К. Черемных, М. Восканян «Анонимная война» часть II

Jan 20, 2014 19:17

НАЧАЛО



2.6. Свобода информации

Концепт информационного общества зарождается в том же контексте смены парадигмы развития - причем лоббисты этой смены и разработчики нового класса технологий совпадают институционально и персонально. Цифровые коммуникационные технологии выросли из военных научно-исследовательских центров США (Rome Laboratory, Augmentation Research Center Стэнфордского университета, Lawrence Livermore Laboratories, Berkley Labs, RAND Corp). Интернет является результатом адаптации военно-промышленного продукта - ARPANET. Ключевым лоббистом глобализации этого продукта в сенате США был Альберт Гор - автор книги «Земля в равновесии», развивающей идеи доклада «Пределы роста».
Контуры «информационной эры» обозначались уже в книге З. Бжезинского «Америка в технотронном веке» (1968): «Способность установить общественный и политический контроль над индивидом резко возрастёт. Будет возможно подвергнуть каждого человека динамическому контролю, включая личные данные, касающиеся его здоровья и поведения». А.Д. Сахаров в книге «Мир через полвека» (1974) ожидал от информационной эры, напротив, максимальной свободы, предвкушая «создание всемирной информационной системы (ВИС), которая сделает доступным для каждого в любую минуту содержание любой книги, статьи, получение любой справки. В отличие от телевизора ВИС будет предоставлять каждому максимальную свободу в выборе информации и требовать индивидуальной активности».
Таким образом, субъектный замысел стратегов информатизации и потребительский запрос части советской интеллигенции входят в резонанс. Успех Пагуошского процесса оценивается его вдохновителями прежде всего по итогу «открытия» советского общества: ключевое слово поздней перестройки, «гласность», усилиями А.Н. Яковлева преобразуется в идола «информатизации». Соблазн «открытия общества» распространяется на широкий круг технической интеллигенции, что облегчает раскрытие оборонной информации; «в обмен» ввоз оргтехники становится привилегией внешнеторговых трестов и комсомольского аппарата.
Постперестройка 1990-х гг. подводит итог соблазну «открытия общества» СССР: импортеры оргтехники конвертируют прибыль в капитал и влияние, а технический интеллект распавшейся страны становится объектом инвентаризации и найма по демпинговым расценкам через гранты Soros Foundation, т.е. «отмена ограничений» оборачивается, в марксистских терминах, максимальной эксплуатацией интеллектуального труда.
В 1993 году, с учреждением Transparency International, информационная эра оборачивается и против новых постсоветских владельцев: как и олигархи третьего мира, они становятся предметом разоблачений в отмывании денег и связях с оргпреступностью. Их застают врасплох, ибо они не могут документировать происхождение своих состояний.
Измерение субъективно оцениваемого уровня коррупции становится основанием для произвольного обозначения группы «государств, недостаточно борющихся с отмыванием денег» после профильной международной конференции в США (1998), на которой председательствует Альберт Гор. Вовлечение глобальных полицейских институтов в Financial Action Task Force (FATF), а также партнерство Transparency International со структурами «ненасильственного сопротивления» приближает исполнение прогноза З.Бжезинского.
Серия «ненасильственных революций» в Европе, ныне именуемых «революциями 1.0», осуществляется именно после накопления сведений, удобных для дискредитации глав государств-мишеней - начиная с Белграда. В свою очередь, серия революций социальных сетей (революций 2.0) запускается на том этапе, когда массовая антигосударственная активность может быть подкреплена эффективным вторжением в компьютерные системы стран-мишеней. Как теперь известно, программы киберопераций АНБ США вводились в действие с 2007 года, когда Джордж Буш подписал Акт о защите Америки, исключающий из определения «электронное наблюдение» любое прослушивание или просмотр личной информации иностранцев. Тогда же утверждена Национальная стратегия публичной дипломатии (исполнителями которой названы госдеп, USAID, военное и разведывательное сообщества). И в тот же период любые меры государств по ограничению доступа своих граждан к интернет-контенту подвергались решительному осуждению как проявления «тирании».
После публичных признаний руководителей госдепа и Пентагона в ведении информационной войны (февраль-май 2011) суждения о «спонтанности» «революций 2.0» уже уместно было рассматривать не как экспертную ошибку, а как введение в заблуждение (deception). Тем не менее медиамейнстрим и экспертное сообщество продолжали отрицать причастность «внешних сил», высмеивать «конспирологов» и одновременно пропагандировать IT-монополистов.
«Сама технология создала спецслужбам слишком большие соблазны для такого вторжения. И что самое странное, мы сами так легко поддались на предложение стать доносчиками на самих себя», - писал о социальных сетях колумнист Guardian Джонатан Фридланд после утечки программ АНБ в прессу. Фактически «легко поддались» не только граждане, но и национальные правительства, взявшие на себя обязательства (Окинавская хартия G8 и др.) обеспечить свободный доступ к Интернету.



