Летающие пожарные России
Не числом, а умением воздушная пожарная команда охраняет крупнейшие хвойные леса мира в одиннадцати часовых поясах.
Текст: Гленн Ходжес Фотографии: Марк Тиессен
National Geographic
Начальник «Авиалесоохраны» Центральной Сибири Александр Селин старается точно выразить свои мысли даже по-английски, хотя знает этот язык плохо. Милиционеров называет «мусорами». Водку - «гарью». Своего водителя - «русским варваром». А осторожность... Похоже, этого слова нет в его словаре. Осторожность - это для сосунков и американцев. «Ремни безопасности не для России!» - рявкнул Александр, как только мы миновали пост ГИБДД при въезде в Красноярск, при этом он и водитель дружно отстегнулись.
Проведя несколько дней под началом Александра, мы начнем звать его просто Большой Босс. Этот плечистый сибиряк, любитель острого словца, справляется с территорией, равной по площади Техасу, имея в своем распоряжении «армию» из пятисот пожарных, которые прыгают с парашютами с самолетов или спускаются по канатам с вертолетов, сражаясь с огнем от Таймыра до границы с Монголией.
Фотограф Марк Тиессен и я прибыли в Сибирь, чтобы увидеть их работу, но, добираясь из Красноярска в Шушенское, усомнились, что доживем хоть до одного пожара. Мы газовали по горам на паре «Волг», задыхаясь от выхлопной гари, влетали в повороты на скорости 150 километров в час, вслепую преодолевали перевалы, чудом избегая одного лобового столкновения за другим, и лишь усмешку вызывали воспоминания о наших тренировках с американскими пожарными... Вдруг головная машина задевает грузовик. Мы останавливаемся, чтобы оценить ущерб - помятую дверь. Все пожимают плечами и вновь выезжают на трассу. Полный вперед... Поэтому на следующее утро, когда мы поднимаемся на борт нашего первого МИ-8, этой рабочей лошадки российской «Авиалесоохраны», я уже не удивляюсь, не увидев ремней безопасности на креслах, да и самих кресел практически нет. Пользуясь случаем, вместе с нами Александр собирается взять несколько своих приятелей. Мы летим в горы - порыбачить в выходные, и, когда приземляемся, чтобы подобрать пассажиров, вещи, включая мотор и надувную лодку, забрасывают в вертолет как попало, между двумя огромными топливными баками, а люди устраиваются кто как может.
«Идея прыгать на тушение пожаров с парашютом - это советское изобретение», - рассказывает Стивен Пайн, американский специалист по истории лесных пожаров.
В тот же день, отметив наше знакомство парой стопок в рыбацком лагере, Александр объясняет нам, что значит работать по-русски. Он уже побывал в Калифорнии и Айдахо и видел американских пожарных, но, когда вспоминает их вертолеты, где все скованы ремнями безопасности и правилами полетов, ему смешно. «Не двигаться! Не разговаривать! Но ведь ты не определишь масштаб пожара, если не можешь встать. А как ты составишь план действий, если все молчат?!» - «А еще они называют русских сумасшедшими!» - вставляет пилот.
Однако, едва выжив в автомобильной поездке, я начинаю думать, что «сумасшедшие» - подходящее слово; но ведь и надо быть слегка сумасшедшими, чтобы прыгать с самолета на борьбу с огнем, а русские начали делать это раньше других.
«Идея прыгать на тушение пожаров с парашютом - это советское изобретение», - рассказывал мне потом Стивен Пайн, американский специалист по истории лесных пожаров, один из немногих за пределами России, кто хорошо знает «Авиалесоохрану», российскую службу, созданную для охраны лесов в труднодоступных районах. «В тридцатых годах прошлого века эти парни выходили на крыло самолета, прыгали с парашютами, приземлялись в ближайшей деревне и собирали местных жителей для борьбы с пожарами».
В 2001 году «Авиалесоохрана» отпраздновала семидесятую годовщину первого полета (могла бы быть и семьдесят пятая, но в 1926 году пилот первого пожарного самолета, взлетев из Ленинграда, сел в Эстонии). С тех пор летающая пожарная команда СССР, а теперь России остается крупнейшей в мире, хотя в постсоветское десятилетие бюджет урезали, и из-за этого штат пожарных сократился с восьми до четырех тысяч человек.
