Но мой плот...
Много чего происходит, но для ЖЖ не пишется, не находится, и вообще...
К первосентябрью нашел в закромах не текст даже, бальзам из букв - настолько мне он дорог. Подретушировал - загляденье.
Кончался сентябрь, лили дожди. На исходе путешествия нам вдруг выдался солнечный и теплый денек. Мы как раз спустились к Вишере с Чувальского хребта. О том чтобы перебрести реку не могло было быть и речи - паводок. Надо было либо ждать случайную лодку, либо строить плот. Стало вдруг невыносимо скучно от одной только мысли, что после переправы на ту сторону придется еще идти пешком 25 км до поселка. Решили до Вёлса доплыть. Решение принял брат: он всегда любил воду, я - землю. У нас была пригоршня гвоздей, какие-то шнурки с одежды, горе-слетающий топор. Я был молод, неопытен, незнаком с плотостроением - бревнышки таскал. Лёша был в этом деле куда более сноровист, однако о характере Вишеры ничегошеньки не знал. Мы были тут с братом впервые, все было в диковинку. Какой маршрут, какое планирование: идеи и маршруты приходили в нашу голову на ходу, избушки мы находили по наитию, тропы по случайности.
В общем, при моих маломощных усилиях, брат состряпал плот за три часа. Я был деморализован одним только его видом. Экономя усилия и рассохшееся топорище, мы даже не обрубали вершины. И когда мимо нас прошла лодка-горнячка на которой можно было бы переехать Вишеру, а может даже уплыть в Вёлс, мы отмахнулись - типа, сами речники.
Близился вечер. Последний теплый вечер той осени. Даже комарики поднялись. Брат решил опробовать плавучесть нашего плота: он вышел из курьи на реку и проплыл сто метров. К моему горькому сожалению, плот обладал достаточной плавучестью.
Быстрая и темная вишерская вода вызывала у меня смутное чувство тревоги. Это чувство росло. На хлипкое наше суденышко я без содрогания и вовсе смотреть не мог. Но мы поплыли. И еще как. Первый же перекат показал, что скорость на реке в два-три раза превосходит пешую. Было круто и страшно! Плот оказался плохо управляемым, пара столкновений с берегом показала, что он легко деформируется, но, что еще хуже, втыкается в глинистые обрывы необрубленными лесинами. Пройдя пару километров, встали на ночь. Уф-ф.
С утра началась настоящая осень. Не бабья, но мужичья. Ежась от встречного ветра и налетающей мороси, мы плыли по нарочно пустынной реке. Рюкзаки полулежали в воде, потому что настил из веток заливало, и сапоги всегда были по щиколотку в реке. Несло быстро, воды еще прибавилось. Пели песню "Прощайте скалистые горы..." и допелись. Скалы появились. Одну я помню очень хорошо. Струя ударяла в неё, образуя небольшой водоворот, и уходила под прямым углом. Мы плыли прямо на нее, ускоряясь, и ничего не могли сделать шестами - те не доставали до дна.
Помню, как изготовились, как уперлись шестами в скалу, но их выгнуло дугой, а меня чуть не сбросило назад в воду. Плот все равно шмякнулся, сконфузился, и стал погружаться в пучину. "Всё! - подумал я. - П-ц, пора плыть". Однако, чуть придержав, владыка омута отпустил нас. Плот медленно всплыл и отуром вывалился на стремнину.
Дальше течение успокоилось. Река несла листья, несла щепки, несла пенку-плевки, несла нас. Было такое острое переживание таежной осени какого в моей жизни уже никогда не будет, потому что нет того восемнадцатилетнего парня, остро чувствующего первые прикосновения к Уралу. Никогда уже так не будет пахнуть жухлая трава. Много чего будет, а этого не будет никогда…
Пару раз мы останавливались - у хариуса был жор и Лёша запускал кораблик. Рыба жадно бросался на мормышку, но у нас не было ни тары, ни времени, чтобы заниматься ловлей.
Брат на фоне плота
В кромешной осенней темноте мы добрались до Вёлса. С трудом зачалились. В кочегарку нас не пустили, и чуть помыкавшись по дворам, мы устроились у кого-то на летней кухне. Совершенно не помню хозяев, помню лишь рябиновое варенье, которое нам принесли. Оно было кисло-сладкое, вкусное вроде. Утром паромщик перевез нас через Вишеру к регулярной «буханке» Вая-Вёлс-Вая. Это была раздельно-металлическая буханка, в которой пассажирский отсек отделен от грузового глухой стенкой. Желающих уехать было так много, что уместиться всем, на первый взгляд, не представлялось возможным. Но водитель был опытный, знаток тетриса. Только в багажнике нас убралось с рюкзаками шестеро, в салон поместилось еще больше. Ехать было мягко и весело.
