машина деструктивности
Мой комментарий к статье Олеся Гончара "Виртуальная жестокость и реальная зависимость". В статье на материале доступных статистических данных рассматривается проблема воздействия жестоких видеоигр на динамику насильственных преступлений. Делается вывод, что развитие индустрии жестоких видеоигр способно, вероятно, понижать уровень агрессии "в реале" (гнев уходит в виртуальный мир), однако такая блокировка агрессии имеет свои издержки. Так, в игровую зависимость попадает куда больше "добропорядочных" подростков, чем потенциальных правонарушителей. Есть и другие основания сопротивляться жестоким видеоиграм как громоотводу насилия. Полностью согласен с выводами статьи и хочу предложить дополнительное размышление.
Проблема виртуализации насилия давно интересует специалистов. В 2009 году А.М.Буровский, доктор философских наук, писатель, издатель, парламентский помощник Владимира Мединского, опубликовал в журнале «Историческая психология и социология истории» (вып. 2) статью «Молодежь и “культ насилия”», в которой сделал нехитрый вывод: «Литература и фильмы о насилии, телевизионные передачи и компьютерные игры - и есть инфраструктура удовлетворения потребности человека в агрессии и насилии. Если их становится больше, значит, потребность удовлетворяется таким способом. Там, где эта инфраструктура недостаточна, агрессия в заметно большей степени присутствует в реальной жизни».
В том же номере «Исторической психологии…» опубликована статья редактора журнала А.П.Назаретяна «Виртуализация социального насилия: знамение эпохи? (Развернутый комментарий к статье А.М.Буровского)». А.П.Назаретян отстаивает здесь свою гипотезу об общем векторе культурной эволюции человечества в сторону понижения насилия и повышения гуманности. Виртуализацию насилия он считает одним из универсальных механизмов сдерживания агрессии, чему находит подтверждение в классических исследованиях биолога Конрада Лоренца: уже животные умеют реализовывать свой агрессивный инстинкт в замещающих действиях (в том числе игровых). Развитие виртуального насилия соответствует общей гуманизации нравов, без которой человечество, постоянно заполучающее все более совершенные и изощренные технические средства для самоуничтожения, просто не смогло бы выжить.
Между тем, уже выдающийся психолог Эрих Фромм подверг резкой критике исследования Конрада Лоренца. Прежде всего, Фромм (как и многие другие специалисты) усомнился в том, что человек обладает универсальным агрессивным инстинктом, который обязательно и непременно требует выхода. Далеко не всем людям свойственна агрессивная реакция на угрозы их интересам, и существуют, как все мы понимаем, более или менее эффективные технологии подавления гнева. Человек способен минимизировать агрессию, а в благоприятной среде и вовсе обходиться без неё.
Далее, Фромм указывает на очень существенный момент, не вполне понятый позднейшими исследователями. Необходимо отличать агрессию как позитивную и необходимую для выживания поведенческую программу и деструктивность как чисто человеческую страсть к насилию и разрушению. По ряду причин, современный человек не всегда может справиться со своим агрессивным инстинктом, однако это не делает его злодеем и маньяком. Причины деструктивности намного глубже - они связаны с фундаментальными экзистенциальными потребностями человека. Личность может либо реализовать себя в мире путем интеллектуальных, нравственных и трудовых усилий - либо пойти по пути деструктивному, по пути разрушения себя, других и окружающей среды. Деструктивность не есть наследуемая поведенческая программа, она есть страсть, формируемая обстоятельствами жизни и воспитания.
Запирая разум подростка в машину виртуального насилия, мы, вероятно, можем снизить проявления агрессии «в реале». Однако не последует ли за снижением агрессии эскалация деструктивности? Развивая привычку к потреблению символического насилия, человек потакает деструктивной страсти, негативным тенденциям в своем мировосприятии. Отследить этот процесс на статистических данных не так уж просто, однако некоторые факты создают стойкое впечатление роста деструктивности. Акты насилия циничного, особо жестокого, иррационального, насилия ради насилия продиктованы именно деструктивностью, а не вышедшей из берегов инстинктивной агрессией. Не наблюдается ли в современном мире рост деструктивности? Как мы понимаем, формирование устойчивых страстей происходит преимущественно в детском возрасте. Так что разрастание сферы жестокости в массовом кинематографе и видеоиграх вполне может дать свой результат в форме деструктивности как массовой социальной болезни следующих поколений. А судя по новостным лентам, и поколений, уже вошедших в активный социальный возраст.