культурная альтернатива
Статья написана и опубликована 2 месяца назад. Решил перетащить ее в свой Живой Журнал - чтобы всё в одном месте было собрано (+ может, еще кто-нибудь прочитает). Данный текст написан в качестве реплики к статьям Никиты Федотова под общей рубрикой «Культурный фронт». Там речь шла о Гельмане, культурной политике, проекте ДНК (Домов новой культуры) Мединского-Суркова и о многом другом. Никите (да и мне) постоянно приходили сообщения: мол, какой такой другой культурной политики вы хотите? Попытался сформулировать ответ.
Культурная альтернатива
Опубликовал Nikita - Март 31st, 2013
Рубрика: Культурный фронт
Дмитрий Медведев и ухо Ольги Свибловой
Гельманизация регионов… Проект новых ДНК для молодежи… Меньшинства против Большинства… Смена культурной матрицы… Все эти направления новой культурной политики отталкивают широкие слои наших сограждан. Однако коллективный гельман отвечает: а что вы можете предложить? что вы хотите делать с культурой? все эти казаки, православные консерваторы, люди, ностальгирующие по Советскому Союзу, - это ваш культурный авангард? «Что ж, - заключает коллективный гельман, - тогда не смешите цивилизованный мир…» Не могу не признать: в каком-то смысле он прав.
О кризисе российской идентичности, утрате культурного самосознания говорят все - и консерваторы, и либералы. Пламенных марксистов этот вопрос, пожалуй, не интересует - в силу отсутствия оптики, позволяющей этот кризис анализировать. Я же могу назвать статьи, монографии и диссертации, исследующие этот кризис. Значит, кризис есть. И из него нужно выходить. Гельман предлагает некий путь исхода и говорит: вы-то ничего не предлагаете, вы-то ничего не делаете.
Может ли консервативная общественность стать коллективным творцом? Пожалуй, может - в условиях традиционного общества. Формы его творчества изумительны. Во-первых, это фольклор. А фольклор - это не только народные сказки, пословицы и поверья. Это и удивительные циклы ритуальных песен, и былинный эпос, и причети, и духовные стихи, и много чего еще. Во-вторых, это в значительной мере средневековая церковная культура: анонимная литература, иконография, даже архитектура - в каком-то смысле продукты коллективного творчества. Все это - культура традиционного общества. Что с нею делать в XXI столетии? Хранить, изучать, по возможности актуализировать. Но как только создается, скажем, ансамбль народной песни - песня теряет аутентичность. Ансамбль может быть более или менее профессиональным, но каждый, кто слышал народную песню в русской деревне - на кладбище, за свадебным столом, в поле, - понимает, что ансамблевые песни - это суррогат. Очень нужный для кого-то суррогат, очень ценный, но суррогат. Как иконы, софринские иконы заслуживают благоговейного почтения, но это не иконописное творчество.
Тогда приходит… снова коллективный гельман - и говорит: я знаю, что с этим делать. Фольклор не воспроизводим в условиях нашей новой реальности, зато у нас есть этнофутуризм - творческие практики, комбинирующие фольклорные мотивы с современным звучанием, современными технологиями, современными смыслами. Икона же, продолжает коллективный гельман, умирает - вы же видите, что она умирает, признайте это! То есть, молиться можно хоть на лист с типографской краской - ради Бога! Но в иконах живет Предание, оно раскрывается во времени. Должно же оно жить! А в иконах из Софрина оно не живет! Кто предложит вам новую иконографию? Мы, то есть Гельман, Толоконникова, Роман Багдасаров, Дмитрий Гутов.
В действительности, культура давно покинула колыбель коллективного творчества. Народ не может снимать фильмы и даже ставить хорошие спектакли. Народ не может писать романы на уровне Льва Толстого. Культура движима творцами. В чем сила Гельмана? В том, что он собирает творцов - на независимых площадках, в галереях, на фестивалях. Опять же, не могу не признать, что есть в его обойме немало талантливых людей. Вот и получается, заключает Гельман, что вы против творчества - за консервацию. А консервация даст только суррогаты и безжизненные, окостеневшие формы. Получается вот что: «Авдей Тер-Оганьян, который рубил иконы в галерее Марата Гельмана, не иконоборец, настоящие иконоборцы - вы».
