Страх нечаянного проникновения знания в мозг
Старая фотка для глянцевого журнала, зализанная до пластиковой гладкости, ни одной из моих веснушек не видать, про морщины уж и не говорю. Хотя мне здесь сорок пять, а вовсе не двадцать пять. Фотография вкупе с разговором в личке навела с утра пораньше на нерадостные мысли. Вот какими нас хотят видеть: кукольными, гладкими, вечно улыбающимися. Как принято говорить, ми-и-иленькими. Кстати, мало кто вовремя замечает, что ухмылка у меня разбойничья, а глаза холодные. Это мое своеобычное выражение лица. Что оно означает, люди, как правило, понимают слишком поздно.
И почти смешно наблюдать, как у них расширяются зрачки, кривится рот, интонации становятся плаксивыми - так, словно бедолаги собираются мне на меня же пожаловаться. О, как они разочарованы и страдают. А все почему? Потому что некоторые женщины, самоклеящимся ярлыком обозначенные как пышки и лапушки, запросто выворачивают человека наизнанку. За то их, наверное, и жгли на кострах в далекие, но не сказать чтобы навсегда ушедшие времена. Всем казалось: эти бабы ведьмы. Доят молоко через опояску и заставляют хлеба подниматься заклинаниями на мертвом языке.
Опару вовремя ставить надо и руки иметь не из жопы! - вот все, что могла сказать мнимая ведьма суду в темные средние века. Сегодня мое: "Думать надо! Мозгами!" звучит столь же неубедительно. Что ж, я невежд и неумех вчуже понимаю. Много знать и уметь в наши дни - форменное проклятье. Гораздо проще и удобней быть лапушкой или стервой. И не ощущать внутреннего протеста, если, вернее, когда тебя примут за лапушку на профессиональном поле.
Забавно - женский спорт существует как полноценный спорт, а вот в науке или в литературе под ногами дохлыми коровьими тушами вечно валяются то "женская проза", то "женская фантастика". Теперь к ним, похоже, присоединится и "женская мистика".
Все в курсе, что где-то в литературных нетях существует классическая мистика - протонаучное и весьма сложное чтиво, которое, если примечаниями уснастить, окажется богаче сносками, чем целый взвод кэрролловских Алис. Здесь сложности либо уместны, либо... пропускаются мимо глаз, ушей и мозга. А есть женская мистика, коей надлежит блюсти себя строго, но временами водить читателя в священный сад (пойдем, Дуня, во лесок, во лесок, сорвем, Дуня, лопушок, лопушок, сошьем Дуне сарафан, сарафан... и извините, если не без последствий).
К хождениям в оные сады чрезвычайно пристрастна категория, которую мои учителя, ученые с мировым именем, метко называли образованщиной. Образованщина - эрудиты, которых раздражает в текстах "наукообразие". Мой текст они, видите ли, воспринимают как энциклопедическую статью. И опять, бля, сноски мешают вовлечься в текст, даже если стоят скромными звездочками и могут быть пропущены, коли ты сетелиза. Это уже фобия, говорю я вам! Страх нечаянного проникновения знания в мозг.
Читателя́, даже читая про оккультизм (в котором, зуб даю, ни черта не петрят), обижаются на сноски. Боже ты мой, думаю я, наталкиваясь на их хныканье, что же за говно у нашего человека в башке, если он при виде сноски чувствует, по выражаению френдессы, "как будто его снова усадили на студенческую скамью, за конспекты, а хочется побегать и попрыгать". Зайчики вы мои полуграмотные. Энциклопедофобы.
Френдесса считает, что их, недовольненьких (это все-таки ее друзья), нельзя назвать темными людьми. По мне так они и темные, и обленившиеся, и просто байбаки, ищущие в книгах развлечения. Ну, или, по ее выражению, "яркой, как ожог, картинки". Так картинки-то по телику смотрят. В книгах ищут мысли.
