Прекрасно читающееся эссе на тему текстопорождения и текстопоглощения в русских реалиях
Также интересны комменты, так что рекомендую пройти по ссылочке к автору оригинального поста.
Оригинал взят у
edgar_leitan в
Об мэтрах умственного жанра и мании культуртрегерства (отрывки и наброски)
Уже давно я бросил надежду соответствовать общепризнанному императиву русского гуманитария [в моём случае скорее "русскоязычного политического русофоба"; "русский" в современной растиражированной мифологии, как кажется, предполагает всякую благочестивую "фофудью" и готовность "бить хачей"; Или я сильно ошибаюсь? Ну уж по крайней мере снисходительное отношение к "малым народцам", что мне тоже малосимпатично] - всегда и непременно быть "в курсе".
В курсе всех текущих культурных событий, имён, новых и старых текстов, издаваемых и обсуждаемых книг, фильмов, театральных постановок. Говорю это с некоторым огорчением, но и освобождением. Желая быть человеком "культурным" в русском смысле, рискуешь забыть возделывать свой профессиональный огород . Забыть о том, что кроме бесконечной русской литературной интертекстуальности, которая своим бесконечным гипертекстом подавляет любое самостоятельное движение мысли, этими перекрестными зеркальными ссылками не освящённое, существуют ещё попытки сказать нечто своими словами, выросшими из известного то ли сора, то ли навоза жизни (но вот же он, опять этот литературный гипертекст!..).
О подобной склонности, свойственной русской интеллигентской среде и вообще российской гуманитарной атмосфере, Пятигорский сказал, назвав её "тенденцией потери разума в культуре".
О профессионализме же (Гончаровском "Штольце") в России прнято отзываться с пренебрежением. Профессионализм в гуманитарной области считается уделом скучных европейских интеллектуалов. "Ну собираются они там на свои конференции, ну и что? Делят молекулы на атомы. Нет величия замыслов..." Профессионалы-интеллектуалы противопоставляются интеллигенции, которая - совесть и честь...
Но вот мне пришло в голову несколько мыслей с точки зрения именно гуманитарного и сугубо частного зануды, не считающего ни за преступление, ни даже достойным порицания незнание каких-то широко обсуждаемых материй культуры.
У кого-то из современных публицистов мне встретилось такое смешное определение: "Интеллигент - это как бы священник в миру, к которому можно в день скорби пойти, излить свою душу, который поддержит..." Не знаю, но если у меня настаёт день скорбных раздумий, то я пойду или к хорошему другу-приятелю пожалиться на собаку-жизнь, и друг этот вовсе необязательно будет "интеллигентом". Или поеду на природу гулять, захватив какую-нибудь книгу (грамматику, учебник, мемуары на русском, латышские дайны, стихи на санскрите...). Послушаю музыку. Или, если настроение "духовное", зайду в храм Божий, - "лоб перекрестить".
А к интеллигенту-то дипломированному зачем идти? Тут же ведь выяснится, что я для него, к примеру, слишком "правый" (или наоборот) и поэтому "нерукопожатный". Или, с точки зрения утончённой совести, совершил нечто "непорядочное" и посему мне нет прощения. "Не забудем, не простим". В лексиконе и среди множества теологуменов российского интеллигента нет такого свойства как прощение… Или не знаю каких-нибудь, с его точки зрения, "элементарных вещей" вроде последнего романа некоего автора или театральной постановки, или нового перевода старого романа... С людьми сверхкультурными надо держать ухо востро - чуть что не так, ведь съедят же!
Практическое отсутствие в России в некоторых гуманитарных науках (востоковедении, например) широкого научного сообщества специалистов, открытых новым достижениям мировой науки и конструктивной критике сведущих коллег порождает следующую довольно уродливую ситуацию: существование одного единственного человека, занимающегося тем или иным (историей восточных философий или культур, специалистов по грамматике, тому или иному редкому языку и проч.), становящегося мэтром, каждое слово которого - истина в последней инстанции.
Издаются переводы огромных текстов, что, конечно, с точки зрения культуртрегерства вроде как и неплохо. Другой вопрос - o качестве этих переводов и, следовательно, в целевой их аудитории. Занимаюсь в последние недели в связи с буддологическим семинаром по Васубандху просматриванием имеющегося перевода покойного Рудого и его команды с санскрита, а также переводов Семичова и Ко с тибетского. Удивительно - какие-то места (целые обширные абзацы) вообще не переведены, безо всяких примечаний, что-де переводчик "недопонял". Я уж не говорю об истолковании терминологии.
