Как Джимми Картер профукал Иран.
Начало ноября богато на революционные годовщины. Девятого ноября 1918 года на гребне Спартаковской революции в Германии кайзер Вильгельм бежал в Голландию. Девятого ноября 1923 года Гитлер организовал неудачный «пивной путч» в Мюгхене, положивший начало его карьере. Седьмого ноября коммунисты с попутчиками во всем мире отмечают очередной юбилей Октябрьского переворота, а тремя днями ранее исламисты празднуют годовщину ключевого события “исламской революции” в Иране, определившего весь ее последующий ход - нападение на посольство США в Тегеране с захватом 52 заложников.
Исламофашисты, снедаемые ненавистью ко всему американскому, вряд ли вспомнят добрым словом своего благодетеля, но нам грех не упомянуть этого человека, который так много сделал для укрепления зловещего режима Хомейни и своей беззубой политикой невольно распахнул ворота для антиамериканского терроризма. Имя его - Джеймс Эрл Картер, 39-й президент США. Впрочем, сам он предпочитает, чтобы его звали “Джимми”, и надо сказать, это простецкое имя куда лучше подходит арахисовому фермеру из Джорджии, заварившему такую кашу, что мир по сей день не может ее расхлебать.
Известный внешнеполитический аналитик Амир Тахри напоминает, что правление президента Картера проходило на фоне быстрого расширения сферы влияния Советского Союза в Африке, в районе Индийского океана и в Латинской Америке. Главный внешнеполитический советник Картера Збигнев Бжезинский разработал стратегию “зеленого пояса”, в основу которой было положено представление о том, что Соединенные Штаты и их союзники не в состоянии сдержать советскую экспансию. В силу этого Бжезинский предлагал искать опору среди мусульманских стран, которые по религиозным и политическим соображениям будут готовы вступить в союз с США против “безбожного” коммунистического гиганта.
На втором этапе стратегия “зеленого пояса” предполагала начать мутить воду на советских окраинах с тем, чтобы поднять мусульманские народности против Москвы, ослабив ее и тем самым сорвав ее экспансионистские замыслы. Стратегическая концепция Бжезинского отчасти базировалась на идеях французского политолога Элен Каррер д’Анкосс, которая в своей книге “Распад империи” предсказала крах Советского Союза в результате сепаратистского брожения среди мусульманских меньшинств.
Когда в Иране вспыхнула исламская революция, главный внешнеполитический советник президента США увидел в этом подтверждение своей идеи, что только исламисты в состоянии привлечь достаточно мощную народную поддержку, чтобы создать противовес как существующему режиму, так и просоветским левым движениям. Опираясь на стратегический замысел Бжезинского и на собственное видение мира, которое более пристало сельскому проповеднику, чем государственному мужу («Я - верующий и добродетельный человек, Хомейни - тоже верующий и, стало быть, тоже белый и пушистый»), президент Картер решительно встал на сторону нового тегеранского режима.
Он отменил введенное в 1978 году эмбарго на поставки оружия и военной техники Ирану (фатально подорвавшее позиции шаха, козырной картой которого всегда была американская поддержка) и подтвердил нерушимость обязательства защищать Иран от советской и любой иной угрозы, которое Соединенные Штаты взяли на себя еще в 1954 году, при президенте Эйзенхауэре. Более того, стремясь подчеркнуть свое расположение к исламистскому режиму, Картер поначалу даже отказал в визе смертельно больному шаху, который просил впустить его в Нью-Йорк на лечение.
Размышляя за несколько месяцев до смерти о причинах своего падения, свергнутый шах Реза Пехлеви писал: “Тогда я этого не понимал (скорее, наверное, не желал понимать), но сейчас мне ясно, что американцы хотели вышвырнуть меня вон. Именно этого добивались поборники прав человека в Госдепартаменте… Как иначе объяснить внезапное назначение бывшего заместителя госсекретаря Джорджа Болла главным советником Белого Дома по Ирану?… Болл был одним из тех, кто ратовал за то, чтобы бросить на произвол судьбы меня, а в конечном итоге и мою страну”. Да и сам Бжезински открыто приписывал себе заслугу в свержении “погрязшего в коррупции шаха”.