2.7. Антиклерикализм

Смена глобальной парадигмы развития с провозглашением постиндустриализма совпадает по времени с рядом инициатив в духовной сфере, затрагивающих:

а) отношения религиозных институтов и общества;
б) принципы церковной организации и отправления обрядов;
в) системы ценностей ведущих религий мира, отражённые в их заповедях;
г) концепции Божественного промысла и воздаяния в богословии;
д) границы и проблематику межцерковного диалога.

Период 1960-1970-х гг. в этой сфере знаменуется:

- возникновением синтетической квазирелигии New Age, сочетающей элементы восточных гностических верований, обрядов примитивных народов, оккультизма и «новых форм сознания», достигнутых в экспериментах с галлюциногенами;

- созданием культа Махатмы Ганди и трансплантацией махаянического буддизма в Калифорнию, по месту вышеназванных экспериментов;

- внедрением индуистских концепций ненасилия (ахимсы, позаимствованной из джайнизма) в афроамериканское Движение за гражданские права; налаживанием диалога между северовьетнамскими буддистскими монахами, европейскими интеллектуалами и Движением за гражданские права; превращение Далай-ламы XIV в культовую фигуру «антитоталитаризма»;

- II Ватиканским собором, «переосмысливающим» католические институты и мессу;

- в исламе - синтезом неосалафизма из элементов разнородных течений (как саудовского ваххабизма, так и постосманского рационалистического ислама).

В этот период: а) как «откорректированные» традиционные авраамические религии, так и секты мобилизуются для исполнения геополитических задач холодной войны - одновременно против СССР и КНР, б) коммунистические элиты подвергаются двойному расколу (размежевания маоизма и титоизма с ленинизмом, в т.ч. вследствие деградационной трансформации ленинизма (гуляш-коммунизм)).
«Альфа и омега» антиклерикального (и одновременно антигосударственнического) целеполагания изложена во Втором Гуманистическом манифесте:

«1. (…) Традиционные религии слишком часто проповедуют скорее зависимость, нежели независимость, послушание, нежели одобрение, страх, нежели свободу.

2. Обещания вечного спасения и устрашение вечным проклятием - одновременно иллюзорно и вредно, так как отвлекают людей от текущих забот. Некоторые формы политических доктрин функционируют как религии, отражая худшие черты ортодоксии и авторитаризма, особенно когда приносят индивидуумов на алтарь утопических обещаний. Чисто экономические и политические точки зрения, будь то капиталистические или коммунистические, используются как религиозные догмы.

9. Отделение Церкви от государства и идеологии от государства являются императивом».

В других пунктах того же документа утверждается «гуманистическая» система ценностей, принципиально расходящаяся с основополагающими заповедями авраамических религий:

«3. Моральные ценности происходят от человеческого опыта. Этика автономна и ситуативна и не нуждается в религиозной или идеологической санкции. Этика выводится из человеческих потребностей и интересов.

6. Нетолерантные подходы, культивируемые ортодоксальными религиями и пуританскими культурами, неправомерно подавляют сексуальное поведение. Множество разновидностей сексуального познания не должно само по себе считаться злом.

7. Человек должен располагать всеми правами - свободой речи и прессы, политической демократией, легальным правом на оппозицию правительству, честный суд, религиозную свободу, свободу ассоциаций, художественную, научную и культурную свободу. Это также означает право человека на достойную смерть, эвтаназию и суицид».

Период после краха «железного занавеса» («бархатные революции» в Восточной Европе, распад СССР и СФРЮ) характеризуется:
- завершением «миссии» католицизма и ислама в противостоянии коммунизму;
- экспансией квазицерквей и новых сект в страны бывшего СССР;
- целенаправленным вовлечением всех авраамических религий в Agenda XXI (Межрелигиозный экологический саммит 1995 года в Лондоне);
- триумфом примитивных религий в африканских странах после формальной деколонизации и «народного» свержения режима апартеида в ЮАР;
- созданием протоструктур «единой религии» (Совет за парламент мировых религий, 1988; State of the World Forum, 1992);
- стартом кампании по изобличению педофилии в Римской Католической церкви (при Иоанне Павле II), одновременно с инициативами «модернизации» от лица фонда «За глобальную этику» Ханса Кюнга;

- систематической подготовкой ценностной трансформации («дерадикализации») ислама в государственных, университетских и частных научных центрах США, в особенности в Stanford University, George Mason University, Duke University, Tufts University, Harvard University, RAND Corp., Santa Fe Academy; привлечением реформаторов ислама к созданию новых «структур диалога», в частности Международного совета имамов и раввинов.