Впрочем, я понимаю, что просто критиковать, не создав ничего равномасштабного, бывает легче. Да и перевод, как бы они был проблематичен, для начинающего изучать оригинал всегда лучше, чем вообще ничего. Однако дельная критика должна быть, не имеет права не быть. Но когда целую научную нишу занимает один человек, становясь эпонимом направления или научной области, то он уже не просто исследует и публикует результаты своих изысканий. Он становится мэтром (или, по-русски, властителем дум) и начинает вещать. Он, как ему и положено в России, становится пророком, честью и совестью, то есть интеллигентом. Просто добросовестно исследовать текст ему скучно и явно недостаточно.
Cодержательная критика его результатов, опубликованных по-русски, сообществом специалистов просто не будет реализована. Западные коллеги редко читают по-русски. А русские интеллигантные гуманитарии редко читают на других языках, кроме русского. В самой России достойных критиков не будет. Вот и надувается мэтр всё больше, преисполненный своего вселенского значения.
Поэтому так и получается, что в русскоязычных востоковедческих публикациях (индо- и буддологических) до сих пор принято действовать ab ovo: поминать и Щербатского, и Розенберга, и даже, - о боги! - эксцентрика В. П. Васильева! Это как если бы каждая публикация по математике или химии непременно начиналась превознесением роли Евклида, Декарта или Менделеева. Как в советское время было принято по каждому случаю поминать "великие" научные достижения Ленина со всей честной компанией. Зато когда пытаешься говорить, что Щербатской, при всём его значении для мировой науки, со своими концепциями уже не совсем up-to-date (времени-то прошло сколько!), люди страшно обижаются. Божественного кумира пытаются низвергнуть с пьедестала.
И видишь, что дело в России в инфляции культуртрегерства. Растиражированные на рубеже 1980-90-х труды российских востоковедов (главные труды и переводы Щербатского, кстати, были написаны вовсе не по-русски, а по-английски, а на русский уже потом переведены: получается, "переводы с переводов") берутся в оборот гуманитариями-неспециалистами, неважно что с опозданием в несколько десятилетий, и консервируются в качестве вечного образца для подражания. Налицо обычная реакция: благоговейное восхищение вместо понимания. При этом забывается, что наука живёт и развивается отрицанием самой себя, своих некогдашних достижений.
В то время как вместо перевода огромного древнего философского или иного текста гораздо полезнее было бы его добротное комментированное исследование, а также конспективное изложение - для "общей публики". Чтобы не было иллюзий - вон, дескать, наконец-то Дхармакирти стал доступен широким массам. Не стал, не стал!..
Интересно и весьма характерно для русского интеллигента замечает востоковед г-жа Альбедиль про А. М.Пятигорского. Говорит, что в бытность того преподавателем Московского университета Пятигорский хронически опаздывал на свои лекции, где-то на 20 минут. Аудитория до изнеможения изнывала и, когда наконец-то мэтр соизволил являться, то его появление было подобно почти религиозному катарсису [не помню, где именно я это вычитал. За точность не ручаюсь, но мысль была именно такая]. Это действо воспринималось студенческой публикой - таинственной инициацией. А потом, когда А. М. уехал из Москвы и стал преподавать в Лондоне, - сетует Альбедиль, - он опаздывать на свои лекции перестал, став "обычным западным преподавателем". Того мистического очарования эксцентрика и чудака вроде как не стало.
Я бы сказал, что чего не стало - так это культивируемого в качестве таинственной позы простого раздолбайства (да простит меня покойный Александр Моисеевич, которого я очень люблю!). Сия характерная безалаберность - сродни длинной спутанной ("иерейской") бородище Владимира Соловьёва, вдохновенно изображавшего из себя ветхозаветного пророка.
Понятно, что это - скучная для русского человека педантичность немецкого или британского (европейского) преподавателя. Здесь очевидна разница между профессионалом-интеллектуалом, добросовестно делающим своё дело, и безудержно фантазирующим и нарочито интересничающим самоназначенным "властителем дум".