Проблема же слишком часто от нас ускользает. Организуя цех творцов, коллективный гельман проводит через этот цех некоторую культурную политику. Суть этой политики - утилизация значительной части наследия (долой «совков» и «мракобесов»!), особенно утилизация инфраструктуры (старые ДК, «нафталиновые» академические театры, музеи с «никому не нужными» постоянными экспозициями), и - смена кодов, парадигм, матриц, ядра («модернизация сознания»). Ещё раз: новая культурная политика - это утилизация наследия + модернизация сознания. Большой цех творцов - это инструмент проведения новой культурной политики. Лично Марат Александрович Гельман очень любит своих творцов и искренне любит творчество, но коллективный гельман пользуется как инструментом этим любовно собранным «миром искусств».
И бороться нужно не с творцами, а с этой культурной политикой. О вкусах мы будем спорить, а вот за политику нужно бороться. Какая разница, действует Гельман через Чиркунова, Басаргина, Медведева, Мамута или Прохорова. Он всегда проводит политику - через ресурсы власти или через меценатов. Он не может творить только "зло" - он вплетает "зло" в сеть подлинно творческих практик.
Теперь вопрос: кому более всего нужен протест со стороны казаков и православной общественности? Коллективному гельману. Когда недавно в центре Сахарова произошел скандал - во время спектакля о Пусси Райот ворвались казаки, - этот скандал был частью спектакля. Коллективному гельману это нужно потому, что консервативная общественность всё равно проиграет ему битву за культуру, ведь у неё нет своего творческого авангарда. Гельман же противопоставляет имеющийся творческий авангард этому Большинству: смотрите, казаки и мракобесы против творцов! Тем самым он не дает Большинству обзавестись своим творческим авангардом. Представим себе молодого и талантливого художника. Как всякий талантливый художник, он ищет новые формы и новые смыслы. Куда он пойдет со своими формами и смыслами? К казакам? Где найдет поддержку новый Эйзенштейн? Будь он суперконсервативен по взглядам, православен, патриотичен - артистическая среда влечет его в объятия коллективного гельмана. Потому что нет другого центра силы. Если же в нем есть подлинность и острая нравственная интуиция, то он может и не прийти к коллективному гельману. Тогда что с ним случится? Он останется одиночкой - без доступа к публике, критике, к финансированию и проч. Много таких талантливых одиночек, чьи творческие судьбы не сложились? Очень много.
У кого-то сложилось. Например, независимый и талантливый Андрей Звягинцев через головы тусовки нашел путь к международному признанию. Редчайший случай. Как поступило, кстати, со Звягинцевым консервативное большинство? Насочиняло про него не бог весть чего: дескать, он снимает для Запада, эксплуатируя штампы русского авторского кино - подделка под Тарковского, все дела… Фильм «Елена» мэтры консерватизма не поняли вообще. Некоторые товарищи немедленно заявили, что это аж «гностический фильм». В этом, я убежден, есть великая слабость: к творческим поискам нельзя относиться как к пропаганде, а творчество нужно отделять от политики. Как поступила «продвинутая тусовка»? Сначала тоже отвергла: мол, выскочка! Потом, когда поняла, что это настоящее явление, стала обласкивать. Потому что есть у них задача - собирать творческие искры. А мы перед собой такой задачи не ставим.
Кто-то не любит большевиков, а я - восхищаюсь. Когда большевики взяли власть, они позвали творческую интеллигенцию. И на их призыв откликнулся, например, Александр Блок. И, разумеется, Маяковский, Мейерхольд, художники-авангардисты… И, например, Валерий Брюсов. Какую позицию заняли те, кто не бежал в эмиграцию? Нейтрально-осторожную. А потом и они включились в Общее дело, увидев, что культурная жизнь не только не умерла, но даже интенсифицировалась. И большевики собрали свой культурный фронт. И смогли противопоставить белоэмигрантскому тлеющему декадансу - советский красный авангард.
