За одним пультом. (3)
Когда я сошла с поезда, в Зальцбурге уже темнело.
Всего-то у меня и осталось, что какие-то зальцбургские телефон и адрес, и случайно номер автобуса запомнился ( такой же ходил до любимого музучилища).
И,так как к телефону никто не подходил, я решила съездить по адресу. Для начала уехала на автобусе в противоположную сторону. После оживлённой беседы с участием пассажиров автобуса и водителя, который прекрасно говорил по-английски, меня пообещали предупредить о моей остановке, опускалась ночь, автобус пустел, и вот я уже последний пассажир.
Сойдя с автобуса, я оказалась перед большим неосвещенным зданием, мое сердце упало, сумка в руке налилась свинцом, и захотелось лечь на газончик и заплакать, и слёзы уже стояли в глазах, но я пошла в обход территории.
И, вдруг, одно освещённое окошко, и из него льётся классическая музыка, кто-то квартетом играет вживую.
А рядом дверь, открытая. И вот я стою под этой волшебно звучащей дверью, и не решаюсь войти.
На моё спасение откуда-то сбоку послышались голоса. Пройдя по коридору натыкаюсь на двух видных мужчин и из последних сил здороваюсь, напрактиковалась уже!
Следует немая сцена, они смотрят на меня, девочка с дерматиновой сумкой в руках, футляром за спиной, посеревшая от голода и усталости пытается что-то объяснить на странном английском.
Познания английского вдруг иссякли, и в горле появился и начал расти предательский ком.
Тогда я молча вытянула из сумки конверт с моим адресом, в котором лежали оркестрове партии, присланный мне по почте для подготовки.
Через минуту глаза у них округляются и брови ползут наверх:
"Это ты? Ты русская девочка?"
И выясняется что в офисе в Вене никого нет, телефакса никто не читал и автоответчик не прослушивал, и вообще они думали, что уже не приеду.
А здание не было освещено, потому что был свободный вечер и ребята поехали гулять в замок.
А потом всё было хорошо: мы позвонили маме, что я доехала, мне показали мою комнату, и мой сопровождающий, что-то вроде главного воспитателя, осведомился на прекрасном понятном оксфордском английском, не голодна ли я, и повел меня кушать - в ресторан. В первый раз в жизни.
Я до этого никогда не бывала в ресторане.
Очень разволновалась, чтобы не ударить в грязь лицом, с умным видом, абсолютно ничего не соображая, просмотрела меню. Но всё же заказала себе пиццу и салат. И мне принесли целую круглую пиццу!
Напоминаю, это было зыбкое начало девяностых, в Москве только-только открылась первая "Пицца-Хат", и там пиццу продавали только кусочками!
Я очень удивилась, думаю моё лицо состояло из двух широко открытых глаз и одного разинутого рта.
"И это всё мне?"- честно спросила я доброго австра, пытаясь по ходу дела подделать его оксфордский выговор.
А потом мне рассказали, что он делился первыми впечатлениями с коллегой:
"Очень милая эта русская девочка, и по-английски говорит прилично, но пиццу увидела, и почему-то испугалась!"
После обильного ужина, прекрасным летним вечером, с животом, приятно раздувшимся от первой в жизни итальянской пиццы, с моим явно прошедшим проверку практикой, английским, с перспективой сна в теплой постели, в студенческом общежитии (трехместная комната с балконом и всеми удобствами), и утренней репетиции оркестра, жизнь сразу стала казаться прекрасной.
Думала я, оптимистично надеясь завалиться спать.
Но не тут-то было!
Всё восемьдесят шесть участников оркестра, сгорая от любопытства, примчались знакомиться.
Не каждый же день буквально с неба сваливаются неожиданные русские девочки, впервые в истории фестиваля!
Возраст участников колебался между двенадцатью и двадцатью годами.
И вся эта пестрая публика вваливалась партиями в мою комнатку и задавала два вопроса: как меня зовут, и откуда я приехала.
Слава мне быстро надоела и я захотела спать. Но все они знали английский!
Мои австрийские соседки ещё немного поболтали ( немецкого я не знала, но догадалась, что речь шла о мальчиках), и это звучало очень убаюкивающе.
Главные испытания начались утром: спросонья я и так соображаю туго, а надо было сориентироваться в европейском завтраке, понятие для меня, жертвы пресной овсянки с отрубями, новое . К тому же я знала названий продуктов по-немецки, а мармелад, масло, сырки и мясные паштетики были в упаковках! Мюсли тоже казались чем-то загадочным.
Пристроившись в очередь за соседкой по имени Астрид, я вытянула из корзинки пышную булочку, и, следуя за ней, брала то же, что и она.
Так у меня появилась игра: каждый день на завтрак я брала разные упаковочки, пробовала, и учила новые слова.
