Морда буден
Часть первая, про одно: Ловцы Человеков
В большинстве штатов Америки есть закон о том, что человек, совершивший преступление против половой свободы личности, подлежит регистрации в Комиссии по Регистрации Насильников (по-нашему "SORB"). Общий закон называется Megan's Law, и у каждого штата принята какая-то из его модификаций. Вырос из ужасного, имевшего сильнейший общественный резонанс дела об изнасиловании и убийстве маленькой девочки соседом-преступником. Родители, вне себя от горя, подали в суд на государство со словами: "Вашу мать, да сделайте же систему оповещения! Разве мы когда-нибудь позволили бы ей играть в его дворе, если бы знали, кто он!"
У нас в штате это устроено следующим образом: незадолго до выхода насильника из тюрьмы (а если тюремного срока не положено - то с момента вынесения приговора), Комиссия отправляет ему письмо следующего содержания: "Как ты, мужик, есть насильник, мы тебя счас зарегистрируем. Пришли нам информацию о себе, если хочешь."
Информация им вот зачем: в Комиссии есть некоторое количество hearing examiners (не знаю, как перевести в этом контексте, поэтому временно называю магистрат-эксперт) - их задача посмотреть на информацию про человека (какое преступление совершил, какое уголовное досье, как вел себя в тюрьме, что сделал по выходе) и оценить его опасность для общества с точки зрения возможного рецидива.
Есть три уровня общественной опасности: первый, когда человек не считается особенно опасным, - он должен раз в год регистрироваться в Комиссии (посылать им по почте информацию про свой адрес), и его данные хранятся только в Комиссии. Второй, когда человек считается более опасным - он должен регистрироваться в полиции лично, его данные хранятся в полиции, и о нем можно навести справки там же, то есть спросить полицейского "а не является ли такой-то насильником?", и получить ответ. Третий уровень (наиболее опасные) это страх и ужас: метод регистрации такой же, но при этом полиция обязана активно распространять информацию про этого человека в тех краях, где он живет. То есть, клеить на фонарных столбах, на общественных досках объявлений, раздавать директорам школ итд его фоторобот и подпись: "Гумберт Гумберт, насильник, живет в этом городе по адресу улица Розенкранца-Гильдестерна, 12." В Бостоне это еще полбеды, а вот в маленьких городках такому насильнику сразу становится довольно трудно ходить в булочную.
Итак, магистрат-эксперт выносит решение о том, насколько человек опасен, и посылает ему второе письмо, со словами: "Я считаю, что ты, мужик, такого-то уровня."
Раньше на этом дело заканчивалось, но возмутились юристы, дошли до высшего суда штата со словами: "Какого черта какой-то там магистрат, бог весть чем руководствуясь, выносит решение, с которым человеку жить следующие двадцать лет! А если он чего-то недопонял? Так нельзя, надо насильнику дать возможность объясниться!"
Суд согласился, и теперь к письму добавляется фраза: "Если ты, мужик, согласен с моим решением, распишись, если не согласен, распишись в другом месте, будет слушанье." Если человек не согласен (а на третьем уровне все они не согласны - ниже пола падать некуда) - ему назначают адвоката, и магистрат-эксперт более высокого уровня слушает прения сторон (юриста этого самого насильника и юриста Комиссии), чтобы определить надлежащий уровень регистрации. Слушание обычно пишется на диктофон, чтобы магистрату потом было, с чем сверяться.
Слушанья эти - вещь в себе, есть юристы, специализирующиеся на них, там целый свой комплекс законов. Государственных адвокатов никто не спрашивает, хотим ли мы их (ну то есть спрашивают, конечно, в терминах: вам их в год от трех до десяти, или больше десяти давать?) Народ там попадается разный, сами понимаете: один девушку в поезде за грудь схватил, а другой собственной десятилетней дочери ребенка заделал.
Часть Вторая, про другое: Cлово Не Воробей, А Источник Скорбей.
Был у меня клиент: лет тридцать назад жил с доходов несовершеннолетней проститутки. Типа, дней пятнадцать. Доход составил около двухсот долларов. Однако, запись в деле есть, добро пожаловать регистрироваться. Пикантность ситуации состоит в том, что мужик сидит за попытку убийства общественно опасным способом (пока в СИЗО, по подозрению, но есть мнение, что скоро переберется в основную популяцию.)
Однако, каким-то образом на их радаре он засветился, Комиссия проснулась, фарш невозможно провернуть назад, повестка, слушание.
Юрист Комиссии говорит: "это неважно, что преступление двадцать лет назад совершено - у него же уголовное досье с палец толщиной! Пусть других преступлений насчет половой свободы нет, но мужик в целом мерзавец, а сейчас подозреваемый по делу, так там вообще кошмар какой-то (*следуют десять минут подробностей), надо его третьим уровнем регистрировать!"