Владимир Маяковский
Андрей Платонов
Павел Филонов
Сергей Эйзенштейн
Чем обладает коллективный гельман и чем обладает консервативное Большинство? У гельмана есть стратегия: утилизация + модернизация. У лидеров Большинства - круговая оборона (сгинь, сгинь, сгинь!). У гельмана есть сеть творческих групп, на которые он опирается. У Большинства - любовь к культурным достижениям прошлого.
Какой бы я хотел видеть настоящую культурную альтернативу? Я хотел бы видеть её культурно-политической, то есть адекватно отвечающей на вызовы времени. Исходя из культурной политики Гельмана-Суркова, уже можно наметить принципы культурной альтернативы:
Нас часто упрекают в неконкретности, отсутствии альтернатив. Предложенное - вполне конкретно на уровне общестратегическом. Механизмы реализации любой стратегии вырабатываются экспертными группами профессионалов. Пожалуй, весьма неконкретно и «завирально» звучит тезис о сверхмодернизме, на базе которого нужно собирать новую творческую элиту. Творческую контрэлиту, если точнее.
Я не художник и не критик. Но я немного исследователь. И я могу попытаться выявить контуры сверхмодернизма из некоторого опыта. Для меня таким опытом является «советская классика», иногда её называют «старосоветской литературой» (но речь пойдет не только о литературе), отсылая к периоду от Революции до Войны. Культура этого периода многообразна и разнонаправлена. Есть Владимир Маяковский - и есть, например, Даниил Хармс. Шолохов и, скажем, Серафимович. Для меня заветные имена - Платонов, Филонов, Эйзенштейн.
В чем стилевая специфика нарождавшегося тогда сверхмодернизма? В смелом и остром сочетании эксперимента (индивидуальные художественные языки) и традиции (психологизм, эпичность, образность).
В этом бурном потоке родился новый монументальный историзм. «Монументальный историзм», согласно академику Лихачеву, это стиль древнерусской литературы. Заключается он не в монументальности форм (все-таки древнерусские авторы писали в различных жанрах), а в присутствии всемирно-исторической перспективы. Тогда перспективу эту задавало Евангелие. Все, что происходило вокруг, подчинялось вектору священного времени, каждое событие обретало смысл как событие между Рождением Христа и его Вторым Пришествием. Новый монументальный историзм старосоветского искусства пользовался евангельскими аллюзиями, но задан он был перспективой всемирно-исторического движения из истории в сверхисторию. Революция высвечивалась как качественный переворот в мироздании (уже в «Двенадцати»). Откуда, по Маяковскому, родился Ленин? Не из семьи Ульяновых, а из классовой борьбы, из атмосферы гнета - Ленин в поэме «Владимир Ильич Ленин» порожден всемирно-историческим процессом. Роман Валентина Катаева «Время, вперед!» рассказывал не об одной производственной смене, а о том, как рабочие и инженеры разгоняют время, прорываясь к небесам. Монументально-историческое мышление противостоит разорванности, фрагментарности авангардизма и постмодернизма.
В отличие от постмодернизма, сверхмодернизм не отрицает духовность, а ставит её своей сверхзадачей. Что говорят сами постмодернисты о духовности? Имею в виду не малограмотных культуртрегеров, а подлинных «титанов» постмодернизма. Мишель Фуко в цикле лекций «Герменевтика субъекта» утверждал: духовностью можно называть такие практики, которые связывают познание и преобразование себя. Для занятий наукой не требуется менять себя, а для духовных занятий - требуется. Духовность - это знание, которое меняет тебя и для постижения которого нужно менять себя. Христиане сказали бы: не просто «менять себя», а «восходить». Чтение Писания, созерцание икон - это духовность. Совершенно очевидно, что именно советские творцы наиболее радикально ставили задачу: восхождение через искусство. Новый человек - вот сверхзадача сверхмодернизма. Не новая идентичность, не новые ценности, а духовное преображение.