Период «революций 1.0 и 2.0» характеризуется:

- ключевой ролью Rockefeller Foundation в поддержке инициатив культурной трансформации (от религии до искусств);
- прямым сотрудничеством американских центров с британскими университетами и НКО (Колледж Св. Антония, Институт Ага Хана, Goldsmith College; Оксфордская исследовательская группа, Quilliam Foundation и др.) и дочерними структурами американских центров в Европе (NEXA Center, CANVAS) в разработке культурных и информационно-психологических интервенций;
- партнёрством военных аналитиков, криминологов, культурологов и богословов-реформаторов в ревизии ислама (в особенности на базе катарского филиала RAND Corp.);
- интенсификацией деятельности пантеистических структур (особенно Будапештского клуба), где на первые роли выходят представители примитивных религий;
- массивной пропагандой угрозы «климатической миграции» в религиозной среде;
- симбиозом социальных протестных движений с примитивными религиями (особенно в США);
- прицельной дискредитацией католических иерархов, жёстко противостоящих «глобальной повестке дня»;
- рецептами «модернизации» Русской Православной Церкви (выборность иерархов снизу доверху и т.п.), эпатажем молящихся, имущественными инсинуациями, принижением личности главы Церкви и остракизмом защитников прав верующих;
- остракизмом т.н. правоверных иудеев (харедим) в Израиле на фоне экспансии реформизма и внедрения гендерной «толерантности» в ортодоксальный иудаизм.
Общие черты кампании по «дерадикализации» авраамических церквей:
- противопоставление поколений верующих;
- вовлечение светских сообществ в антикоррупционные кампании, направленные против государственных элит, бизнес-элит и духовенства одновременно;
- практика смыслоразрушающего эпатажа (акция гомосексуалов у Могилы Неизвестного солдата под постерами «Москва без гомофобов», возложение презервативов к Вечному огню, раздевание в Соборе Парижской Богоматери и др.);
- карнавализация европейской политики, выдвижение эпатажных фигур с антипрогибиционистскими и одновременно антиклерикальными программами (Я. Паликот в Польше, В. Франц в Чехии, Б. Грильо в Италии и др.).
Смыслоразрушающая деятельность как в рамках суррогатных революций, так и в форме отдельных акций ритуального характера поощряется пулом мейнстримных СМИ, где выступают представители рокфеллеровских Ploughshares Fund и Asia Society, Будапештского клуба, State of the World Forum, Парламента мировых религий и прочих структур, где интеллектуалы соседствуют с шаманами и оккультистами.



2.8. «Третий путь» и «транснациональное правительство»

Д. Кон-Бендит в своем выступлении в ОГИ кратко сводил суть творческих исканий европейских идеологов «революции 1968 года» к поиску «третьего пути между капитализмом и коммунизмом».
Наименование этой глобальной мировоззренческой альтернативы остаётся понятийным пробелом не только отечественных, но и мировых общественных наук. Дж. Бентэм называл себя утилитаристом, Б. Рассел исповедовал «рационализм», Дж. Хаксли - «трансгуманизм». Как их современные продолжатели (Б. Гройс в теории искусства), так и критики (Л. Ларуш) употребляют термин «редукционизм». Нам представляется более точным термин «мальтузианство», отражающий одновременно замысел и наличие единого субъекта
В завершённом виде кредо этого направления оформляется во Втором Гуманистическом манифесте - где помимо отрицания морали традиционных религий проповедуется ревизия мирового управления, созвучная лозунгу революции 1968 года «Границы - это репрессии».
«12. Мы осуждаем разделение человечества по признаку наций. Мы достигли поворотного пункта, когда лучший выход - преодолеть границы суверенитетов. Мы привержены системе миропорядка, основанного на транснациональном федеративном правительстве с поощрением культурного плюрализма и разнообразия».

Здесь же - центральный экологистский принцип:

«14. Весь мир следует считать единой экосистемой. Экологический ущерб, истощение ресурсов и избыточный рост народонаселения должны быть предметами международного консенсуса. Культивация и консервация природы - моральная ценность, мы должны воспринимать себя как часть природного источника нашего существования».
Здесь же - императив информационной свободы:

