не только красивая, она ещё и умная. Ни дать ни взять королева. Показывала мне фотографии -- где она молодая. Стоит прямо, красивая, глаз не оторвать. А взгляд -- колючий, высокомерный, снисходительный. Знает цену не только себе, но и всем окружающим. И все они, совершенно все, кроме её обожаемого сыночка -- ничего не стоят. Ни гроша. Ничего, бросил её обожаемый сыночек, не справился с мамашей. За сиделками побежал, как только петух клюнул. Жалко мне её даже было. Не то чтобы жалко, таких людей и не пожалеешь особо -- как мне её жалеть, когда она даже сейчас на меня смотрит как лось на кровососку -- но обидно. Не могу объяснить, никогда не могла. Обидно -- что вот даже такую бросили. Хотя, чего уж тут говорить, таких, наверное, не бросают -- это так, статистическая ошибка.
Говорить с ней интересно. Вот с Юлькой неинтересно было. С ней вообще не поговорить было. Она не по разговорам. А с Норой интересно. И плевала я на всё её высокомерие -- подумаешь. Ведь интересно же рассказывает. Даже про любовников рассказывала -- снисходительно, но шёпотом. Как будто это имеет сейчас какое-то значение. Подумаешь, любовники -- нашла чем удивить.
-- Яги! Ты хочешь меня в могилу свести! Тебе за что деньги платят? Ты чего там делаешь? Где моя колбаса?!
Сердится. Но не встанет, не подойдёт. Сегодня представление под названием -- я не могу ходить, я несчастная, меня все бросили, даже колбасы не дают. Не подойдёт, ни за что не подойдёт. А я подойду, конечно, подожди, Нора, подожди. Через пять минут получишь свою колбасу.
Потом мы даже подружились. Ну, как подружились. Понятно, что я ей -- плюнуть и растереть. Но ведь, кроме меня, и поговорить особо не с кем. Тут и с батареей подружишься, если надо. Стала больше рассказывать, больше вспоминать. Будто ей необходимо было кому-то рассказать всю свою жизнь, всю. Как есть, без прикрас. Рассказала мне про собаку....
-- Яги, а ты знаешь, я когда девчонкой была, я думала, что я страшная. Вот действительно страшная. Думала, что меня только на роль Яги и брать, -- и рассмеялась дробно. Её всегда веселило это будто бы совпадение, -- А мне хотелось королевой быть. Вот, чтобы все девчонки мне в рот смотрели, чтобы все мальчишки только в меня влюблялись, чтобы всеми повелевать. Ты и не поймёшь, наверное, -- она тогда так посмотрела, что сбежать захотелось. И не скрывает даже -- я не человек для неё. Во всяком случае, не полноценный человек. Так, обслуга. А чего это я не понимаю. Я очень даже понимаю. Даром что ли я Юльку до сих пор помню. И мне хотелось. Я даже думать об этом начала, как услышала, -- ты не обижайся, но такие, как ты, о таком даже не мечтают. Каждому своё. -- замолчала, заулыбалась. Нора, когда улыбается, сразу красавицей становится. Ни морщин не видно, ни халата не замечаешь. Сидит: прямая, шея длинная, лицо, будто вылепленное. Как вот такая могла думать, что она страшная? Вот как? -- И тогда я составила план, -- Нора тряхнула головой, тихо засмеялась, -- я попросила отца купить мне собаку. Не помню как порода называется, не кинолог я, но я тебе сейчас расскажу какую. Маленькую, белую, пушистую, чтобы глаза как стеклянные бусины, чтобы она была очаровательной. Ты видела таких когда-нибудь? -- я кивнула. Видела, конечно. Сколько слёз я пролила, сколько умоляла, просила, обещала. Именно такую -- маленькую, белую, глаза бусины, пушистая. Чтобы со мной в кровати лежала, чтобы рядом с пианино сидела, пока я тренируюсь, чтобы гулять с ней, тискать её. Я думала, умру тогда. Лягу -- и умру. Ничего, выжила. -- Купил мне отец. Он меня обожал. Любое желание выполнял -- единственная, любимица. Всю жизнь папина дочка была. Именно такую, как описывала. Уж не знаю где он её достал, может и не купил, но принёс. Какая она была очаровательная, ты бы видела! -- Нора всплеснула руками, закатила глаза, -- Глаза бусины, хвостом виляет, ласкается, руки мне облизывает, бегает за мной всюду. -- я тогда чуть не заревела, честное слово. Так ясно я всё это увидела -- и собаку эту, и девочку Нору, красавицу, что бы она себе ни думала, и её отца: высокого, статного. И так мне хорошо тогда стало и её ужасно жалко стало, по-настоящему. Не плохой у неё характер, подумаешь, странности. Стыдно признаться, я тогда чуть обниматься не полезла. Я-то думала, что знаю что будет дальше. Собаки не вечны, что ж поделаешь. Хорошо, что не полезла. -- Если бы ты только знала, -- она вдруг посмотрела на меня спокойно, глаза колючие, словно репей, -- как я её ненавидела! Кто бы знал, как я ненавидела эту бегающую половую тряпку. Слюни её, поведение -- унижающееся, просящее. Как же я её ненавидела! -- я тогда аж вздрогнула. Вот не ожидала, честное слово. Чего угодно ожидала, только не это. И замолчала она вдруг надолго. Молчала, молчала, а я уже испугалась, что она ничего и не скажет больше.
