Часть 1 Часть 2 Мой старший брат Иван (Ваня), отец Софи Вяземской, покойного Лари и Ивана Ивановича ( он в 29 лет умер от заражения крови, поранив палец на охоте ), был очень болезненным в детстве, и ему врачами было запрещено жить в России, а чтобы ему не было скучно, моя сестра Демидова (София) и я также жили заграницей.
С нами жили M. и M-me Feder: он был воспитателем моего отца, немец из Висбадена, а она была англичанка, воспитательница сестры моего отца, моей любимой тети княгини Ирины Ивановны Паскевич
Робийяр, Ипполит. Портрет княгини Ирины Ивановны Паскевич (1835 - 14 апреля 1925)
окончив воспитание своих учеников, они поженились.
Вава (Александра Ивановна Шпильманс) была нашей сперва няней, потом воспитательницей, а няня была еще Мами (Мария Антоновна Исаева), которая крепостной была куплена моим дедом Шуваловым ( Андрей Павлович Шувалов (12.3.1817 - 14.4.1876)) и поступила подняней в детскую, когда моей матери был год.
Три месяца горничная у нас была Elise из французской Швейцарии, очень некрасивая, небольшая и немного кривая, но, как и две предыдущие, чудный человек.
Мы жили зимою то в Ментоне или Ницце, а потом в Швейцарии (в Veve, Montreux или в Meran). Потом брату разрешили проводить лето в России, и тогда отец купил имение в Курляндии Berghof ( Усадьба Бергхоф (ныне Калнмуйжа) близ Лиепаи), которое впоследствии, к нашему горю, было им продано. А в 1877 году мы вернулись в Россию насовсем.
Когда мы жили в Меране, мы пили кумыс, так как отец верил в его целебность.
Для этого приехал из России татарин, кумысник, в Меране по его выбору купили двух кобыл и сняли в аренду луг.
Раз пришли к нам две дамы, одна высокая, красивая, с волосами до пола, заплетенными в мелкие косички, каждая завязана красной шерстинкою, с веером в руке, которым она закрывала лицо,
и другая дама с нею, которая сказала, что первая дама - императрица Елизавета Австрийская, которая хочет попробовать странное питье, которое мы пьем.
Ей кумыс понравился, и она каждое утро, пока была в Меране, приходила его пить.
Вскоре после этого, мы поехали в Вену на консультацию к детскому врачу, тогдашней знаменитости, профессору <…>.
Императрица Австрийская, видимо, узнала об этом, и мы были приглашены в Шенбрунн к эрцгерцогине Marie-Valerie, младшей дочери императора Австрийского.
Мы играли в пятнашки в парке дворца, и эрцгерцогиня ловила меня;
я дала угон, Marie-Valerie (она была старше нас) упала, у нее пошла кровь носом,
и статс-дама мне начала выговаривать на тему, что надо быть осторожней, когда играешь с высочайшею особою.
В это время из-за «боскета» вышла императрица и сказала мне, что я не виновата, а что виновата ее дочь, которая не умеет играть в пятнашки.
В 1896 году государь Николай II с молодой императрицею объезжал иностранные столицы (Берлин, Лондон, Париж, Вену и Копенгаген).
Мой отец, как министр Двора, их сопровождал.
Императрица Австрийская в то время уже не принимала участия в придворных торжествах, но в этот раз она сделала исключение.
После парадного обеда во дворце, она вспомнила о трех русских детях, к которым ходила пить кумыс, и спросила моего отца о нас и дала ему по конфете для каждого.
При дворах австрийском и немецком были парадные конфеты в форме плитки (или шоколадные, или мятные), завернутые в серебряную бумагу и с рюшкою из кружев вокруг, а сверху были прикреплены какие-нибудь безделушки, и считалось знаком особого внимания, когда высочайшие хозяева давали или посылали такую конфету.
Помню я императрицу Марию Александровну. Она жила в Ментоне, а мы в Ницце.
Она посылала за нами ландо, запряженное «цугом».
У лошадей на головах были украшения из белых страусиных перьев.
С нами были тогда мои сестры, вышедшие впоследствии замуж за графа В.В.Мусина-Пушкина и за графа Д.С.Шереметева.
Моя сестра Пушкина (Мария) расшалилась и стала прыгать по столам, стульям и диванам.
Наша воспитательница хотела ее остановить, но императрица сказала ей: «Пусть девочка порезвится».
Наконец императрице это надоело, и она сказала: «Маленькая шалунья, довольно бегать, иди сюда».
Моя сестра ей ответила: «А ты, старая шалунья, молчи».
Я тоже опозорилась.
Императрица мне подарила куклу, а я выпросила у нее перламутровую корзинку с золотой ручкой, в которой висели костяные фуксии, выкрашенные в лиловый цвет.
Эта корзинка, наверное, была памятью какого-нибудь обеда, так как была с конфетами-плитками.
У моей прабабушки, княгини Бутера (по первому браку графини Шуваловой, в девичестве Шаховская), был дом в Париже, выходивший на rue Saint-Honore и аvenue Gabriel.
Мы там как-то зимовали, и я помню, что из сада мы смотрели на похороны Thiers’a (мне А.И.Шпильманс впоследствии сказала, что то были похороны Тьера; я помню лишь войска, массу народа и corbillard [катафалк]).
Какой точно это был дом, не знаю, но думаю, что это был тот, где теперь Клуб Interallies, так как знаю, что его моя мать с сестрами и братьями и дядя, граф Петр Павлович Шувалов, продали Ротшильду после смерти моего деда, графа Андрея Павловича Шувалова.
(В 1825-1857 гг. особняк занимала вдова князя П.И.Багратионa, княгиня Eкатерина Павловна, урожд. графиня Скавронская (1783-1857). Сегодня в особняке размещается резиденция посла Соединенных Штатов. В 1856 году Ротшильды купили другой особняк, который в середине 19 века снимало Российское Посольство. Александра Илларионовна их перепутала.)
У прабабушки была дача в Boulogne-sur-Seine и имение в Vallee de Chevreuse, и всё было продано одновременно за гроши.
Если бы это уцелело, мы бы не были нищими беженцами.