О нет, я не наезжаю на гонца дурной вести. Френдесса моя человек хороший, талантливый и чуткий. Она пытается придать мне новое, удивительное свойство - писать без объяснений и без наукообразия. Писать мистику по-женски. Так, чтобы не волноваться, буде читатель чего не поймет. Переложить на читательские плечи всяческое непонимание, незнание и неумение. Не помогать публике извлечь из авторского текста вложенные туда смыслы, вплоть до самых явных. Чтобы читатель блуждал по тексту, словно шальная сомнамбула - и не было ему ни стыдно, ни видно, ни понятно.
Нетрудно очаровывать и быть очаровательной. Это куда проще, чем быть умной и отвечать за каждое свое слово.
Женщина, которая метет своим красивым ротиком некую сладостную ахинею, создает чувство уютной предсказуемости у окружающих. Вкрапляй я в текст что-нибудь эдакое: "Наш драгоценный камень, который был выброшен на навозную кучу, отвратителен... Но когда мы женим увенчанного короной царя на красной дочери, она зачинает сына в слабом огне и рождает его через огонь... Затем он преображается, и его тинктура становится красной как плоть. Наш сын царского рода берет свою тинктуру из огня, и смерть, тьма и воды отходят прочь. Дракон избегает света солнца, и мертвый сын оживает. Царь уходит из огня и веселится на свадьбе. Откроются скрытые вещи и молоко девы побелеет. Сын станет боевым огнем и перегонит тинктуру, так как он сам есть сокровище и облачен в философское вещество. Иди сюда, сын мудрости, и возрадуйся, что господство смерти миновало и сын царствует; он носит красное одеяние и на нем пурпур" ("Tractatus aureus") - были бы у меня с образованщиной полные ладушки. Красивая женщина красиво пишет про красивую свадебку сына царского рода, да не простого, а золотого с тинктурой.
И пускай читателю в трактате по возгонке золота ни слова не понять, он даже не сообразит, что речь, собственно, о трансмутации металлов, - зато на десятой странице родимый призаснет, пуская сладкие слюни на гримуар. С полным комфортом: даже если не понял, что это было, - было харащё-о-о.
Проблема у меня с этим, со сном в сладких слюнях. Я не ставлю перед собой задачу усыпить читателя, усыпить бдительность, усыпить гордынюшку и вообще усыпить все, что шевелится. Я по натуре своей - клатчский кофе, который, как известно, "обладает даже более сильным отрезвляющим действием, чем неожиданно полученный конверт от налогового инспектора. На самом деле истинные ценители кофе предусмотрительно напиваются, прежде чем прикоснуться к нему, потому что клатчский кофе мгновенно возвращает вас в трезвое состояние, а если вы чуть переборщите, переводит НА ДРУГУЮ СТОРОНУ, туда, где сознанию человека находиться не следует".
Написать наукообразный, а не научный гримуар/трактат/статью/эссе без каких бы то ни было разъяснений-примечаний - верный способ очаровать всех и вся. На уровне мужских утипутенек. Знаете, как мужики утипутенькают хорошеньким студенткам и мэнээскам? Некоторые слушали бы и слушали - вот и стараются задержаться на данной стадии развития подольше.
Однако умного человека (любого пола) получение утипутенек от обладателей степеней и/или тестикул раздражает. И мне этот сорт раздражения хорошо знаком. Под ним я постоянно вижу мужскую и, что удивительнее всего, женскую веру, что представительницам прекрасного пола... (Эх, видели бы они меня прямо сейчас, во всей красе моих ста кило, за третьей чашкой кофе, встрепанную, с сигаретой, отекшим по жаре лицом, обрезанными под корень ногтями и крайне неочаровательным выражением лица - если я прекрасный пол, то Валуев какой? Гиперпрекрасный?) Итак, представительницам прекрасного пола надлежит служить заманухой, ах, пардон, птицей Сирином, увлекающим в тайный сад. И желательно в сад наслаждений.
Да идите вы хоть в сад, хоть нахер, апсар и гурий себе искать. Для меня несть садов наслаждений нигде, я и в рай с микроскопом вниду. При виде символического Золотого мотылька рявкну: в морилку, в сушилку, потом в распрямилку! Для меня не существует снов упоительных, я и когда сплю, все равно думаю, а как проснусь - записываю. Вот как есть, встрепанная и с сигаретой, лежу, записываю, будя клацаньем клавиш случившихся в моей постели.