Я говорю: "Он же в тюрьме сидит, и черта с два выйдет, именно потому что дело кошмар. Рано вы за него взялись. Сейчас его посадят лет на двадцать, как нам убедительно доказал юрист Комисии, и он не сможет ходить регистрироваться в полицию, извините. И, кстати, где вы собираетесь развешивать его фоторобот - в надзирательской караулке?"
Магистрат : "То есть, что же получается? По логике вещей, чем вероятнее, что этот человек действительно стрелял в толпу, тем вероятнее, что я должен определить его как первый уровень?"
Как вы думаете, что именно говорит, разборчивым солидным басом, государственному служащему, под магнитофонную запись, подозреваемый в убийстве клиент?
Правильно.
Ну хорошо, у него образования три класса, и вместо головы ведро.
Но вот вам другая история. Мой бывший однокурсник по докторату (довольно симпатичный негритенок) года два назад оказался в Комиссии на должность магистрата-эксперта более высокого уровня. Того, который прения слушает. Сидит он, значит, преет, скучает, занимается своими делами, и пишет на Фейсбуке, довольно-таки безобидные вещи, вроде: "Мне ужасно неловко, когда на автостоянке сталкиваюсь носом к носу с одним из этих своих извращенцев" или "еду в тюрьму, надеюсь вернуться оттуда...эээ... в целости". Или: "только что прогнал совершенно сумасшедшего юриста и с удовольствием завернул его ходатайство." Или "да черт возьми, когда они перестанут использовать этот шрифт? Не могу я адекватно воспринимать ходатайство, написанное таким шрифтом!"
Компания юристов каким-то образом раскопала эти его записи, взяла их на щит, и за последние пару недель штук шесть его решений завернули через суд, на пересмотр, со словами: "По закону положено, чтобы эксперт-магистрат был честен и беспристрастен. А он - не, вот сами смотрите, что пишет! Шрифт ему, стало быть, не нравится, а ходатайства заворачивать нравится..."
Все это взорвалось в течение считаных дней, наши собирают уже досье завернутых таким образом дел (на будущее), и я пари держать готов, что до конца месяца парня выставят с работы. Потому что или ты государственный служащий, или ты на Фейсбуке треплешься.
Как это было у Кнышева: люди умны по-разному, а глупы одинаково...
В большинстве штатов Америки есть закон о том, что человек, совершивший преступление против половой свободы личности, подлежит регистрации в Комиссии по Регистрации Насильников (по-нашему "SORB"). Общий закон называется Megan's Law, и у каждого штата принята какая-то из его модификаций. Вырос из ужасного, имевшего сильнейший общественный резонанс дела об изнасиловании и убийстве маленькой девочки соседом-преступником. Родители, вне себя от горя, подали в суд на государство со словами: "Вашу мать, да сделайте же систему оповещения! Разве мы когда-нибудь позволили бы ей играть в его дворе, если бы знали, кто он!"
У нас в штате это устроено следующим образом: незадолго до выхода насильника из тюрьмы (а если тюремного срока не положено - то с момента вынесения приговора), Комиссия отправляет ему письмо следующего содержания: "Как ты, мужик, есть насильник, мы тебя счас зарегистрируем. Пришли нам информацию о себе, если хочешь."
Информация им вот зачем: в Комиссии есть некоторое количество hearing examiners (не знаю, как перевести в этом контексте, поэтому временно называю магистрат-эксперт) - их задача посмотреть на информацию про человека (какое преступление совершил, какое уголовное досье, как вел себя в тюрьме, что сделал по выходе) и оценить его опасность для общества с точки зрения возможного рецидива.
Есть три уровня общественной опасности: первый, когда человек не считается особенно опасным, - он должен раз в год регистрироваться в Комиссии (посылать им по почте информацию про свой адрес), и его данные хранятся только в Комиссии. Второй, когда человек считается более опасным - он должен регистрироваться в полиции лично, его данные хранятся в полиции, и о нем можно навести справки там же, то есть спросить полицейского "а не является ли такой-то насильником?", и получить ответ. Третий уровень (наиболее опасные) это страх и ужас: метод регистрации такой же, но при этом полиция обязана активно распространять информацию про этого человека в тех краях, где он живет. То есть, клеить на фонарных столбах, на общественных досках объявлений, раздавать директорам школ итд его фоторобот и подпись: "Гумберт Гумберт, насильник, живет в этом городе по адресу улица Розенкранца-Гильдестерна, 12." В Бостоне это еще полбеды, а вот в маленьких городках такому насильнику сразу становится довольно трудно ходить в булочную.