Я не знаю, каким будет реальный сверхмодернизм. Мне лишь кажется, что платформа его должна включить в себя описанные 3 принципа: синтез классики и авангарда как стилевая основа, монументально-историческая перспектива, духовность как сверхзадача. Направление всегда формируется на исповедовании некоторых принципов, которым художники стремятся соответствовать. Насколько они соответствуют, решают уже искусствоведы - много лет спустя. И часто не могут прийти к единому мнению. В основе же лежит творческий поиск. Как только поиск заканчивается, направление умирает. Между прочим, пресловутый «соцреализм» изначально был программой активного поиска эстетических форм, соответствовавших новому историческому периоду. И лишь потом он превратился в систему безжизненных норм. Доказательством этому служит, например, программный сборник «Борьба за стиль» (1937 год, под ред. И.А.Виноградова).
И снова о Ленине. В 1905 году он опубликовал статью «Партийная организация и партийная литература». Ленин решал простую задачу - организации партийной печати, введения принципа партийности в литературную деятельность. Валерий Брюсов в статье «О свободе слова» упрекнул Ленина в желании ввести партийную цензуру. Ленин же тогда ни о какой цензуре и не думал (1905 год!), он стремился создать структуру своей политической словесности. Но, помимо того, что он потребовал партийности от своей (пробольшевистской) литературы, он еще и нечто предложил - независимость от издательского рынка и конъюнктуры. Да, он предложил конъюнктуру партийную, довольно жесткую, но отметил, что это будет конъюнктура открытая, «честная». Партия берется обеспечить писателю новый тип творческого существования - в открытой борьбе на стороне партии. Сегодня мы не можем вернуться к «ленинским заветам» буквально, но к тому, что тогда не было услышано, стоит прислушаться. Партия предложила литераторам общественную поддержку в рамке открытой ангажированности. Она именно предложила это - как свое, внутрипартийное начинание. Пригласила писателей и журналистов к сотрудничеству на открытых условиях. Никакой индивидуальной творческой свободы в классовом обществе не бывает, заявил Ленин, поэтому уродливую несвободу от устоявшихся литературных порядков вы можете обменять на относительную свободу открытой борьбы, если эта борьба вам близка. Впоследствии принцип партийности был опошлен и обессмыслен - именно в духе предупреждений Брюсова.
Сегодня общественно-политические организации должны открыто предложить свою поддержку и свои ресурсы под некоторую культурную платформу. Не чисто политическую, а культурную (Ленин ведь тоже смешивал творчество и политику, в чем и заключается его неправота) - ту, которая соответствует представлениям этих общественно-политических организаций о должном и прекрасном. В конце концов, Михаил Прохоров именно это и делает. И делает успешно. Почему другие не делают? Им это не интересно? КПРФ интересны только старые добрые песни о Ленине?
Культурный фронт - одно из самых стратегически важных дел для думающих политиков современности. Общественные движения могут и должны организовывать свой «мир искусств». Могут и должны добиваться реализации программ по сохранению культурного наследия. И сами выходить на защиту памятников, музеев, архивов. Они могут и должны формировать советы по культуре - для этого, правда, придется научиться договариваться. Могут и должны формировать отряды культурно-просветительских работников нового типа. Могут и должны дать политический, продуманный отпор посткультурной политике утилизаций и модернизаций. Могут и должны заниматься культурной альтернативой.
Илья Роготнев
Культурная альтернатива
Опубликовал Nikita - Март 31st, 2013
Рубрика: Культурный фронт
Дмитрий Медведев и ухо Ольги Свибловой
Гельманизация регионов… Проект новых ДНК для молодежи… Меньшинства против Большинства… Смена культурной матрицы… Все эти направления новой культурной политики отталкивают широкие слои наших сограждан. Однако коллективный гельман отвечает: а что вы можете предложить? что вы хотите делать с культурой? все эти казаки, православные консерваторы, люди, ностальгирующие по Советскому Союзу, - это ваш культурный авангард? «Что ж, - заключает коллективный гельман, - тогда не смешите цивилизованный мир…» Не могу не признать: в каком-то смысле он прав.