Спустя несколько недель после того, как иранский монарх был вынужден бежать за границу, а аятолла Хомейни с триумфом прибыл из парижской ссылки в Тегеран и принял бразды правления, Бжезинский отправился в Марокко на встречу с первым главой исламистского правительства Мехди Базарганом. На этой встрече посланец американской администрации предложил иранскому премьер-министру стратегическое партнерство с Соединенными Штатами. Базарган пришел в восторг от предложения, которое сулило заметное укрепление позиций еще неоперившегося режима перед лицом угрозы со стороны мощных левых сил. Налет на американское посольство в столице Ирана произошел в считанные дни после встречи Бжезинского с Базарганом. Судя по всем свидетельствам, эта акция застала Хомейни врасплох. Сейчас доподлинно известно, что она была задумана и осуществлена левыми с целью сорвать намечавшееся сближение Ирана с США.
Хомейни был в ярости. Он справедливо расценил нападение как перчатку, брошенную левыми его правительству. В то же самое время вождя иранской революции крайне тревожила перспектива резкой военно-политической реакции Вашингтона, которой его все еще шаткий режим мог и не выдержать. Аятолла в течение нескольких дней лавировал, заигрывая с экстремистами и выжидая, как поведут себя американцы. Как свидетельствует в своих мемуарах покойный сын Хомейни Ахмад, его отец был в состоянии сильного нервного напряжения перед лицом, как ему казалось, неминуемого возмездия со стороны Вашингтона: он ждал “громов и молний”, пишет сын духовного вождя исламской революции.
Но ожидаемой грозной реакции не последовало. Вместо этого президент США принялся униженно умолять иранские власти освободить заложников, взывая к гуманности Тегерана. Постоянный представитель США при ООН Эндрю Янг на весь свет провозгласил Хомейни “святым XX века” и призвал аятоллу проявить “великодушие и сострадание”. Президент Картер пошел еще дальше, направив лидеру исламской революции письмо, в знак его особой важности написанное от руки, с мольбой о милосердии “от верующего человека служителю Бога”. Надо полагать, что приторная проза американского президента немало позабавила Хомейни, предпочитавшего изъясняться в более энергичном стиле, с преобладанием громовых проклятий и леденящих кровь угроз.
Шли дни, на телевизионных экранах с утра до ночи маячили американские заложники с повязками на глазах, иранские “революционеры” грозили казнить своих пленников, а из Вашингтона по-прежнему доносились лишь скорбные рыдания и униженные мольбы. Становилось все более и более ясно, что “громов и молний” можно не опасаться. К концу первой недели драмы, которой было суждено продлиться 444 дня, глава нового иранского режима резко поменял свое мнение об Америке.
(Кстати, главный архитектор трепетно-пугливой политики администрации Картера по отношению к исламистам Збигнев Бжезинский в свое время публично признал, что, стремясь “заманить Советский Союз в афганскую ловушку”, он в первую очередь преследовал цель отвлечь внимание Москвы от Центральной Европы и ослабить советское давление на его родную Польшу. Весьма пикантное признание со стороны человека, который очень любит упрекать в нелояльности американских евреев, для которых, дескать, интересы Израиля превыше всего.)
Ахмад Хомейни пишет, насколько удивлен был его отец при виде того, как “бессмысленно мечется, словно курица с отрезанной головой”, американская администрация. Особенно поразило сурового аятоллу, что президент США и его ближайшие сановники, в первую очередь госсекретарь Сайрус Вэнс, вместо того, чтобы гревно осудить захват заложников как варварский акт и под страхом сурового возмездия потребовать их немедленного освобождения, принялись смиренно каяться в неназванных прегрешениях Америки и, заламывая руки, умолять о прощении и милосердии.
Заключив, что его режиму ничто не грозит со стороны “Большого шайтана”, Хомейни не замедлил воспользоваться случаем продемонстрировать чистоту своих идеологических риз и заодно оттеснить левых от политического пирога. Он взял под контроль ситуацию с заложниками, используя ее как доказательство непримиримости своего “антиимпериалистического” курса. Поразительное малодушие американской администрации лишь растравляло аппетиты иранцев. Заложники, первоначально рассматривавшиеся лишь как статисты в спектакле “революционного театра”, быстро превратились в предмет политического торга.
Захватившие заложников экстремисты (среди которых, по свидетельству очевидцев, выделялся особой свирепостью и идеологическим пылом некто Махмуд Ахмадинежад, ныне президент Ирана) стали требовать, чтобы американское правительство арестовало и выдало беглого шаха на суд в Иран. А когда появились признаки того, что в Вашингтоне серьезно рассматривают это требование и, возможно, даже готовы его удовлетворить, Тегеран поднял ставки в игре: Соединенные Штаты должны публично покаяться в своих “преступлениях” перед миром ислама и в корне пересмотреть свою внешнюю политику.