«17. Необходимо снять все ограничения на распространение информации и создать планетарное телевидение».
Обвиняя «первый» и «второй» путь в навязывании догм и ослеплении людей утопическими обещаниями, «третий путь» навязывает свои догмы: «следует считать», «должны воспринимать себя», «является императивом», «необходимо снять», «не должны считаться злом». Таким же постулатом является «относительность этики». Манихейский подход к морали не препятствует формулированию собственных утопических обещаний: «война устарела», «голод прекратится». В качестве гаранта называется «транснациональное федеративное правительство».
Именно на рубеже 1968-70-х гг. ключевые решения в сфере финансовой политики (заложившие «мину» системного кризиса 40 лет спустя) сопровождались спором об архитектуре глобального управления. В то время как президент США Р.Никсон склонялся к концепции баланса пяти держав, сторонники Джона Рокфеллера отстаивали «единую глобальную систему, с распределенной властью и эффективными международными институтами во всех областях». Так, Стэнли Хоффман (Гарвард) ссылался на модель ЕС, но при этом уже тогда указывал на «временный характер» этого образования: Европа должна была раствориться в единой гомогенной культуре. В свою очередь, Ричард Фальк критиковал концепцию баланса пяти держав за то, что она «недооценивает экологические ограничения и риски, возникающие в связи с сохраняющимися тенденциями бесконтрольного экономического роста в децентрализованном миропорядке» - то есть необходимость «единой глобальной системы» прямо обосновывалась неомальтузианским императивом.
Итог этой дискуссии излагает И.Валлерстайн: «…Новая политика предполагала задействовать все три источника повышения стоимости производства: заработную плату, интернационализацию стоимости в целях уменьшения экологического ущерба, и финансирование социальной сферы. Была предпринята попытка скоординировать такие политические тенденции (...) через создание новых организаций - Трехсторонней комиссии, G7 и Всемирного экономического форума. Предложенная политика получила название Вашингтонского консенсуса. Он пришел на смену идее развития, девелопментализму (developmentalism), обозначив начало эры глобализации. В начале 1970-х международные организации стали играть решающую роль в этой геоэкономической борьбе».
Существенно: а) непубличное делегирование влияния глобальным институтам, б) применение термина «консенсус» к сговору, заключенному за спиной правительств, в) камуфлирование термина «вашингтонский консенсус» привлекательным для элит-объектов ярлыком «неолиберализма». В данном случае средством манипуляции является не только подмена понятий, но также умолчание (reticence).
Новая коррекция парадигмы относится к 2006-2007 году, когда эрозия мировой финансовой системы «ставит ребром» вопрос о новых, немонетарных, механизмах глобального контроля. Проявления этого сдвига мы усматриваем:
а) на идеологическом уровне - в публичном порицании «золотого тельца» и остракизме инвесторов и производителей («жирных котов»), не затрагивающем избранный «постиндустриальный класс» (IT-корпорации, энтертейнмент, альтернативная энергетика, узкий круг банковских, ресурсных и земельных собственников);
б) на правовом уровне - в произвольном обозначении ряда стран «аномальными», дословно «сорными» (rogue states) с презумпцией злого умысла (атомный проект Ирана); в утверждении законов и указов, подвергающих санкциям политиков и чиновников «по списку» и расширенно толкующих термины «геноцид», «коррупция», «отмывание денег»;
в) на геополитическом уровне - в дальнейшем ограничении полномочий национальных правительств, концептуализированном в программной статье президента CFR Ричарда Хаасса от 21.02.2006 «Государственный суверенитет в глобальную эру должен быть изменен». Приведем из нее большую цитату: «Для регионального и глобального управления необходимы новые механизмы, предусматривающие передачу полномочий национальных правительств надгосударственным субъектам - не только международным институтам, но также НПО и отдельно взятым частным структурам. Я не настаиваю на том, чтобы Microsoft, Amnesty International или Goldman Sachs были представлены в ООН, но представители подобных структур должны участвовать в принятии решений при возникновении региональных и глобальных вызовов. Более того, государства должны быть готовы к тому, чтобы поделиться с международными структурами частью суверенитета. Это уже происходит в области торговли: государства соглашаются принять правила ВТО. Некоторые правительства готовы уступить элементы суверенитета, чтобы отреагировать на угрозу глобального потепления. Сейчас необходимо принятие нового документа, заменяющего Киотский протокол, с установленным объемом сокращения эмиссий - поскольку страны понимают, что они потеряют больше, если не присоединятся. Отсюда следует, что понятие суверенитета должно быть пересмотрено, если государства хотят адаптироваться к глобализации. Понятие суверенитета становится, очень условным, даже договорным (контрактным)».
г) на экономическом уровне - в подрыве экономической репутации стран-мишеней; в дискриминирующих торговых ограничениях; в выборочной экспроприации «диктаторов» и «отмывателей денег» с невозвращением их активов, т.е. конфискации;
д) на инструментальном уровне - в определении задачи публичной дипломатии как «войны идей» с одновременным внедрением в эту войну технологий 2.0.
©

brainstorming, sein kampf-ii

Previous post Next post
Up