О кризисе российской идентичности, утрате культурного самосознания говорят все - и консерваторы, и либералы. Пламенных марксистов этот вопрос, пожалуй, не интересует - в силу отсутствия оптики, позволяющей этот кризис анализировать. Я же могу назвать статьи, монографии и диссертации, исследующие этот кризис. Значит, кризис есть. И из него нужно выходить. Гельман предлагает некий путь исхода и говорит: вы-то ничего не предлагаете, вы-то ничего не делаете.
Может ли консервативная общественность стать коллективным творцом? Пожалуй, может - в условиях традиционного общества. Формы его творчества изумительны. Во-первых, это фольклор. А фольклор - это не только народные сказки, пословицы и поверья. Это и удивительные циклы ритуальных песен, и былинный эпос, и причети, и духовные стихи, и много чего еще. Во-вторых, это в значительной мере средневековая церковная культура: анонимная литература, иконография, даже архитектура - в каком-то смысле продукты коллективного творчества. Все это - культура традиционного общества. Что с нею делать в XXI столетии? Хранить, изучать, по возможности актуализировать. Но как только создается, скажем, ансамбль народной песни - песня теряет аутентичность. Ансамбль может быть более или менее профессиональным, но каждый, кто слышал народную песню в русской деревне - на кладбище, за свадебным столом, в поле, - понимает, что ансамблевые песни - это суррогат. Очень нужный для кого-то суррогат, очень ценный, но суррогат. Как иконы, софринские иконы заслуживают благоговейного почтения, но это не иконописное творчество.
Тогда приходит… снова коллективный гельман - и говорит: я знаю, что с этим делать. Фольклор не воспроизводим в условиях нашей новой реальности, зато у нас есть этнофутуризм - творческие практики, комбинирующие фольклорные мотивы с современным звучанием, современными технологиями, современными смыслами. Икона же, продолжает коллективный гельман, умирает - вы же видите, что она умирает, признайте это! То есть, молиться можно хоть на лист с типографской краской - ради Бога! Но в иконах живет Предание, оно раскрывается во времени. Должно же оно жить! А в иконах из Софрина оно не живет! Кто предложит вам новую иконографию? Мы, то есть Гельман, Толоконникова, Роман Багдасаров, Дмитрий Гутов.
В действительности, культура давно покинула колыбель коллективного творчества. Народ не может снимать фильмы и даже ставить хорошие спектакли. Народ не может писать романы на уровне Льва Толстого. Культура движима творцами. В чем сила Гельмана? В том, что он собирает творцов - на независимых площадках, в галереях, на фестивалях. Опять же, не могу не признать, что есть в его обойме немало талантливых людей. Вот и получается, заключает Гельман, что вы против творчества - за консервацию. А консервация даст только суррогаты и безжизненные, окостеневшие формы. Получается вот что: «Авдей Тер-Оганьян, который рубил иконы в галерее Марата Гельмана, не иконоборец, настоящие иконоборцы - вы».
Проблема же слишком часто от нас ускользает. Организуя цех творцов, коллективный гельман проводит через этот цех некоторую культурную политику. Суть этой политики - утилизация значительной части наследия (долой «совков» и «мракобесов»!), особенно утилизация инфраструктуры (старые ДК, «нафталиновые» академические театры, музеи с «никому не нужными» постоянными экспозициями), и - смена кодов, парадигм, матриц, ядра («модернизация сознания»). Ещё раз: новая культурная политика - это утилизация наследия + модернизация сознания. Большой цех творцов - это инструмент проведения новой культурной политики. Лично Марат Александрович Гельман очень любит своих творцов и искренне любит творчество, но коллективный гельман пользуется как инструментом этим любовно собранным «миром искусств».