Ситуация стала особенно мрачной после трагикомической попытки освобождения заложников, когда военная экспедиция, руководимая из Вашингтона лично президентом, закончилась позорной трагедией в иранской пустыне. Американский отряд, сформированный из контингентов всех видов вооруженных сил (чтобы не никто из генералов не обиделся) и потому заведомо небоеспособный, был вынужден свернуть операцию и бесславно ретироваться под покровом ночной тьмы, покинув на месте происшествия трупы восьми десантников, погибших при столкновении и пожаре вертолера и транспортного самолета.
Ахмад Хомейни красочно описывает торжество своего отца при виде беспомощности американской администрации, которая, вопреки его страхам, не предприняла никаких “серьезных шагов” для оказания давления на Тегеран. Хомейни ожидал как минимум блокады иранских нефтяных терминалов или хотя бы символического ракетного обстрела государственных объектов и резиденций революционных лидеров. Вместо этого администрация Картера ударилась в междоусобную грызню, кульминационным пунктом которой стала демонстративная отставка госсекретаря Вэнса в знак его негодования по поводу “милитаристской” политики президента.
Вряд ли прибавили муллам уважения к американской администрации и другие принимавшиеся ею “меры”, в частности, призыв Картера к своим соотечественникам обвязывать желтыми ленточками стволы деревьев в знак скорби и солидарности с заложниками. Но особенно позабавила иранцев “угроза” президента США не зажигать огни на рождественской елке у Белого Дома, если заложники не будут освобождены. Джимми Картер, надо думать, не сомневался, что самый пропащий отморозок содрогнется при одной мысли о таком жутком возмездии!
(Показательно, что заложники были отпущены в тот день, когда в Белый Дом вселился новый обитатель, в отличие от Картера пользовавшийся репутацией серьезного человека. В примитивном сознании Хомейни и его приближенных не существовало такого понятия, как компромисс. Единственными критериями реальности для них были либо слабость, либо сила. И когда 20 января 1981 года Рональд Рейган вступил в должность президента США, смертельно перепуганные муллы поспешили освободить своих пленников.)
Тогда-то Хомейни и изрек знаменитый лозунг “Америка бессильна против нас”. Убедившись в своей полной безнаказанности, он проникся полным презрением к трусливому заокеанскому гиганту. По его приказу на всех государственных зданиях и автомобилях быль начертан лозунг “Смерть Америке!”. У всех аэровокзалов, железнодорожных станций, зданий министерств, промышленных предприятий, школ, отелей и базаров на земле при входе был нарисован американский флаг, чтобы правоверные каждодневно попирали его ногами - высший знак презрения в мусульманской культуре.
Лозунг “Америка бессильна против нас” лег в основу стратегических планов всех исламистских боевиков, не исключая и противников тегеранского режима. Тезис Хомейни на протяжении почти четверти века многократно подвергался проверке практикой, и реальность неизменно подтверждала правоту основоположника иранской теократии. В период с 4 ноября 1979 года по 11 сентября 2001 года 671 американский гражданин побывал заложником в той или иной мусульманской стране. Почти тысяча американцев погибла от рук исламистов, включая более 240 морских пехотинцев, взорванных в своей казарме в Бейруте в 1983 году, когда на террористическом поприще дебютировала “Хезболла”.
(Президент Рейган, которому инстинкт подсказывал необходимость в решительном ударе возмездия, уступил настояниям своего министра обороны Каспара Вайнбергера, который требовал ничего не предпринимать во избежание негативной реакции со стороны арабского мира. Присущая большинству выкрестов повышенная чувствительность к обвинениям в чрезмерной лояльности к Израилю, которая заставляет их вести себя крайне предупредительно по отношению к арабам, запятнала в остальном безукоризненный послужной список Вайнбергера, одного из самых выдающихся военных министров в истории США.)
В течение 22 лет американские администрации, как республиканские, так и демократические, вели себя в полном соответствии с предсказанием Хомейни. Раз за разом исламисты нападали на заокеанского исполина, и тот покорно сносил все пинки и удары. Неудивительно, что дерзость террористов от раза к разу росла, - безнаказанность только растравляла их аппетиты и придавала им дополнительной смелости. Поэтому мы вправе заключить, что теракты 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингтоне явились логичным продолжением драмы, первый акт которой был разыгран в Тегеране 4 ноября 1979 года.
Источник
Картер прославился еще тем, что в своей речи в Тегеране в декабре 1977-го года назвал Иран "островом стабильности".
Через год шаху пришлось бежать.
Материал BBC по рассекреченным американским документам: Иран и "великий сатана": секретная сделка Вашингтона с Хомейни