Есть же на свете настолько не таинственные бабы. Я бы даже сказала, антитаинственные. Бабы, которым подай смысл в каждом подношении ноосферы. Да уж, с таинственностью у меня дела обстоят еще хуже, чем с диетой очаровательностью.
Когда я понимаю, что читатель не увидит без моей сноски большей части вложенной в образ символики (каковая, замечу, никогда не вкладывается мною одноразово, заради единовременной демонстрации эрудиции, но всегда используется для дальнейшего раскрытия сюжета и мысли), мне легче поставить звездочку с примечанием, а не кохать у публики ложное самомнение: да у меня высшее образование, я это и так знаю! А у меня их три. И все - университетские. Может быть, перестанем мериться дипломами, милый? У меня все равно больше.
Уровень образования образованщины мне давно-о-о знаком, равно как и уровень ее лени. Уснуть и видеть сны, пуская слюни, эта публика завсегда готова. Зато осмыслить идею, а потом мучиться тем, как та саднит, заставляет возвращаться к себе среди мучительных раздумий и сердца горестных примет - давычто! Они не для того раскрыли женскую книжицу, чтобы саднило и мучило.
Мое отношение к тайне, чей покров якобы не следует мацать дерзновенными перстами, сходится с представлениями отца Брауна, ни разу не женщины и не чаровницы:
"- Я пощажу вас, - произнес герцог голосом, в котором звучало сверхчеловеческое снисхождение. - Я отклоняю вашу просьбу. Дай я вам хоть малейшим намеком понять, какое бремя ужаса я должен нести один, вы бы упали мне в ноги, с воплями умоляя меня не открывать остального. Я вас избавлю от этого. Вы не прочтете и первой буквы из той надписи, что начертана на алтаре Неведомого Бога.
- Я знаю этого Неведомого Бога, - сказал маленький священник со спокойным величием уверенности, твердой, как гранитная скала. - Мне известно его имя: это Сатана. Истинный Бог был рожден во плоти и жил среди нас. И я говорю вам: где бы вы ни увидели людей, коими правит тайна, в этой тайне заключено зло. Если дьявол внушает, что нечто слишком ужасно для глаза, - взгляните. Если он говорит, что нечто слишком страшно для слуха, - выслушайте... И если вам померещится, что некая истина невыносима, - вынесите ее".
Свои книги я пишу именно с этой мыслью: если вам сказали, что некая истина невыносима, - вынесите ее. Не надо использовать свой разум, дабы погрузиться с его помощью в сон золотой. Истинно говорю вам: так же, как тело можно использовать для передвижения и действия, а можно для отложений тука и взращивания почечуя, - и разум можно пустить на неблагое дело, не совершая никакого зла, а тем паче Зла с прописной. Всего-навсего обленившись и просрав все данные богом полимеры.
И пусть мне скажут не раз и не два: ну вот, опять мелкое, незначительное мненьице-явленьице, зачем обращать на него свое внимание, пиши для своих! - я вам вот что отвечу: за мелочами кроются бездны, которые вовсю вглядываются в нас, пока мы их старательно не замечаем. Нам страшно сказать прямым текстом даже себе: инфантилизм, самонадеянность и лень (проявляющие себя в невинном желании побегать-попрыгать - не только в компьютерной игре, но и за книгой) сожрут нашу литературу. Как саранча - урожай, на который народ имеет глупость рассчитывать.
Откуда возьмутся хомо сапиенс в социуме хомо люденс? Из какого, извините, тайного сада? Издатель выжег мозги не только туповатому и доверчивому молодняку - он и пожилую, я бы даже сказала, старую образованщину снабдил любимым, знакомым, классическим чтением, за пределы которого образованщина не двинется. Ибо желает, чтобы ей написали "еще такую же", но никак не новую и не требующую осмысления.
Бедная литература, болтается промеж любителей вовлечься в развлекуху, как цветочек в проруби...