И бороться нужно не с творцами, а с этой культурной политикой. О вкусах мы будем спорить, а вот за политику нужно бороться. Какая разница, действует Гельман через Чиркунова, Басаргина, Медведева, Мамута или Прохорова. Он всегда проводит политику - через ресурсы власти или через меценатов. Он не может творить только "зло" - он вплетает "зло" в сеть подлинно творческих практик.
Теперь вопрос: кому более всего нужен протест со стороны казаков и православной общественности? Коллективному гельману. Когда недавно в центре Сахарова произошел скандал - во время спектакля о Пусси Райот ворвались казаки, - этот скандал был частью спектакля. Коллективному гельману это нужно потому, что консервативная общественность всё равно проиграет ему битву за культуру, ведь у неё нет своего творческого авангарда. Гельман же противопоставляет имеющийся творческий авангард этому Большинству: смотрите, казаки и мракобесы против творцов! Тем самым он не дает Большинству обзавестись своим творческим авангардом. Представим себе молодого и талантливого художника. Как всякий талантливый художник, он ищет новые формы и новые смыслы. Куда он пойдет со своими формами и смыслами? К казакам? Где найдет поддержку новый Эйзенштейн? Будь он суперконсервативен по взглядам, православен, патриотичен - артистическая среда влечет его в объятия коллективного гельмана. Потому что нет другого центра силы. Если же в нем есть подлинность и острая нравственная интуиция, то он может и не прийти к коллективному гельману. Тогда что с ним случится? Он останется одиночкой - без доступа к публике, критике, к финансированию и проч. Много таких талантливых одиночек, чьи творческие судьбы не сложились? Очень много.
У кого-то сложилось. Например, независимый и талантливый Андрей Звягинцев через головы тусовки нашел путь к международному признанию. Редчайший случай. Как поступило, кстати, со Звягинцевым консервативное большинство? Насочиняло про него не бог весть чего: дескать, он снимает для Запада, эксплуатируя штампы русского авторского кино - подделка под Тарковского, все дела… Фильм «Елена» мэтры консерватизма не поняли вообще. Некоторые товарищи немедленно заявили, что это аж «гностический фильм». В этом, я убежден, есть великая слабость: к творческим поискам нельзя относиться как к пропаганде, а творчество нужно отделять от политики. Как поступила «продвинутая тусовка»? Сначала тоже отвергла: мол, выскочка! Потом, когда поняла, что это настоящее явление, стала обласкивать. Потому что есть у них задача - собирать творческие искры. А мы перед собой такой задачи не ставим.
Кто-то не любит большевиков, а я - восхищаюсь. Когда большевики взяли власть, они позвали творческую интеллигенцию. И на их призыв откликнулся, например, Александр Блок. И, разумеется, Маяковский, Мейерхольд, художники-авангардисты… И, например, Валерий Брюсов. Какую позицию заняли те, кто не бежал в эмиграцию? Нейтрально-осторожную. А потом и они включились в Общее дело, увидев, что культурная жизнь не только не умерла, но даже интенсифицировалась. И большевики собрали свой культурный фронт. И смогли противопоставить белоэмигрантскому тлеющему декадансу - советский красный авангард.
Владимир Маяковский
Андрей Платонов
Павел Филонов
Сергей Эйзенштейн
Чем обладает коллективный гельман и чем обладает консервативное Большинство? У гельмана есть стратегия: утилизация + модернизация. У лидеров Большинства - круговая оборона (сгинь, сгинь, сгинь!). У гельмана есть сеть творческих групп, на которые он опирается. У Большинства - любовь к культурным достижениям прошлого.
Какой бы я хотел видеть настоящую культурную альтернативу? Я хотел бы видеть её культурно-политической, то есть адекватно отвечающей на вызовы времени. Исходя из культурной политики Гельмана-Суркова, уже можно наметить принципы культурной альтернативы:
- Сохранение наследия. Основной фонд бюджета культуры нужно срочно бросить на спасение памятников культуры в регионах, на формирование и сбережение архивов, коллекций, поддержку коллективов, занятых этим наследием, - и, соответственно, инфраструктуры наследия и его передачи новым поколениям. Такая инфраструктура стратегически важна.