-- А что дальше было, Нора? -- идиотка, вот настоящая идиотка, чего я полезла тогда с вопросами. Она молчала ещё немного, смотрела куда-то мимо меня, вспоминала. Наконец повернулась
-- Было то, что и должно было быть. Фурор! У нас в классе её увидели, все как с ума посходили. А она ни к кому не шла, только ко мне. Но если я говорила, к примеру, Лизавета -- это я назвала её так, не Шариком же ей ходить, -- это друг, это хороший, то тогда она смягчалась. Сразу хвостом начинала вилять, руки облизывать. Они все за мной таскаться начали -- весь класс. Куда ни пойду, сразу -- Норачка, дорогая, может тебе портфель до дому донести, хочешь погулять сегодня пойдём, Нора то, Нора это. Удивительно -- маленькая шавка, а какое влияние, -- ещё бы, я хотела её прервать. Ещё бы не влияние -- когда красивая, ласковая. Таких всегда любят. Она и сама это понимает, не может не понимать, вот сейчас скажет, -- С каждым днём я ненавидела её всё больше и больше. -- она говорила так спокойно, что мне стало страшно. -- Понимаешь, ладно план. Я сама хотела. Но видеть как из-за какой-то шавки я стала королевой. Так что -- без неё, получается, никак? И ещё хуже то, что надо было делать вид, что я влюблена в эту крысу. Гладить её, кормить, гулять с ней. А мне хотелось: изо всех сил, прямо ногой заехать по этому шерстяному боку. Так, чтобы отлетела и о стену размазалась. Вот чтобы размазалась.
Почему я тогда не ушла на кухню? Для чего сидела там? Сама дура, честное слово. Ведь подумать -- чего такого страшного она рассказывала. Подумаешь, есть девочка, есть собака. Девочка не любит собаку. Тоже мне история. Но что-то такое от неё исходило, будто не про собаку она мне рассказывает. Словно, самое главное в её жизни эта собака и эта ненависть. Я погладила её руку, думала смягчится, расплачется. Не Дракула же, в конце концов, обычная женщина -- просто умнее и красивее многих.
-- Как же я плакала, когда она, наконец, издохла! -- Нора громко рассмеялась, от души, -- как же я рыдала! Искренне ведь рыдала, наконец издохла, какое счастье. Помню отец меня утешал, по волосам гладил, сидел на краю кровати и всё говорил что-то, говорил. Как же я рыдала, ты бы видела! -- ну вот, говорю же, не Дракула, обычная женщина. А характер у нас у всех не сахар. -- Хочешь, я тебе расскажу что-то, чего никто не знает, ни одна душа? -- она наклонилась ко мне, вцепилась мне в руку, кисти будто птичьи лапы с когтями, сухие, злые какие-то. Господи, о чём я думаю. Я кивнула -- от страха, мне кажется, она меня тогда словно околдовала, -- Это я её отравила! Я! Надоела она мне, не нужна она мне была больше, я и так королева стала -- что с ней, что без неё. А ненавидела я её так, что даже ночами просыпалась, всё думала о том, как бы её швырнуть, да так, чтобы раз, и всё. Но тогда бы все всё поняли. Я купила колбасы -- знала бы ты, как эта шавка колбасу любила, кусками её жрала, кусками, понимаешь, -- напихала туда крысиного яда и скормила ей. Она не хотела есть, почуяла, а я ей прямо в глотку запихала. -- Нора засмеялась так, что на глазах выступили слёзы, она захлёбывалась, икала и казалось, что она никогда не прекратит смеяться и никогда не отпустит мою руку. Но она вдруг замолчала, стала серьёзной, -- ладно, поговорили и хватит. Иди, делай что-нибудь.
Я ушла, конечно. Еле встала, думала прилипла к этому креслу, думала, не встану с него никогда.
-- Яги! Да где же ты, чёрт тебя побери! Яги, Яги, сейчас пойду искать! Ты что -- в детство ударилась, в прятки со мной играешь?
Вот, уже смеётся. Ну ничего. Сегодняшняя колбаса будет тебе особенно вкусной, я позаботилась. Подожди, подожди.
-- Не играю я, Нора, не волнуйся, -- я так и думала, что она, как всегда, сидит в своём кресле. Даже не сдвинулась. Только голову наклонила, смерила меня всю
-- Где моя колбаса? -- не просит, требует. Ну что ж, колбаса, так колбаса.
-- Вот же, Нора, вот, -- я поставила на стол тарелку, на которой красиво разложила колбасу. Сбоку поставила чашку, -- И чай тебе горячий сделала, как ты любишь -- шесть ложек сахара. Приятного аппетита! Ты ешь, а я пойду биточки на завтра сделаю. Давно у нас биточков не было.
-- Биточки, -- сплюнула-засмеялась, -- ну иди, делай свои биточки. Иди давай.