Итак, магистрат-эксперт выносит решение о том, насколько человек опасен, и посылает ему второе письмо, со словами: "Я считаю, что ты, мужик, такого-то уровня."
Раньше на этом дело заканчивалось, но возмутились юристы, дошли до высшего суда штата со словами: "Какого черта какой-то там магистрат, бог весть чем руководствуясь, выносит решение, с которым человеку жить следующие двадцать лет! А если он чего-то недопонял? Так нельзя, надо насильнику дать возможность объясниться!"
Суд согласился, и теперь к письму добавляется фраза: "Если ты, мужик, согласен с моим решением, распишись, если не согласен, распишись в другом месте, будет слушанье." Если человек не согласен (а на третьем уровне все они не согласны - ниже пола падать некуда) - ему назначают адвоката, и магистрат-эксперт более высокого уровня слушает прения сторон (юриста этого самого насильника и юриста Комиссии), чтобы определить надлежащий уровень регистрации. Слушание обычно пишется на диктофон, чтобы магистрату потом было, с чем сверяться.
Слушанья эти - вещь в себе, есть юристы, специализирующиеся на них, там целый свой комплекс законов. Государственных адвокатов никто не спрашивает, хотим ли мы их (ну то есть спрашивают, конечно, в терминах: вам их в год от трех до десяти, или больше десяти давать?) Народ там попадается разный, сами понимаете: один девушку в поезде за грудь схватил, а другой собственной десятилетней дочери ребенка заделал.
Часть Вторая, про другое: Cлово Не Воробей, А Источник Скорбей.
Был у меня клиент: лет тридцать назад жил с доходов несовершеннолетней проститутки. Типа, дней пятнадцать. Доход составил около двухсот долларов. Однако, запись в деле есть, добро пожаловать регистрироваться. Пикантность ситуации состоит в том, что мужик сидит за попытку убийства общественно опасным способом (пока в СИЗО, по подозрению, но есть мнение, что скоро переберется в основную популяцию.)
Однако, каким-то образом на их радаре он засветился, Комиссия проснулась, фарш невозможно провернуть назад, повестка, слушание.
Юрист Комиссии говорит: "это неважно, что преступление двадцать лет назад совершено - у него же уголовное досье с палец толщиной! Пусть других преступлений насчет половой свободы нет, но мужик в целом мерзавец, а сейчас подозреваемый по делу, так там вообще кошмар какой-то (*следуют десять минут подробностей), надо его третьим уровнем регистрировать!"
Я говорю: "Он же в тюрьме сидит, и черта с два выйдет, именно потому что дело кошмар. Рано вы за него взялись. Сейчас его посадят лет на двадцать, как нам убедительно доказал юрист Комисии, и он не сможет ходить регистрироваться в полицию, извините. И, кстати, где вы собираетесь развешивать его фоторобот - в надзирательской караулке?"
Магистрат : "То есть, что же получается? По логике вещей, чем вероятнее, что этот человек действительно стрелял в толпу, тем вероятнее, что я должен определить его как первый уровень?"
Как вы думаете, что именно говорит, разборчивым солидным басом, государственному служащему, под магнитофонную запись, подозреваемый в убийстве клиент?
Правильно.
Ну хорошо, у него образования три класса, и вместо головы ведро.
Но вот вам другая история. Мой бывший однокурсник по докторату (довольно симпатичный негритенок) года два назад оказался в Комиссии на должность магистрата-эксперта более высокого уровня. Того, который прения слушает. Сидит он, значит, преет, скучает, занимается своими делами, и пишет на Фейсбуке, довольно-таки безобидные вещи, вроде: "Мне ужасно неловко, когда на автостоянке сталкиваюсь носом к носу с одним из этих своих извращенцев" или "еду в тюрьму, надеюсь вернуться оттуда...эээ... в целости". Или: "только что прогнал совершенно сумасшедшего юриста и с удовольствием завернул его ходатайство." Или "да черт возьми, когда они перестанут использовать этот шрифт? Не могу я адекватно воспринимать ходатайство, написанное таким шрифтом!"
Компания юристов каким-то образом раскопала эти его записи, взяла их на щит, и за последние пару недель штук шесть его решений завернули через суд, на пересмотр, со словами: "По закону положено, чтобы эксперт-магистрат был честен и беспристрастен. А он - не, вот сами смотрите, что пишет! Шрифт ему, стало быть, не нравится, а ходатайства заворачивать нравится..."
Все это взорвалось в течение считаных дней, наши собирают уже досье завернутых таким образом дел (на будущее), и я пари держать готов, что до конца месяца парня выставят с работы. Потому что или ты государственный служащий, или ты на Фейсбуке треплешься.
Как это было у Кнышева: люди умны по-разному, а глупы одинаково...