- Ответственное отношение к «общественному мнению». Новые объекты, новые фестивали должны проходить открытую общественную экспертизу. В целом, нужно выходить из абсурдного режима «проектов», реализуемых узкими группами, и переходить к долгосрочным стратегиям, принятыми посредством «соборных совещаний». Мы не будем конструировать «культурную матрицу», мы будем строить возможности для её активного проявления - в формах общественных решений, «соборных» мнений.
- Собирание альтернативного «мира искусств». Должен возникнуть центр притяжения, к которому потянулись бы творцы. Творцы, однако, не могут тянуться лишь к идее «сохранения, охранения и сбережения». Что нужно и творцам и большинству? Нужна сверхкультура, которая могла бы вытеснить посткультуру. Нужна программа сверхмодернизма, конкурирующая с идеологией постмодернизма.
- Обращенность к Большинству. Новым культуртрегерам нужно идти в зоны социального неблагополучия, искать и находить общий язык с подавленным Большинством. Нужна каторжная работа непосредственно с подростками и родителями, рабочими и безработными. Угадывать и формировать культурные запросы населения - того, которое брошено в бездну алкоголизации, наркомании, суицидов, разводов и абортов, уличной преступности, непреходящей депрессии. Для этого необходимо создавать армию культурно-просветительских работников - работников нового типа. Хотя это новое - хорошо забытое старое.
Нас часто упрекают в неконкретности, отсутствии альтернатив. Предложенное - вполне конкретно на уровне общестратегическом. Механизмы реализации любой стратегии вырабатываются экспертными группами профессионалов. Пожалуй, весьма неконкретно и «завирально» звучит тезис о сверхмодернизме, на базе которого нужно собирать новую творческую элиту. Творческую контрэлиту, если точнее.
Я не художник и не критик. Но я немного исследователь. И я могу попытаться выявить контуры сверхмодернизма из некоторого опыта. Для меня таким опытом является «советская классика», иногда её называют «старосоветской литературой» (но речь пойдет не только о литературе), отсылая к периоду от Революции до Войны. Культура этого периода многообразна и разнонаправлена. Есть Владимир Маяковский - и есть, например, Даниил Хармс. Шолохов и, скажем, Серафимович. Для меня заветные имена - Платонов, Филонов, Эйзенштейн.
В чем стилевая специфика нарождавшегося тогда сверхмодернизма? В смелом и остром сочетании эксперимента (индивидуальные художественные языки) и традиции (психологизм, эпичность, образность).
В этом бурном потоке родился новый монументальный историзм. «Монументальный историзм», согласно академику Лихачеву, это стиль древнерусской литературы. Заключается он не в монументальности форм (все-таки древнерусские авторы писали в различных жанрах), а в присутствии всемирно-исторической перспективы. Тогда перспективу эту задавало Евангелие. Все, что происходило вокруг, подчинялось вектору священного времени, каждое событие обретало смысл как событие между Рождением Христа и его Вторым Пришествием. Новый монументальный историзм старосоветского искусства пользовался евангельскими аллюзиями, но задан он был перспективой всемирно-исторического движения из истории в сверхисторию. Революция высвечивалась как качественный переворот в мироздании (уже в «Двенадцати»). Откуда, по Маяковскому, родился Ленин? Не из семьи Ульяновых, а из классовой борьбы, из атмосферы гнета - Ленин в поэме «Владимир Ильич Ленин» порожден всемирно-историческим процессом. Роман Валентина Катаева «Время, вперед!» рассказывал не об одной производственной смене, а о том, как рабочие и инженеры разгоняют время, прорываясь к небесам. Монументально-историческое мышление противостоит разорванности, фрагментарности авангардизма и постмодернизма.
