Крестинина Е.С. Политическая идентичность как фактор...
Сведения об авторе: Крестинина Екатерина Сергеевна, соискатель ИМЭМО РАН, Москва. Сфера научных интересов: политическая идентичность, интеграционные процессы в современном мире, публичная политика в РФ.
Аннотация: В докладе кратко характеризуется феномен политической идентичности. Автор останавливается на тех позициях теории идентичности и тех составляющих политической идентичности как явления, которые представляются значимыми для анализа межгрупповых взаимодействий, в том числе - межгосударственных отношений. По мнению автора, политическая идентичность, как промежуточное звено между бессознательным и рефлексируемым, является «рамкой» во многом определяющей характер возможного взаимодействия.
Политическая идентичность как фактор двусторонних отношений: теоретический аспект
Для более полного анализа проблемы влияния образов на отношения между государствами представляется значимым обратиться к такому концепту политической науки, как идентичность. Изучение идентичности, как связующего звена между нерефлексируемым и осознаваемым, помогает лучше понять, каким образом строятся межгрупповые отношения, в том числе в части взаимного восприятия. Несмотря на достаточную практическую значимость, понятие идентичности в категориальном аппарате политической науки достаточно размыто и употребляется в различных контекстах. В рамках данной работы предпринята попытка конкретизации этого понятия.
Социальная идентичность (одним из измерений которой является политическая идентичность) является базисом социетальной системы (интегративной подсистемы социума), которая, согласно теории Т. Парсонса, является ядром общества. Осознание себя частью какого-либо сообщества и принятие этого факта означает готовность разделять если не все, то большинство норм, правил, ценностей, принятых в этом сообществе и занятие определенного места в его статусно-ролевой структуре.
Идентичность существует в определенных границах, которые, как правило, символически опосредованы. Через усвоение ценностей "своей" группы и обретение лояльности к ней (интегрирующая функция) происходит рефлексия "других" групп и, как следствие, обозначение разделений между группами (дифференцирующая функция).
За счет сочетания дифференцирующей и интегрирующей функций идентичности межгрупповые отношения связываются в систему и упорядочиваются. Сложившаяся система внутри- и межгрупповых взаимодействий формирует определенный уровень политического участия и активизма. Принадлежность к той или иной группе способствует установлению на индивидуальном уровне определенного набора привычных действий, представлений, мифов - всего того, что в теории Бурдье сосредотачивается в категории «габитус» - социально структурированной когнитивной способности [1], которая, в свою очередь, детерминирует повседневные практики, т.е. оказывает влияние на поведение. Таким образом, идентичность (как осознаваемая, так и неосознанная или невыбранная) способствует тому, что индивид, как член определенной группы, ведет себя исходя из определенного набора предварительных требований. Практическое проявление идентичности можно описать через концепт «поступка». В социологической теории практик именно поступок - конечное этическое действие - обозначает границу перехода от определения (провозглашения) идентичности к ее проявлению [2].
М. Кастельс выделяет три вида конструирования идентичностей, которые могут иметь политическое значение [3]. Легитимирующие идентичности, устанавливаемые доминирующими институтами, способны сформировать гражданское общество как структурированное и организованное поле действий социальных акторов и институтов. Идентичности сопротивления, формируемые акторами, находящимися в ущемленном или стигматизированном положении, для совместной борьбы и выживания, способны формировать локальные общности с высокой внутригрупповой сплоченностью. Проектные идентичности строятся для конструирования и видоизменения уже существующих идентичностей. В данном случае идентичность становится проектом лучшей жизни, в его рамках декларируются новые ценности, которые будут способствовать видоизменению существующего мира.
Несмотря на то, что практически все исследователи и практики признают политическое значение идентичности, собственно категория "политической идентичности" трактуется по-разному. Можно выделить два "теоретических полюса", в рамках которых она может быть определена.
Первый подход может быть обозначен как институциональный. С этих позиций, политическая идентичность локализуется вокруг групп и институтов, непосредственно связанных со структурой политического: партиями, государством, гражданством и т.п. и только по вопросам выработки политического курса, т.е. непосредственно с осуществлением власти и властных отношений.
Однако часто в поле политического попадают идентичности, которые изначально не были политизированы, но защита которых требует участия в политике. Говоря о политизированной идентичности, часто сложно определить точку отсчета. Представляется, что политизированной идентичность становится с момента выдвижения группой требований, так или иначе связанных с властью (претензиями на власть, требованиями невмешательства власти и т.п.) Таким образом, в рамках второго подхода к политической может быть отнесена как институциональная политическая идентичность, так и неполитическая идентичность в результате политизации.