Бюджет «Авиалесоохраны» невелик для страны, лежащей в одиннадцати часовых поясах, - тридцать два миллиона долларов в год. Меньше, чем США могут потратить за несколько дней в пик сезона лесных пожаров. Но в своей разномастной спецодежде, на устаревших бипланах («кукурузниках») русские летающие пожарные делают то, что и все их соотечественники, - обходятся малым. Мало денег, мало оборудования и, увы, мало осторожности, даже с огнем. Покидая лагерь, я с удивлением вижу, что костер еще тлеет. Это в жаркий июльский день, а тут еще вихрь от вертолетных винтов, разметающий все по площадке, - недалеко до беды... Но Александр, главный пожарный Центральной Сибири, как будто не замечает этого.
В США пожарные залили бы огонь даже на плавучей льдине посреди зимы, особенно на глазах у журналистов. Но здесь люди решают проблемы «по мере поступления», а полная безопасность не нужна и даже раздражает. Огнестойкие укрытия и одежда? Слишком дорого. Ну и ладно, скорее всего, не понадобятся. Ремни безопасности? Непрактично. Тысячи раз их застегиваешь и расстегиваешь, и, скорее всего, впустую. Костер? Сам погаснет...
Неудивительно, что две трети из двадцати-тридцати пяти тысяч ежегодных лесных пожаров в России возникает именно по вине человека. Это очень много, но к концу нашего недельного пребывания в Сибири я поймал себя на мысли: вот бы кто-нибудь поджег что-нибудь еще. В жарком и сухом Шушенском районе леса не горели, и нам пришлость уговаривать Александра (подкрепляя аргументы водкой), чтобы он отправил нас севернее Енисейска, где, как мы слышали, пожары бушевали по всему району.
Спустя два дня, когда мы с нашими проводниками Валерием Коротковым и Владимиром Дробакиным добрались до енисейской базы, мы просто горели желанием увидеть пожар, но само небо шло нам наперекор: с утра начался дождь. Как из ведра. Я скептически взглянул на Валеру. «Кажется, ты говорил, что пятница, тринадцатое - твой счастливый день?» - «Так он еще не кончился, друг мой...» Валерий - один из тех душевных парней, в чью удачу верится. Из своих 45 лет 25 он - парашютист. Непрерывно курит, правда сигареты с фильтром («Я забочусь о своем здоровье!»), охотно выпивает, но я никогда не видел, чтобы он покачнулся, и еще - он редко жалуется. Даже потерю последнего из передних зубов (а мы подозреваем, что это случилось в течение того месяца, что мы провели вместе) он перенес безропотно. С копной седых волос, бородой цвета «соль с перцем», облаченный в камуфляж, он не слишком-то вписывается в городскую обстановку, словно солдат, только что вернувшийся с передовой.
К середине дня приходит сообщение: быстро собирайтесь - отправляемся на пожар. Я воспринимаю это скептически: только что полсуток мок под дождем. Но два часа на вертолете - и мы приземляемся на краю тлеющего леса: в небе над нами сияет солнце. Счастливый день Валеры! Он и Владимир быстро срезают несколько тонких березок для палаточных стоек, и мы пробираемся по просеке через почерневший лес к линии огня.
Двенадцать пожарных работали на этих пятидесяти гектарах горящего леса почти неделю. С этого фланга огня не видно, но ребята делают из березок черенки для лопат и граблей, расчищают узкую, не более полуметра, полоску и зажигают с помощью хвои и бересты встречный пал. Он продвигается к пожару, съедая все, что может гореть, и выжженная зона не дает огню распространяться. Это основной метод тушения лесных пожаров повсюду, только реализуют его в одних местах с помощью лопаты и хвои, а в других - используя бульдозер и огнемет.
Каждое лето пожарные «Авиалесоохраны» сталкиваются с задачей, которая под силу разве что Гераклу, - остановить огонь в хвойных лесах, занимающих восемьсот миллионов гектаров. В густонаселенных районах с пожарами помогают бороться региональные подразделения лесной службы, но половину территории России обороняют от огня только летающие пожарные. У них 340 баз по всей стране. Они работают бригадами по пять-шесть парашютистов (прыгают с одномоторных бипланов АН-2) или группами до двадцати человек (спускаются по канатам с вертолетов МИ-8).
