Целая жизнь раз: в основном о людях
Со словом «счастье» у меня ассоциируется то время, когда мы с мамой уезжали отдыхать или скорее жить в город Керчь. Пока я был ребёнком, лучше места для меня просто не существовало. Так уж получилось, что когда мне было 2 года, осматривавший меня педиатр очень скептически оценил состояние моего здоровья и посоветовал родителям хотя бы месяц в год проводить со мной в более солнечном климате, а лучше всего - в Крыму. Поэтому следующим же летом отец посадил нас в машину и часов через 11-12 мы были в Керчи, где методом научного тыка сняли домик-«времянку» у хозяев на улице Верхнеприморской (бывшая Старый Карантин). Я не в курсе, как это делается сейчас, но в те годы это было в порядке вещей: люди приезжали отдыхать «дикарём», останавливаясь в домиках, которые строили на территории своих садовых участков обычные жители Крыма, так называемые частники. Одними из таких частников были дядя Пава и тётя Вера (все их называли именно так, я даже не знал их полных имён), жить у которых моей маме так понравилось, что с тех пор мы ездили к ним почти каждый год, вплоть до того момента, когда я уже практически вырос и мне перестал подходить столь «тюлений» отдых. В прочем, «понравилось» - не совсем то слово. Просто тогда было принято сближаться, общаться, социализироваться буквально со всеми вокруг, поэтому через пару лет трипы в Керчь превратились чем-то вроде поездок к родственникам. К классическим «бабушке с дедушкой в деревне», которым мы почему-то посуточно платили за постой :) Маленького меня там все обожали за незлобивость и некапризность, а когда я умудрился сильно заболеть, сама хозяйка каждый день готовила мне куриные супы, так как это было единственное, что я мог есть. В общем, что-то типа того.
Очень скоро поездки в Керч стали для меня куда более важными, чем все дни рождения и прочие праздники вместе взятые. Иногда я даже вёл календарь, в котором я зачёркивал прошедшие дни и таким образом знал, сколько осталось до лета. Когда же приходил тот самый день, всё переставало существовать, мой привычный мир асфальта, бетона и друзей со двора размывался, как акварельная картинка под струёй воды, а реальным становился только тот, что был в далёком Крыму. Я собирал свои вещи, которые обычно представляли из себя кучу книг и связку донок с крепкой леской и самодельными грузилами и, что называется, был готов к чуду. Обычно я ездил в Крым с мамой. Иногда нас вёз отец, оставался с нами на пару дней, а потом уезжал по делам. Временами мы добирались в Керчь на поезде, а отец приезжал к нам за пару дней до конца отдыха и в Харьков мы уже добирались на машине. Машиной ехать было в полтора раза быстрее, но и примерно настолько же скучнее. Да и укачивало меня в машине, помнится, просто зверски. Однако, как бы мы ни добирались до места, уже где-то с Джанкоя я не отлипал от приоткрытого окна и жадно вдыхал пропитанный солью воздух. Вид моря меня завораживал и завораживает до сих пор. Наверно с тех пор ничто в мире не ассоциируется у меня с полнейшей свободой и безмятежностью, как просто открытое море...