В отличие от постмодернизма, сверхмодернизм не отрицает духовность, а ставит её своей сверхзадачей. Что говорят сами постмодернисты о духовности? Имею в виду не малограмотных культуртрегеров, а подлинных «титанов» постмодернизма. Мишель Фуко в цикле лекций «Герменевтика субъекта» утверждал: духовностью можно называть такие практики, которые связывают познание и преобразование себя. Для занятий наукой не требуется менять себя, а для духовных занятий - требуется. Духовность - это знание, которое меняет тебя и для постижения которого нужно менять себя. Христиане сказали бы: не просто «менять себя», а «восходить». Чтение Писания, созерцание икон - это духовность. Совершенно очевидно, что именно советские творцы наиболее радикально ставили задачу: восхождение через искусство. Новый человек - вот сверхзадача сверхмодернизма. Не новая идентичность, не новые ценности, а духовное преображение.
Я не знаю, каким будет реальный сверхмодернизм. Мне лишь кажется, что платформа его должна включить в себя описанные 3 принципа: синтез классики и авангарда как стилевая основа, монументально-историческая перспектива, духовность как сверхзадача. Направление всегда формируется на исповедовании некоторых принципов, которым художники стремятся соответствовать. Насколько они соответствуют, решают уже искусствоведы - много лет спустя. И часто не могут прийти к единому мнению. В основе же лежит творческий поиск. Как только поиск заканчивается, направление умирает. Между прочим, пресловутый «соцреализм» изначально был программой активного поиска эстетических форм, соответствовавших новому историческому периоду. И лишь потом он превратился в систему безжизненных норм. Доказательством этому служит, например, программный сборник «Борьба за стиль» (1937 год, под ред. И.А.Виноградова).
И снова о Ленине. В 1905 году он опубликовал статью «Партийная организация и партийная литература». Ленин решал простую задачу - организации партийной печати, введения принципа партийности в литературную деятельность. Валерий Брюсов в статье «О свободе слова» упрекнул Ленина в желании ввести партийную цензуру. Ленин же тогда ни о какой цензуре и не думал (1905 год!), он стремился создать структуру своей политической словесности. Но, помимо того, что он потребовал партийности от своей (пробольшевистской) литературы, он еще и нечто предложил - независимость от издательского рынка и конъюнктуры. Да, он предложил конъюнктуру партийную, довольно жесткую, но отметил, что это будет конъюнктура открытая, «честная». Партия берется обеспечить писателю новый тип творческого существования - в открытой борьбе на стороне партии. Сегодня мы не можем вернуться к «ленинским заветам» буквально, но к тому, что тогда не было услышано, стоит прислушаться. Партия предложила литераторам общественную поддержку в рамке открытой ангажированности. Она именно предложила это - как свое, внутрипартийное начинание. Пригласила писателей и журналистов к сотрудничеству на открытых условиях. Никакой индивидуальной творческой свободы в классовом обществе не бывает, заявил Ленин, поэтому уродливую несвободу от устоявшихся литературных порядков вы можете обменять на относительную свободу открытой борьбы, если эта борьба вам близка. Впоследствии принцип партийности был опошлен и обессмыслен - именно в духе предупреждений Брюсова.
Сегодня общественно-политические организации должны открыто предложить свою поддержку и свои ресурсы под некоторую культурную платформу. Не чисто политическую, а культурную (Ленин ведь тоже смешивал творчество и политику, в чем и заключается его неправота) - ту, которая соответствует представлениям этих общественно-политических организаций о должном и прекрасном. В конце концов, Михаил Прохоров именно это и делает. И делает успешно. Почему другие не делают? Им это не интересно? КПРФ интересны только старые добрые песни о Ленине?
Культурный фронт - одно из самых стратегически важных дел для думающих политиков современности. Общественные движения могут и должны организовывать свой «мир искусств». Могут и должны добиваться реализации программ по сохранению культурного наследия. И сами выходить на защиту памятников, музеев, архивов. Они могут и должны формировать советы по культуре - для этого, правда, придется научиться договариваться. Могут и должны формировать отряды культурно-просветительских работников нового типа. Могут и должны дать политический, продуманный отпор посткультурной политике утилизаций и модернизаций. Могут и должны заниматься культурной альтернативой.
Илья Роготнев