"Смерть - это другие"
От инфантильного ощущения животного страха и отторжения: Смерть - это с другими, до мудрого: Смерть - это со мной, у многих так и остаётся непреодолимая пропасть.
Такие люди всегда превращаются в нравственных уродов и глубоко несчастны.
К основной жизненнной мудрости подводит лишь опыт сострадания… Смерть близких… Невозвратимость всего…
Толстому повезло: он рано понял эту простую истину и дальше, всю оставшуюся жизнь, просто активно, творчески готовился к смерти. И жизнь его стала полной и осмысленной. За нравственную работу люди даже попытались подарить ему бессмертие…
(На воспоминания о давно прочитанной статье Бунина о Толстом меня почему-то натолкнул Бонфуа.)
В то же время, большинство стариков, достигая мудрости, уходят просто в созерцание.
Я думал - от усталости.
Но это не так. Опыт подводит их к трезвому ощущению, что всякая смысловая деятельность, по сути, - не то чтобы бессмысленнна, но даже тратить на неё хоть малейшие усилия - это убегать от некого главного, что необычайно расточительно и глупо при такой короткой жизни.
Я увидел как Бонфуа, через размышление о смерти, наивно пытается коснуться этого некого между понятием и ощущением, но формулировки всё время вновь отбрасывают его к смысловым категориям, которые противоречат самим усилиям. Он не может продвинуться потому, что коснуться этого нельзя. В этом можно только раствориться.
Такие люди всегда превращаются в нравственных уродов и глубоко несчастны.
К основной жизненнной мудрости подводит лишь опыт сострадания… Смерть близких… Невозвратимость всего…
Толстому повезло: он рано понял эту простую истину и дальше, всю оставшуюся жизнь, просто активно, творчески готовился к смерти. И жизнь его стала полной и осмысленной. За нравственную работу люди даже попытались подарить ему бессмертие…
(На воспоминания о давно прочитанной статье Бунина о Толстом меня почему-то натолкнул Бонфуа.)
В то же время, большинство стариков, достигая мудрости, уходят просто в созерцание.
Я думал - от усталости.
Но это не так. Опыт подводит их к трезвому ощущению, что всякая смысловая деятельность, по сути, - не то чтобы бессмысленнна, но даже тратить на неё хоть малейшие усилия - это убегать от некого главного, что необычайно расточительно и глупо при такой короткой жизни.
Я увидел как Бонфуа, через размышление о смерти, наивно пытается коснуться этого некого между понятием и ощущением, но формулировки всё время вновь отбрасывают его к смысловым категориям, которые противоречат самим усилиям. Он не может продвинуться потому, что коснуться этого нельзя. В этом можно только раствориться.