«Мы сталкиваемся с опасностью трижды: первый раз - когда летим, второй - когда прыгаем, и третий - когда идем на пожар», - говорит Валера, и статистика это подтверждает. За последние три десятилетия сорок пожарных «Авиалесоохраны» погибли на работе: двадцать четыре - в борьбе с пожарами, одиннадцать - при прыжках с парашютом, четверо - при авариях самолетов, и один был поражен молнией. Валерий и Владимир рассказывали мне подробности некоторых из этих трагедий: один из парашютистов угодил в воду и утонул, другой попал на линию электропередачи... Но прыжки - это страсть, захватившая их. «Две минуты паришь, как орел, и три дня копаешь, как крот, - говорит Валерий о жизни пожарных-парашютистов, - но чтобы полетать, стоит копать». День катится к закату, и, обработав полсотни метров противопожарной полосы, ребята устраивают перекур. Все курят «Приму» без фильтра, дешевую и вредную для таких «сторонников здорового образа жизни», как Валерий. Мы перебрасываемся русскими и английскими ругательствами, смеемся, а Алексей Тишин, серьезный двадцативосьмилетний парень с золотыми коронками и недельной щетиной, говорит: «Да, это лучшая работа для крутых парней - прыгать с самолета, бороться с огнем, жить в лесу». Ему особенно нравится прыгать на небольшие пожары и тушить их быстро. Если они гасят пожар за день-два - получают по несколько долларов каждый, а это не пустяк при средней зарплате около ста долларов в месяц. Стимул отражается на работе: более половины пожаров гасится в течение двух дней.
Летающие пожарные - это настоящие лесные люди: в сезон, когда нет пожаров, они охотятся, рыбачат, ставят капканы на соболя, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Владеют топором или ножом так, будто это продолжение их руки. Приземляясь на пожар и обустраивая лагерь, сами делают из подручного дерева не только шесты для палаток и черенки для лопат, но и столы, скамьи, полки и все что угодно. Я был поражен, когда один из ребят сделал кружку из бересты и она не протекала. Хорошо, что их навыки лесной жизни так прочны - в отличие от обмундирования и снаряжения. Вернувшись с пожара, Валерий обнаружил, что подошва одного из его новых экспериментальных сапог расплавилась, превратилась в липкое месиво. Сапоги выдержали «в лучшем случае час», говорит он зло и разражается целым потоком брани в адрес плохого русского снаряжения.
Все были поражены: русские - новым оборудованием, а американцы - невероятной изобретательностью русских.
- Эти палатки времен Отечественной войны, - говорит он, показывая на брезентовый домик, который не спасает ни от сильного дождя, ни от насекомых. - Бензопилы тяжелые и громоздкие, на рюкзаках нет поясных ремней, кирзовые сапоги (вместо портянок - полотенца) и одежда не выдерживают ни огня, ни воды. И все это тяжелое.
Большинство ребят считают это нормой жизни, но Валерий и Владимир в числе 120 российских пожарных побывали в США по программе обмена, которая началась десять лет назад. Все были поражены: русские - новым оборудованием, а американцы - невероятной изобретательностью русских. Владимир привез из Штатов новые инструменты, ботинки и сумму наличными в несколько своих годовых зарплат. Кроме того, вернувшись, он заново оценил по достоинству своих российских собратьев. «Оставьте нас в лесу со спичками, удочкой, и мы проживем, - говорит он. - Мы знаем, как пропитаться грибами, как наловить рыбы, как поставить капканы на зверя. А для американских пожарных это было бы очень тяжело».
Валера рассказал мне, как однажды его команда лишилась запаса еды: он упал в озеро. У них не было рыболовных снастей, и он сделал крючок из кусочка металла от своего запасного парашюта, вытянул нитку из парашютной сумки, срезал березовую ветку - и фокус удался, они наловили рыбы.
К утру дождь, от которого мы убежали в Енисейске, догнал нас, и мы столпились под брезентом, чтобы послушать радиосводку. Группа пожарных застряла в лесу примерно в трехстах километрах к северо-западу.
Чтобы забрать их или забросить им продукты, нет горючего, поэтому диспетчер ограничивается тем, что советует им сделать плот и сплавляться по реке. Но это невозможно, говорят они, потому что здесь нет подходящих для плота деревьев. Тогда идите пешком, отвечают им. А это километров двадцать-двадцать пять со всем тяжелым снаряжением. Можете представить себе их реакцию...
Горючее, точнее его нехватка, - постоянная проблема «Авиалесоохраны», и это более серьезное бедствие, чем плохое оборудование. Так как мы с Марком были ограничены во времени, для нас организовали спецрейсы вертолетов. Но уже на следующем пожаре удача покинула нас и мы почувствовали, с чем приходится мириться пожарным.
В первую же ночь мы попали под такой же проливной дождь, от которого убегали с тех самых пор, как прибыли в Енисейский район.
После двух дней и ночей непрерывного дождя небо наконец проясняется, и мы смело выходим, наперекор комарам, просушиться и ждать вертолет. Но прошел день, а вертолета все нет. Позже нам объяснят, что кто-то на базе забыл правильно заполнить полетные листы, потом сели батареи радиостанции в нашем лагере - и мы даже не могли связаться, чтобы напомнить о себе.