2002 год
К первосентябрью нашел в закромах не текст даже, бальзам из букв - настолько мне он дорог. Подретушировал - загляденье.
Кончался сентябрь, лили дожди. На исходе путешествия нам вдруг выдался солнечный и теплый денек. Мы как раз спустились к Вишере с Чувальского хребта. О том чтобы перебрести реку не могло было быть и речи - паводок. Надо было либо ждать случайную лодку, либо строить плот. Стало вдруг невыносимо скучно от одной только мысли, что после переправы на ту сторону придется еще идти пешком 25 км до поселка. Решили до Вёлса доплыть. Решение принял брат: он всегда любил воду, я - землю. У нас была пригоршня гвоздей, какие-то шнурки с одежды, горе-слетающий топор. Я был молод, неопытен, незнаком с плотостроением - бревнышки таскал. Лёша был в этом деле куда более сноровист, однако о характере Вишеры ничегошеньки не знал. Мы были тут с братом впервые, все было в диковинку. Какой маршрут, какое планирование: идеи и маршруты приходили в нашу голову на ходу, избушки мы находили по наитию, тропы по случайности.
В общем, при моих маломощных усилиях, брат состряпал плот за три часа. Я был деморализован одним только его видом. Экономя усилия и рассохшееся топорище, мы даже не обрубали вершины. И когда мимо нас прошла лодка-горнячка на которой можно было бы переехать Вишеру, а может даже уплыть в Вёлс, мы отмахнулись - типа, сами речники.
Близился вечер. Последний теплый вечер той осени. Даже комарики поднялись. Брат решил опробовать плавучесть нашего плота: он вышел из курьи на реку и проплыл сто метров. К моему горькому сожалению, плот обладал достаточной плавучестью.
Быстрая и темная вишерская вода вызывала у меня смутное чувство тревоги. Это чувство росло. На хлипкое наше суденышко я без содрогания и вовсе смотреть не мог. Но мы поплыли. И еще как. Первый же перекат показал, что скорость на реке в два-три раза превосходит пешую. Было круто и страшно! Плот оказался плохо управляемым, пара столкновений с берегом показала, что он легко деформируется, но, что еще хуже, втыкается в глинистые обрывы необрубленными лесинами. Пройдя пару километров, встали на ночь. Уф-ф.
С утра началась настоящая осень. Не бабья, но мужичья. Ежась от встречного ветра и налетающей мороси, мы плыли по нарочно пустынной реке. Рюкзаки полулежали в воде, потому что настил из веток заливало, и сапоги всегда были по щиколотку в реке. Несло быстро, воды еще прибавилось. Пели песню "Прощайте скалистые горы..." и допелись. Скалы появились. Одну я помню очень хорошо. Струя ударяла в неё, образуя небольшой водоворот, и уходила под прямым углом. Мы плыли прямо на нее, ускоряясь, и ничего не могли сделать шестами - те не доставали до дна.
Помню, как изготовились, как уперлись шестами в скалу, но их выгнуло дугой, а меня чуть не сбросило назад в воду. Плот все равно шмякнулся, сконфузился, и стал погружаться в пучину. "Всё! - подумал я. - П-ц, пора плыть". Однако, чуть придержав, владыка омута отпустил нас. Плот медленно всплыл и отуром вывалился на стремнину.
Дальше течение успокоилось. Река несла листья, несла щепки, несла пенку-плевки, несла нас. Было такое острое переживание таежной осени какого в моей жизни уже никогда не будет, потому что нет того восемнадцатилетнего парня, остро чувствующего первые прикосновения к Уралу. Никогда уже так не будет пахнуть жухлая трава. Много чего будет, а этого не будет никогда…
Пару раз мы останавливались - у хариуса был жор и Лёша запускал кораблик. Рыба жадно бросался на мормышку, но у нас не было ни тары, ни времени, чтобы заниматься ловлей.
Брат на фоне плота
В кромешной осенней темноте мы добрались до Вёлса. С трудом зачалились. В кочегарку нас не пустили, и чуть помыкавшись по дворам, мы устроились у кого-то на летней кухне. Совершенно не помню хозяев, помню лишь рябиновое варенье, которое нам принесли. Оно было кисло-сладкое, вкусное вроде. Утром паромщик перевез нас через Вишеру к регулярной «буханке» Вая-Вёлс-Вая. Это была раздельно-металлическая буханка, в которой пассажирский отсек отделен от грузового глухой стенкой. Желающих уехать было так много, что уместиться всем, на первый взгляд, не представлялось возможным. Но водитель был опытный, знаток тетриса. Только в багажнике нас убралось с рюкзаками шестеро, в салон поместилось еще больше. Ехать было мягко и весело.
2002 год