Краткое введение в Крым конца 70-х и начала 80-х: вы видели глупенький советский фильм «Будьте моим мужем» 1981 года с Мироновым и Прокловой? Там тема дана слишком уж водевильно, но в принципе верно. Любая приморская зона представляла из себя бурлящий водоворот. Частники, люди, живущие в своих домах и имеющие на своей территории ещё несколько маленьких домишек («времянок»), сдавали эти домишки отдыхающим. В сезон найти такую времянку было невероятно сложной задачей, поэтому в любое время дня и ночи вы могли видеть бредущих по улице увешанных вещами людей, которые стучались во все ворота подряд в надежде найти хотя бы угол. Найдя частника со свободной времянкой, нормальной ценой и вменяемыми условиями проживания, люди дорожили им пуще зеницы ока, брали номер его телефона и на следующий раз бронировали времянку уже заранее. Многие везли им подарки или считали необходимым заплатить больше, чем нужно - только бы не сорвался, только бы в следующем году не брести, вконец одуревши от палящего солнца, и не стучать в ворота, слыша одно и то же монотонное «Мест нет». Начиная со второй поездки, мы тоже стали бронировать времянку заранее и возить хозяевам то, чего не было в Керчи (на удивление, в этом списке были тёплые носки). Всё, чтобы не уподобляться недальновидному герою Андрея Миронова и не спать на сломанной раскладушке под открытым небом :)
Быт был с одной стороны спартанский, а с другой всё же во многом богатый. Жизнь во времянке (а мы там обычно оставались от месяца до иногда трёх) при всём желании нельзя было назвать роскошной. Обычная мазанка 2 на 3 метра, две дико скрипящие кровати с самой панцирной сеткой в мире + метровый предбанничек с холодильником (мы были «свои», блатные, так как в других времянках холодильников не было). Из времянки был выход во внутренний увитый виноградом дворик с общей кухней (там все постояльцы готовили по очереди) и правее стоял центр вселенной - огромный стол под навесом. Он служил как для еды, так и для культурного досуга, а также самого для меня главного - вечерних посиделок за литрами чая.
Пройдя мимо стола направо, вы бы могли увидеть гараж, где стоял «Запорожец» дяди Павы. Его он, сколько я себя помню, чинил, чинил и чинил... Ездил он в нём на моей памяти раза два и один раз мне даже удалось посидеть на переднем пассажирском сидении. Я прекрасно помню, как забавно мелькал асфальт в сквозных проржавевших дырах под моими ногами...
Ещё правее была собственная колонка с водой и беседкой, в которой иногда жил сын дяди Павы и тёти Веры дядя Коля. Коля был неимоверно добр и примерно настолько же кучеряв. Одна беда - был он законченным алкоголиком, из клинических и совершенно неисправимых. Его родители терпеть его не могли, но иногда позволяли жить в той беседке. Я уже не помню, что конкретно привело к тому, что дядя Коля лишился ноги. Вероятно, гангрена, но об этом никто никогда не говорил. Когда мы в очередной раз приезжали, больше всех радовался Коля. Он кричал «О-о-о! Корефан мой приехал!», сажал меня на колено и выслушивал всё, что я имел ему сообщить. На самом деле в раннем детстве я даже не уверен, кто со мной общался больше, Коля или мой отец. Коля мог подолгу зависать со мной, болтать о ерунде, обсуждать мои детские новости, проблемы и переживания. Как-то у него неожиданно отыскался настольный хоккей, в который мы с ним могли резаться часами. Он не только играл, но и брал на себя роль арбитра, увлечённо комментируя происходящее на поле и на ходу выдумывая смешные фамилии игроков. Когда я болел, он сидел со мной каждый день, принося то какие-то фрукты, то настоящего живого ежа :) Но, как говорят, стоило нам уехать до следующего года, как дядя Коля уходил в очередной свой зимний запой, в процессе одного из которых он и умер. Я тебя помню, добрый клоун.
Тётя Вера в копании с держащей меня на руках мамой и моей первой большой любовью на коленях у её отца :) Тётя Вера грустна, так как фото по сути прощальное и сделано за пару минут до нашего отъезда. Год эдак 1979-1980, я бы сказал. Сидим рядом с забором, который я бы узнал из тысячи других: только в нём были такие "фигурные" кирпичи.