«Да все время одни и те же проблемы, - говорит Валера. - Они думают: ну посидят ребята в лесу после дождя. Это нормально». Однажды бригаде пришлось ждать 15 дней, пока их забрали.
К моменту, когда вертолет наконец прилетает, мы, проведя почти три недели в Красноярском крае, увидели в общей сложности всего лишь 45 минут довольно вялого пожара, а затем нам сообщили, что утром в Енисейске выпало пять сантиметров снега.
Стояла середина июля - сезон лесных пожаров, но в Сибири это лето было самым дождливым за пятнадцать лет. Мы решаем отправиться на северо-запад европейской части России, в республику Коми, где жарко, сухо и пожары свирепствуют повсюду.
Эта база, находящаяся в Сыктывкаре, городе с населением 226 тысяч человек, расположенном в тысяче километров к северо-востоку от Москвы, очень похожа на енисейскую - центральное здание с офисами и тренировочными сооружениями плюс общежитие, где летучие команды живут в сезон пожаров с конца весны и до наступления осени.
Леса в этом регионе населены гораздо гуще, чем в Сибири, и покрыты сетью лесовозных просек, что облегчает местной лесной охране доставку на пожары бульдозеров и рабочей силы.
И вот мы летим на МИ-8 над разлинованной в клетку местностью, наблюдаем столбы дыма, прежде чем приземлиться около пожара, охватившего три квадратных километра и подковой окружившего болотистый луг. Бригада «Авиалесоохраны» из пяти человек уже расположилась лагерем в середине луга, а примерно в километре от пожара местные лесники прокладывают просеку бульдозерами. Вскоре после нашего прибытия АН-2 облетает пожар и сбрасывает нам нарисованную от руки карту. Мы пешком пробираемся к западу, чтобы остановить огонь с одного края.
Стена огня высотой около полуметра медленно движется нам навстречу, время от времени со свистом взлетая на верхушки кустов и деревьев. Ребята берестой зажигают встречный пал и, пока он движется к пожару, тушат его заднюю кромку из устройств, которые называют «пис-пис-помпы». Это заплечные резиновые баллоны с водой, которая разбрызгивается через патрубки. Вскоре необходимость во встречном пале отпадает и пожарные начинают сбивать пламя еловыми ветками. Смотреть на них заразительно, и мне тоже хочется попробовать, сколько огня я могу погасить, затаптывая его башмаками. За несколько минут мне удается потушить пламя метрах на десяти, и я доволен собой. Я повелеваю природой!
Валера улыбается и кивает. Теперь и я прочувствовал азарт его профессии. «Разве это не здорово?! - говорит он. - Ведь мы здесь стараемся не ради денег. Не то что народ в Москве. Для нас работа - это счастье».
На следующий день борьба с пожаром перестала быть забавой. Когда мы утром вернулись на линию огня, бульдозер беспощадно разрывал землю до самого песчаного слоя, вырезая четырехметровую просеку. Мы проводим весь день, следуя за бульдозером, который валит двадцатипятиметровые деревья, оставляя на их месте полуметровой глубины траншеи. Встречный пал, который зажгли пожарные и их помощники из местных, охватывает кусты и поваленные бульдозером деревья, взвиваясь на высоту до двух метров. Он настолько превосходит лесной пожар, пламя которого поднимается лишь на полметра, что вертолет трижды за день ошибается - сбрасывает воду именно на встречный пал вместо пожара. «Перестарались?» - спрашиваю я Владимира. Он кивает.
Такой вид борьбы с пожаром необычен для «Авиалесоохраны». Летающие пожарные атакуют огонь с воздуха и быстро справляются с ним в труднодоступных местах. А здесь, с этими бульдозерами, неопытными местными лесниками, сбрасыванием воды, - ну просто цирк.
Посмотрев, насколько большие разрушения произвел в лесу бульдозер по сравнению с пожаром, я спрашиваю Владимира, уверен ли он, что все пожары нужно тушить, или все-таки некоторые следует оставить природе. «Пожары - явление естественное, но начальники не понимают, каким из них надо дать догореть, - Владимир строит важную гримасу и надувает щеки, так он обычно изображает начальника. - Они уверены: “Мы должны потушить каждый пожар, так как он опасен!”».
Но на деле они не гасят всех пожаров потому, что не могут. Расходы и расстояния мешают этому. «Они не в силах справиться со всеми пожарами, но, возможно, это к лучшему, - считает Стивен Пайн, специалист по лесным пожарам. - Ведь пожар очень важен для развития бореальной экосистемы».
