Леня Стародумов
Вот такой вот был у меня знакомый - Леня Стародумов.
Дело было на Байкале, давным-давно. Cеверный берег южной части Байкала, если кто знает, места пустынные. Вдоль берега старая железная дорога. Одним концом упирается в транссибирскую магистраль, а другим - в никуда. "Слепая ветка", некогда часть Транссиба, которая теперь никому уже не нужна. Длина этого аппендикса - километров 100. Два раза в сутки поезд по нему ходит, называется "передача". В поезде два вагона - один пассажирский, другой товарный. Развозят местным жителям хлеб, водку и сигареты. Остальное жители эти растят, выдаивают и добывают в тайге сами. А в крайнем случае на той же передаче ездят в Слюдянку, где старая дорога смыкается с новым Транссибом. Для них это столица. А для москвичей - захолустный 40-тысячный городок. Жителей на старой дороге совсем уже немного, через каждые 4-5 км стоит 2-3 избы. Старики, инвалиды и лесники. Больше там никого не осталось. Такие вот места. Такой вот местный колорит.
И тут мы появились - астрофизики. Затея была могучая - в 4-х километрах от берега на глубине полутора тыщи метров (Байкал, как известно, самое глубокое озеро в мире) поставить громадный нейтринный телескоп. И ездить потом из москвы данные с него снимать. Все дела зимой делались,
со льда. Лед на Байкале зимой под метр толщиной, на машинах грузовых по нему можно ездить.
ГАЗ-66 - самое подходящее дело для этого. Не слишком тяжелый, а проходимость у него повышенная.
Но это зимой. А в апреле лед сходил и все разъезжались. Оставался один дежурный. Дело ему было сидеть у компьютера и на кнопочки нажимать. На компьютер по подводному кабелю с телескопа данные идут. А компьютер - в громадной избе на берегу. Построена в 1911 году из толстенных лиственичных бревен. Потолки - почти пять метров. 5 комнат. И на всю избу - один дежурный. Местных жителей - кот наплакал. Телевизор не работает - ретрансляторов рядом нету. Сидишь там три недели в полном одиночестве. Одно развлечение - ожидание вечерней передачи. Хлеб купишь, с машинистом поболтаешь. А иногда (но это уже совсем редко и как особый праздник) случайные туристы приедут. И даже туристки. Но в общем - скука. Одиночество.
Я тогда в первый раз был на дежурстве. Отсидел один дней десять уже и совсем почти одичал. Приходила ко мне иногда жена лексника Галина Андреевна - старушка с бурным прошлым. Молоко приносила, иногда пирожки. И рассказывала про свою бурную молодость. При тамошнем сенсорном голоде и это было событием. Тем более, что язык у нее был сочный - слушаешь, как музыку. Как-то рассказывала мне про своего непутевого сына Федора (она говорила - "Хфедор"). Что-то у него там с личной жизнью не ладилось. Долго рассказывала и подробно. А потом задумалась и выдала такое заключение: "Я тебе скажу, Игорешка - котора любовь настояща, так она одна. А котора ненастояща, так быват сама разнообразна...".
Утром как-то сидел я перед компьютером. Что-то там в телескопе не ладилось и какие-то геройские усилия я совершал, чтобы все исправить. И вдруг почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит. Кожей почувствовал. Затылком. Корнями волос. Стоит кто-то и молчит. Накануне ночью гроза была страшная. Молнии били в рельсы перед самым домом. Грохот такой стоял, что и сравнить не с чем. И был я после этого немножко на взводе. Посидите-ка в одиночку в громадной пустой темной избе, перед окнами которой молнии лупят. Так что от этого ощущения кого-то сзади стало мне не по себе. Медленно-медленно повернул голову и увидел Леню. В первый раз увидел. Старая телогрейка, огромная растрепанная борода, пронзительно серые глаза - и смотрит в упор. И молчит. Я чуть не заорал со страха. А Леня снял рюкзак со спины и глуховатым баском спросил: "слышь чо, черемши хочешь?". Залез в рюкзак и оттуда полную жменю черемши - бряк на стол. И вышел.
Это была первая встреча. Даже не знакомство еще. А потом я знал его много-много лет. Леня - дебил. Взрослый мужик с виду, а психическое развитие - как у десятилетнего ребенка. Местные над ним подсмеивались, а он это очень переживал, потому как понимал свою неполноценность. Поэтому с любым, кто к нему с добром, он был очень тепел - по своему, как умел. Часто приходил ко мне, пил чай. Иногда и чего покрепче. Когда прикуривал от моих спичек - на следующий раз приносил коробок. Понятия о порядочности у него были попрочнее, чем у многих здоровых. Слушать его было одна приятность - смачно говорил. На вопрос "как дела, Леня?" однажды ответил "Сказати че по честному? С одной стороны мне все по хрену, а с другой стороны - а пошли вы все на хрена !". С такой экспрессией...
При всем при том - был очень неплохой печник. Ученик известного в тех краях деда Петра, который в те времена клал и чинил печки по всей старой дороге. Один раз я был у него в подсобниках. Леня чинил печку, а я ему с берега подносил песок, глину и воду. Как-то очень бережно он каждый кирпич клал. И с какой-то невыразимой нежностью приговаривал - "вот так... потихоньку-потихоньку...".
Все, про что не знал, как называется (компьютер, рация, электрочайник) называл "хибарина". "Игорь, что это за хибарина?". Однажды развеселил его вид перфоратора (тогда данные еще на перфоленту записывались, перфоратор пробивал в бумажной ленте дырки со страшным шумом). Увидев это дело в первый раз, затрясся от хохота и долго не мог отойти. Прислонился к косяку двери и трясся. Потом показал пальцем и давясь от обуревающих его эмоций выговорил: "жрать... жрать просит.. Хрена ему!". И показал перфоратору дулю. И зашелся опять,
обрадованный собственной шуткой.
Радовался вусегда, когда кто-то приезжал. Плохо ему одному было. А из местных мало и редко кто ему общество составлял. Для них он был дурачок, говорить с которым было не о чем. Всегда, когда я спрыгивал с передачи, Леня степенно подходил и, скрывая радость, молча протягивал руку.
- Ну, привет, Леонид. Как дела?
- Как видишь !
И расплывался в улыбке. А потом неизменно спрашивал в ответ: "как сам?".
Совсем он не был таким уж неполноценным. Многое понимал. И многое мог сказать, если с ним по-людски. Как-то кто-то из нас в шутку сказал: "приезжай в Москву, Леня. Посмотришь, как мы живем". Леня подумал-подумал и ответил: "Чего я вам тама мешать буду? У вас своих дел по горло".
Деликатен он был - опять же, поделикатнее многих здоровых.
В последний раз я его видел в 1998 году. А потом перестал ездить на Байкал (были на то причины).
2 апреля 2001 года я был в Париже. Пришел email. "Сегодня утром Леня повесился. На крыльце своего дома". Потом я узнал подробности. Как за неделю до смерти Леня начал обходить всех с одним и тем же вопросом - не должен ли он чего? Значит, задумал все заранее. Просто устал быть инвалидом. И ушел. Сам. Мир праху его.