Опираясь на вышесказанное, дадим определение: политическая идентичность - особое измерение социальной идентичности, связанное с (само)определением сообщества в политических категориях в процессе соотнесения с определенными политическими институтами и имплицитно подразумевающее и специфическую для данного сообщества и его членов форму участия в политическом процессе, в том числе и взаимоотношений с другими участниками политического процесса, не являющимися членами данного сообщества. Практическое проявление политической идентичности выражается в характере и форме требований и ожиданий, которые носители данной идентичности предъявляют политической системе.
Состояние идентичности и ее динамика сказываются на уровне лояльности населения к национальному государству. У. Бек утверждает, что общества заключают свои идентичности в "контейнере" государств, социальных групп, страт и т.п. [4] Подобная "контейнеризация" идентичности, по мнению Бека, несколько размывается под влиянием глобализации (ведущей к ослаблению национальных государств). Последнее утверждение, по нашему мнению, хотя и может быть применено к идентичностям, связанным с государством, тем не менее, не отменяет того, что другие виды социальной идентичности будут ограниченными, заключенными в своем "контейнере" большем или меньшем по объему, чем государство.
Переоценка маркеров и переосмысление границ ведет к реидентификации, которая способствует изменению границ между группами. А. Этциони увязывает механизм сближения в формулу: «От экспорта отдельных элементов к «взаимообучению». Действительно, при длительном взаимном обмене сначала отдельными, наиболее «удобными в употреблении» элементами культуры в развитии, возможно, вызовут более тесный контакт, который приведет к взаимному обучению сторон. И, соответственно, смены идентичности в рамках новой культуры. В то же время возможен и вариант, когда данный элемент будет ассимилирован и воспринят как неотъемлемый элемент "своей" группы. В этой связи показательны рассуждения П. Бергера, который предлагает разделять причастное и непричастное потребление [5]. В случае причастного потребления (которое подразумевается как "видимый знак невидимой благодати") происходит приобщение к чему-либо глобальному через какой-либо вполне обыденный акт, например - приобщение к американской культуре через посещение McDonald's. Непричастное потребление - нерефлексивное совершение тех или иных актов, не приводящее к моральному приобщению к чему-либо глобальному.
Однако смена, актуализация или деактуализация тех или иных маркеров может вести не только к сближению групп, но и к их еще большему обособлению. Такое обособление может быть своего рода защитной реакцией на реальную или мнимую угрозу. Подобный механизм описывает теория секьюритизации, разработанная Б. Бузаном и О. Вэвером [6], суть ее состоит в том, что когда та или иная проблема становится наиболее значимой угрозой, в ответ на нее обостряются определенного рода идентичности, которые призваны мобилизовать сознание для защиты от данной угрозы. В случае подобной мобилизации идентичность становится своеобразным "знаменем", под которым собирается группа для защиты своих интересов, она детерминирует всю социальную активность группы, а маркеры границ идентичности, даже если до этого они не были сильно заметны, становятся "линиями разлома".
Политическая идентичность является частично конструируемым феноменом. Ценности, лежащие в основе политической идентичности, задают общие границы, которые наполняются за счет обретения определенной политической культуры, формирования политического сознания и формулирования тех или иных идеологических построений. В результате подобного качественного наполнения изменения претерпевает уже сама политическая идентичность. Это происходит за счет смены легитимирующих политических идентичностей проектными или идентичностями сопротивления в ответ на политические и социальные изменения, а затем за счет закрепления новых легитимирующих идентичностей. То есть процесс идентификации практически непрерывен, а политическая идентичность не является статической характеристикой личности и/или группы. Она тем динамичней, чем более данное сообщество вовлечено в политический процесс, и чем более комплексный характер данный процесс носит.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бурдье П. Формы капитала // Экономическая социология. Том 6. №3. Май 2005. С. 60-74.
2. Волков В. Слова и поступки // Социологическое обозрение. Т. 8. №1. 2009. С. 58.
3. Castells M. The Information Age : Economy, Society, and Culture. Vol..2. The Power of Identity. Blackwell, 2004. P. 8-10.
4. Бек У. Что такое глобализация? Ошибки глобализма - ответы на глобализацию. М., 2001. С. 47-50.
5. Многоликая глобализация / Под ред. П. Бергера и С. Хантингтона. М., 2004. С. 14-15.
6. Описание теории: Морозов В. Понятие государственной идентичности в современном теоретическом дискурсе // Международные процессы. 2006. Т. 4. № 1. С. 82-94.