Всего-то у меня и осталось, что какие-то зальцбургские телефон и адрес, и случайно номер автобуса запомнился ( такой же ходил до любимого музучилища).
И,так как к телефону никто не подходил, я решила съездить по адресу. Для начала уехала на автобусе в противоположную сторону. После оживлённой беседы с участием пассажиров автобуса и водителя, который прекрасно говорил по-английски, меня пообещали предупредить о моей остановке, опускалась ночь, автобус пустел, и вот я уже последний пассажир.
Сойдя с автобуса, я оказалась перед большим неосвещенным зданием, мое сердце упало, сумка в руке налилась свинцом, и захотелось лечь на газончик и заплакать, и слёзы уже стояли в глазах, но я пошла в обход территории.
И, вдруг, одно освещённое окошко, и из него льётся классическая музыка, кто-то квартетом играет вживую.
А рядом дверь, открытая. И вот я стою под этой волшебно звучащей дверью, и не решаюсь войти.
На моё спасение откуда-то сбоку послышались голоса. Пройдя по коридору натыкаюсь на двух видных мужчин и из последних сил здороваюсь, напрактиковалась уже!
Следует немая сцена, они смотрят на меня, девочка с дерматиновой сумкой в руках, футляром за спиной, посеревшая от голода и усталости пытается что-то объяснить на странном английском.
Познания английского вдруг иссякли, и в горле появился и начал расти предательский ком.
Тогда я молча вытянула из сумки конверт с моим адресом, в котором лежали оркестрове партии, присланный мне по почте для подготовки.
Через минуту глаза у них округляются и брови ползут наверх:
"Это ты? Ты русская девочка?"
И выясняется что в офисе в Вене никого нет, телефакса никто не читал и автоответчик не прослушивал, и вообще они думали, что уже не приеду.
А здание не было освещено, потому что был свободный вечер и ребята поехали гулять в замок.
А потом всё было хорошо: мы позвонили маме, что я доехала, мне показали мою комнату, и мой сопровождающий, что-то вроде главного воспитателя, осведомился на прекрасном понятном оксфордском английском, не голодна ли я, и повел меня кушать - в ресторан. В первый раз в жизни.
Я до этого никогда не бывала в ресторане.
Очень разволновалась, чтобы не ударить в грязь лицом, с умным видом, абсолютно ничего не соображая, просмотрела меню. Но всё же заказала себе пиццу и салат. И мне принесли целую круглую пиццу!
Напоминаю, это было зыбкое начало девяностых, в Москве только-только открылась первая "Пицца-Хат", и там пиццу продавали только кусочками!
Я очень удивилась, думаю моё лицо состояло из двух широко открытых глаз и одного разинутого рта.
"И это всё мне?"- честно спросила я доброго австра, пытаясь по ходу дела подделать его оксфордский выговор.
А потом мне рассказали, что он делился первыми впечатлениями с коллегой:
"Очень милая эта русская девочка, и по-английски говорит прилично, но пиццу увидела, и почему-то испугалась!"
После обильного ужина, прекрасным летним вечером, с животом, приятно раздувшимся от первой в жизни итальянской пиццы, с моим явно прошедшим проверку практикой, английским, с перспективой сна в теплой постели, в студенческом общежитии (трехместная комната с балконом и всеми удобствами), и утренней репетиции оркестра, жизнь сразу стала казаться прекрасной.
Думала я, оптимистично надеясь завалиться спать.
Но не тут-то было!
Всё восемьдесят шесть участников оркестра, сгорая от любопытства, примчались знакомиться.
Не каждый же день буквально с неба сваливаются неожиданные русские девочки, впервые в истории фестиваля!
Возраст участников колебался между двенадцатью и двадцатью годами.
И вся эта пестрая публика вваливалась партиями в мою комнатку и задавала два вопроса: как меня зовут, и откуда я приехала.
Слава мне быстро надоела и я захотела спать. Но все они знали английский!
Мои австрийские соседки ещё немного поболтали ( немецкого я не знала, но догадалась, что речь шла о мальчиках), и это звучало очень убаюкивающе.
Главные испытания начались утром: спросонья я и так соображаю туго, а надо было сориентироваться в европейском завтраке, понятие для меня, жертвы пресной овсянки с отрубями, новое . К тому же я знала названий продуктов по-немецки, а мармелад, масло, сырки и мясные паштетики были в упаковках! Мюсли тоже казались чем-то загадочным.
Пристроившись в очередь за соседкой по имени Астрид, я вытянула из корзинки пышную булочку, и, следуя за ней, брала то же, что и она.
Так у меня появилась игра: каждый день на завтрак я брала разные упаковочки, пробовала, и учила новые слова.