Если бы вы пошли от нашей двери не направо, а налево, то попали бы в мой персональный детский рай. Ведь помимо душевой с огромным баком (вода туда нагонялась с помощью длинного шланга прямо из колонки, а затем просто грелась на солнце, благо его было очень много), там были клетки с вечно чем-то напуганными кроликами и желтозубыми нутриями! А за ними были огород и сад, где было всё! Вот буквально всё! Ну вот всё-всё-всё, чем я в те годы увлекался. Я буду считать, а вы загибайте пальцы: там были разные гусеницы, огромные бабочки, не менее огромные и гораздо более страшные на вид медведки, разные жуки, улитки, ёжики, иногда змеи... Всё это я преследовал с утра и до ночи, иногда для того чтобы рассмотреть в деталях, а иногда и для вполне себе неигрушечного изничтожения. Дядя Пава был человеком совершенно не сентиментальным и твёрдо знал, что чем больше живности я соберу с его грядок, тем больше несъеденной какой-то очередной злобной личинкой картошки он в итоге накопает на зиму, поэтому его инструкции по кровожадности вполне могли соперничать с заветами известнейших мировых поджигателей. Завершался участок дорожкой, ведущей к корявенькому и страшненькому трону Чёрного Властелина - сортиру, к которому я всегда питал достаточно негативные чувства, ибо я каждый раз ждал, что эта скрипучая халабуда просто развалится на части и я упаду в пучины вечной вони.
Хозяйку тётю Веру я помню не очень хорошо, так как она неожиданно умерла когда я ещё был совсем маленьким. Помню лишь, что мама с ней успела крепко подружиться и тот самый эпизод с супами. А вот дядя Пава был колоритнейшим персонажем. Грузный, высокий, с крупным носом картошкой, невероятными по размеру натруженными ладонями и внушительным животом - именно таким я себе представлял эдакого классического украинского казака. Воображению оставалось совсем немного: обрядить его в шаровары, повязать кушак и привинтить к макушке богатый «оселедець». Пройдя войну и конечно же приняв участие во взятии Керчи, он в итоге так и остался в этом городе. Сам построил свой дом, наладил жизнь, женился и так далее. При всей его в общем-то доброте, был он деловит и бережлив до крайности, если не сказать «скуп». Помнится, он как-то жёстко отругал сына, который принёс мне персиков из хозяйского сада. Не смотря на то, что они с женой отчётливо ни в чём не нуждались, он любил указывать на то, что всё имеет свою цену. В частности, если кто-то из постояльцев хотел купить его персики (кстати, лучшие, что я ел в своей жизни!), грецкие орехи, инжир или виноград, дядя Пава делал из этой покупки целое небольшое шоу: приносил свои весы, всё тщательно и по нескольку раз взвешивал, называл цену, а вот сдачу отсчитывал почему-то неохотно. Мама как-то вспоминала случай, когда она хотела купить у деда орехов, а он взял с неё даже чуть больше, чем эти же орехи бы стоили на частном базаре. Когда об этом узнала тётя Вера, она схватила тот пакет с орехами и в сердцах звезданула им деда по голове! Орехи разлетелись по всему двору, а дед сидел как ни в чём не бывало и смеялся до слёз :)
К сожалению, я не смог найти фотографий дяди Павы тех времён, нашлась лишь эта очень поздняя фотка аж 1998 года. К тому моменту я уже перестал ездить в Керчь. На ней моя мама, уже очень постаревший и порядком округлившийся дядя Пава и... наверно кто-то из отдыхающих, я не в курсе.
Не смотря на всё это, он был скорее симпатичным человеком. Со странностями конечно, не без этого. Например, во всю свою еду он добавлял огромные куски сала. Включая первые блюда. Прожил, тем не менее, почти до 90 лет. Вероятно, назло всем на свете фитнесс-тренерам.
Очень скоро поездки в Керч стали для меня куда более важными, чем все дни рождения и прочие праздники вместе взятые. Иногда я даже вёл календарь, в котором я зачёркивал прошедшие дни и таким образом знал, сколько осталось до лета. Когда же приходил тот самый день, всё переставало существовать, мой привычный мир асфальта, бетона и друзей со двора размывался, как акварельная картинка под струёй воды, а реальным становился только тот, что был в далёком Крыму. Я собирал свои вещи, которые обычно представляли из себя кучу книг и связку донок с крепкой леской и самодельными грузилами и, что называется, был готов к чуду. Обычно я ездил в Крым с мамой. Иногда нас вёз отец, оставался с нами на пару дней, а потом уезжал по делам. Временами мы добирались в Керчь на поезде, а отец приезжал к нам за пару дней до конца отдыха и в Харьков мы уже добирались на машине. Машиной ехать было в полтора раза быстрее, но и примерно настолько же скучнее. Да и укачивало меня в машине, помнится, просто зверски. Однако, как бы мы ни добирались до места, уже где-то с Джанкоя я не отлипал от приоткрытого окна и жадно вдыхал пропитанный солью воздух. Вид моря меня завораживал и завораживает до сих пор. Наверно с тех пор ничто в мире не ассоциируется у меня с полнейшей свободой и безмятежностью, как просто открытое море...