Пожар исторически является неотъемлемой частью человеческого бытия в таежных областях России. Первые земледельцы, заселившие эти края, использовали огонь, расчищая место для жизни и посевов в густых лесах. В советское время пожары - природные или антропогенные - представляли неконтролируемую угрозу центральной власти. «В сталинское время никому не позволялось растрачивать ресурсы, - объясняет нам Пайн. - Оставить пожар гореть было антигосударственным поступком. До сих пор предложение отступить противоречит многим культурным и политическим традициям, которые очень трудно преодолеть».
В 1972 году, когда лесные пожары приблизились к Москве, 1100 сибирских летающих пожарных прибыли сюда и выручили в критической ситуации.
Экологические рассуждения чужды и «Авиалесоохране». Ей нужно доказывать свое право на существование. Необходимо показать, что лучшее решение проблемы - героические битвы с огнем, а не дискуссии о здоровье леса и сжигание растительности под контролем.
В 1972 году, когда лесные пожары, самые сильные за все тысячелетие, приблизились к Москве, 1100 сибирских летающих пожарных прибыли сюда и выручили в критической ситуации. Как пишет Стивен Пайн в своей книге «Невинный огонь», работников «Авиалесоохраны» переполняла гордость. Периферия буквально спасла центр. Благодарный (и испуганный) центр отреагировал серьезными рублевыми вливаниями. Подобным же образом о ценности «Авиалесоохраны» как защитницы России напомнили пожары вокруг Москвы в 1992 году.
Во время полета на последний пожар нас сопровождает Евгений Шуктомов из Главного управления «Авиалесоохраны», расположенного под Москвой. Он везет с собой три портативные противопожарные установки, которые подают пену через патрубок с помощью сжатого воздуха. Разработанные для городских условий, они были приобретены за рубежом, и теперь Евгений должен испытать их эффективность на лесном пожаре.
Когда мы приземляемся, пожарные сразу же разбивают лагерь и отправляются на горящий участок. Там оказывается низовой пожар, который мы видели раньше. Бригада сбивает его еловыми метлами и окапывает песком по краю. Все работают быстро и останавливаются только тогда, когда их просят уступить место трем пожарным со специальным оборудованием. Евгений и его команда идут по линии огня, стреляя из патрубков, как командос. Выглядит впечатляюще, но тлеющие угольки слишком далеко разлетаются, и сжатого воздуха хватает только на 45 секунд, поэтому им приходится часто возвращаться к компрессору для дозаправки. Валерий качает головой: «Начальство думает, что мы, как Шварценеггеры, будем бегать с пулеметами. С этим хорошо только фотографироваться. А так “пис-пис-помпа’’ да лопата - это все, что нам нужно».
На следующее утро выясняется, что единственным местом, где пожар не удалось удержать, был участок, обработанный из новых распылителей; там огонь снова разгорелся и местами полз вперед, пока его не остановил дождь. Оказывается, лопаты и песок гораздо эффективнее.
Вернувшись в лагерь, Евгений соглашается, что новое оборудование не слишком практично - дорого и отнимает много времени. «Пригодится для показа на каких-нибудь выставках», - говорит он улыбаясь, а я вспоминаю брошюры «Авиалесоохраны» и фотографии на сайтах, показывающие ярко одетых пожарных с таким оборудованием.
«Тебе бы еще съездить в Америку, чтобы ты мог обматерить прибор по-английски», - дразнит Евгения один из ребят, и все разражаются смехом.
В лагере ребята садятся играть в незнакомую мне игру под названием «козел», между делом поясняя, что в тюрьме за это слово могут и убить.
Они играют азартно, с силой шлепая картами. Выиграв, Сергей Мухин, старший команды, беззлобно подтрунивает над своим поверженным противником. Сергей, с татуированным торсом, свирепым взглядом и прокуренным голосом, - не из тех, кого выбирают для поездки в Америку. Он слишком русский пожарный.
Когда мы уже ждали вертолет, вдруг зашкворчало радио и мы услышали плохие новости: машина не может вылететь из-за дождя. Сергей смотрит на нас, изнеженных американцев и начальников с дорогим оборудованием и современным снаряжением.
«Ну, теперь будете спать на болоте еще три ночи», - говорит он. Всем эта шутка кажется удачной...
Мы уезжали, осознав главное: ни огнестойкая одежда, ни американские дождевики на гортексе, ни распылители по пять тысяч долларов не смогут сдержать природную стихию лучше, чем спустившийся с неба русский пожарный, вооруженный самодельной лопатой.