Натощак в гостинице скрипят кровати
Невелика нежность одеял на вате
Кривизна углов очевидна в дверном проеме
В головах бессоница стоит на стреме
От простуды - лужа в нечаянной ложке
От печали - жидкость в стекле на ножке
На плите прилежно цветут кувшинки
Мотыльками к свету летят снежинки
Из-под зимней куртки торчит футболка
Так проходит декабрь в ожиданьи елки
Две - три строчки в тексте всегда бесценны
Никогда не поздно уйти со сцены...
Новогодний праздник еще сюрпризней
будет, если снова вернуться к жизни
* * *
Перцева (или Перцова?)
дома серая громада
давит смутно и свинцово,
и пунцовая помада
губит бронзовые губы.
Душит розовая жаба.
Чудо-юдо сельдь под шубой
плющит сморщенные жабры.
Жажда подвигов - куда бы?
Гонит в тесные утробы
душных баров. Снежны бабы,
и подушечны сугробы.
От безжизненного тела
пульса ровная кривая
прочь стремится оголтело
на шестнадцатом трамвае...
* * *
Пустоту в твоей квартире
буду слушать каждый час
и пушистому задире
на макушку соль из глаз
капать, капать. Изворотлив
ум, и совесть нечиста.
От моих ли от ворот ли -
поворот - и жизнь пуста,
как немытая квартира,
как обрубок рукава.
Мир - разрушенному миру...
Стрелкам служит тетива
в недрах крошечного тира,
где живет из ряда вон,
обозначенный пунктиром
мой молчащий телефон.
* * *
Мужья все норовят в друзья
Любовники спешат в мужья
Жизнь протекала как нельзя
И птица гибла из ружья
На дне Обводного канала
Все это до сих пор канало
Пока не стало быть всерьез
Невечно венчанного брака
Дитя - каприз или курьез?
Пожитки - хлам и кот - собака
В углу Московского проспекта
И безалаберного спектра
Над Финским берегом дуга
Раскинув нижнее белье
Красотка задницей туга
Улитка утлое жилье
Несет в смирительной рубащке
Оставим прежние замашки
Забудем старые привычки
Накупим сладостей с получки
Расставим точки и кавычки
Причешем когти и колючки
И будем в шашни или в шашки
На тихой набережной Пряжки
* * *
А в доме пахнет вечной вечеринкой,
и в комнатах зеленая трава
растет под шкафом, стульями, на спинках,
по очереди чья-то голова,
которых, запрокинутая кверху,
рассматривает дыры в потолке.
Сжимая древо жизни в кулаке,
ты оказался лучше на поверку.
И мелкий гвоздик в тонком каблуке
стучит "цок-цок" по гладкому паркету,
пейзаж в окне приблизился к портрету,
и в парк идут
трамваи
налегке.
* * *
Четырех свидетелей - в острог,
поделом, на каторгу, в Сибирь,
чтоб купить недорого восторг
и немного уксуса в имбирь,
И бутылку красного - в янтарь,
и немного меда в акварель.
Приручен мой будто бы бунтарь,
и свербит под ложечкой свирель.
Не свернуть ли в трубочку сырой
день деньской? Предсумеречный вкус
в мандаринах с рыжей кожурой.
Не подуть ли в дудку или в ус?
Не подать ли светлого на стол
в хрустале столетнего питья?
Только то и делится на сто,
что, из рук проворного шитья
отпустив сияющую нить,
жадно ждет, не жалуясь на жуть...
И не хочет, ласковое, жить,
не боится, только бы уснуть.
Разорить сокровищницы книг
и поджечь пристанища ума...
За стеклом твой будто бы двойник.
Впереди - insomnia, зима...
Засвети на лестнице фонарь,
чтоб впустить неведомых гостей,
и немного ясности - в словарь.
Не принесть ли новость на хвосте
птицы, кошки, рыбы, стрекозы?
Под откос - отцепленный вагон,
и немного яду - на язык,
и ладошку правую - в огонь,
на плечо, на левое - сверчка -
просверлить отверстие в виске,
чтобы ты проснулся от толчка
и нашел зарытое в песке
не письмо - послание, нибудь
никому - кудеснику, тебе,
как охапку снежную на грудь
тротуара. Соло на трубе
сонно льет на мельницу метель
суеты на улицах. Куда
ни посмотришь сказочными, Лель,
не глазами - лодками, вода
им под киль ложится по семи
футов в час. В любое время дня
я с тобой. И мысленно (аминь!)
ты уходишь в поисках меня
от молвы, от музыки, от муз
девяти на дождь и на мороз.
Не подуть ли в дудку или в ус,
чтоб малыш немножечко подрос
до подростка. Зернышко не зря
зрело, жгло, царапалось, ждало
твоего в конце календаря
превращенья.Тускло ли, светло,
за окошком, маленькая смерть
выпадает восемь раз подряд.
И немного золота. Не в медь.
А в свинец. И в свадебный наряд -
тополям, И пороху - в ментол,
и немного сахару - в миндаль.
Не подать ли, твердую, на стол
в хрустале синеющую даль?
Не проси у нищего ломоть,
он застрянет в горле поперек.
Языком позволено молоть
и бежать за горечью в ларек.
Не пустить ли вора на порог?
И разлить по кружкам кутерьму...
Четырех свидетелей - в острог,
поделом, на каторгу, в тюрьму...