Краткое введение в Крым конца 70-х и начала 80-х: вы видели глупенький советский фильм «Будьте моим мужем» 1981 года с Мироновым и Прокловой? Там тема дана слишком уж водевильно, но в принципе верно. Любая приморская зона представляла из себя бурлящий водоворот. Частники, люди, живущие в своих домах и имеющие на своей территории ещё несколько маленьких домишек («времянок»), сдавали эти домишки отдыхающим. В сезон найти такую времянку было невероятно сложной задачей, поэтому в любое время дня и ночи вы могли видеть бредущих по улице увешанных вещами людей, которые стучались во все ворота подряд в надежде найти хотя бы угол. Найдя частника со свободной времянкой, нормальной ценой и вменяемыми условиями проживания, люди дорожили им пуще зеницы ока, брали номер его телефона и на следующий раз бронировали времянку уже заранее. Многие везли им подарки или считали необходимым заплатить больше, чем нужно - только бы не сорвался, только бы в следующем году не брести, вконец одуревши от палящего солнца, и не стучать в ворота, слыша одно и то же монотонное «Мест нет». Начиная со второй поездки, мы тоже стали бронировать времянку заранее и возить хозяевам то, чего не было в Керчи (на удивление, в этом списке были тёплые носки). Всё, чтобы не уподобляться недальновидному герою Андрея Миронова и не спать на сломанной раскладушке под открытым небом :)
Быт был с одной стороны спартанский, а с другой всё же во многом богатый. Жизнь во времянке (а мы там обычно оставались от месяца до иногда трёх) при всём желании нельзя было назвать роскошной. Обычная мазанка 2 на 3 метра, две дико скрипящие кровати с самой панцирной сеткой в мире + метровый предбанничек с холодильником (мы были «свои», блатные, так как в других времянках холодильников не было). Из времянки был выход во внутренний увитый виноградом дворик с общей кухней (там все постояльцы готовили по очереди) и правее стоял центр вселенной - огромный стол под навесом. Он служил как для еды, так и для культурного досуга, а также самого для меня главного - вечерних посиделок за литрами чая.
Пройдя мимо стола направо, вы бы могли увидеть гараж, где стоял «Запорожец» дяди Павы. Его он, сколько я себя помню, чинил, чинил и чинил... Ездил он в нём на моей памяти раза два и один раз мне даже удалось посидеть на переднем пассажирском сидении. Я прекрасно помню, как забавно мелькал асфальт в сквозных проржавевших дырах под моими ногами...
Ещё правее была собственная колонка с водой и беседкой, в которой иногда жил сын дяди Павы и тёти Веры дядя Коля. Коля был неимоверно добр и примерно настолько же кучеряв. Одна беда - был он законченным алкоголиком, из клинических и совершенно неисправимых. Его родители терпеть его не могли, но иногда позволяли жить в той беседке. Я уже не помню, что конкретно привело к тому, что дядя Коля лишился ноги. Вероятно, гангрена, но об этом никто никогда не говорил. Когда мы в очередной раз приезжали, больше всех радовался Коля. Он кричал «О-о-о! Корефан мой приехал!», сажал меня на колено и выслушивал всё, что я имел ему сообщить. На самом деле в раннем детстве я даже не уверен, кто со мной общался больше, Коля или мой отец. Коля мог подолгу зависать со мной, болтать о ерунде, обсуждать мои детские новости, проблемы и переживания. Как-то у него неожиданно отыскался настольный хоккей, в который мы с ним могли резаться часами. Он не только играл, но и брал на себя роль арбитра, увлечённо комментируя происходящее на поле и на ходу выдумывая смешные фамилии игроков. Когда я болел, он сидел со мной каждый день, принося то какие-то фрукты, то настоящего живого ежа :) Но, как говорят, стоило нам уехать до следующего года, как дядя Коля уходил в очередной свой зимний запой, в процессе одного из которых он и умер. Я тебя помню, добрый клоун.
Тётя Вера в копании с держащей меня на руках мамой и моей первой большой любовью на коленях у её отца :) Тётя Вера грустна, так как фото по сути прощальное и сделано за пару минут до нашего отъезда. Год эдак 1979-1980, я бы сказал. Сидим рядом с забором, который я бы узнал из тысячи других: только в нём были такие "фигурные" кирпичи.
Если бы вы пошли от нашей двери не направо, а налево, то попали бы в мой персональный детский рай. Ведь помимо душевой с огромным баком (вода туда нагонялась с помощью длинного шланга прямо из колонки, а затем просто грелась на солнце, благо его было очень много), там были клетки с вечно чем-то напуганными кроликами и желтозубыми нутриями! А за ними были огород и сад, где было всё! Вот буквально всё! Ну вот всё-всё-всё, чем я в те годы увлекался. Я буду считать, а вы загибайте пальцы: там были разные гусеницы, огромные бабочки, не менее огромные и гораздо более страшные на вид медведки, разные жуки, улитки, ёжики, иногда змеи... Всё это я преследовал с утра и до ночи, иногда для того чтобы рассмотреть в деталях, а иногда и для вполне себе неигрушечного изничтожения. Дядя Пава был человеком совершенно не сентиментальным и твёрдо знал, что чем больше живности я соберу с его грядок, тем больше несъеденной какой-то очередной злобной личинкой картошки он в итоге накопает на зиму, поэтому его инструкции по кровожадности вполне могли соперничать с заветами известнейших мировых поджигателей. Завершался участок дорожкой, ведущей к корявенькому и страшненькому трону Чёрного Властелина - сортиру, к которому я всегда питал достаточно негативные чувства, ибо я каждый раз ждал, что эта скрипучая халабуда просто развалится на части и я упаду в пучины вечной вони.
Хозяйку тётю Веру я помню не очень хорошо, так как она неожиданно умерла когда я ещё был совсем маленьким. Помню лишь, что мама с ней успела крепко подружиться и тот самый эпизод с супами. А вот дядя Пава был колоритнейшим персонажем. Грузный, высокий, с крупным носом картошкой, невероятными по размеру натруженными ладонями и внушительным животом - именно таким я себе представлял эдакого классического украинского казака. Воображению оставалось совсем немного: обрядить его в шаровары, повязать кушак и привинтить к макушке богатый «оселедець». Пройдя войну и конечно же приняв участие во взятии Керчи, он в итоге так и остался в этом городе. Сам построил свой дом, наладил жизнь, женился и так далее. При всей его в общем-то доброте, был он деловит и бережлив до крайности, если не сказать «скуп». Помнится, он как-то жёстко отругал сына, который принёс мне персиков из хозяйского сада. Не смотря на то, что они с женой отчётливо ни в чём не нуждались, он любил указывать на то, что всё имеет свою цену. В частности, если кто-то из постояльцев хотел купить его персики (кстати, лучшие, что я ел в своей жизни!), грецкие орехи, инжир или виноград, дядя Пава делал из этой покупки целое небольшое шоу: приносил свои весы, всё тщательно и по нескольку раз взвешивал, называл цену, а вот сдачу отсчитывал почему-то неохотно. Мама как-то вспоминала случай, когда она хотела купить у деда орехов, а он взял с неё даже чуть больше, чем эти же орехи бы стоили на частном базаре. Когда об этом узнала тётя Вера, она схватила тот пакет с орехами и в сердцах звезданула им деда по голове! Орехи разлетелись по всему двору, а дед сидел как ни в чём не бывало и смеялся до слёз :)
К сожалению, я не смог найти фотографий дяди Павы тех времён, нашлась лишь эта очень поздняя фотка аж 1998 года. К тому моменту я уже перестал ездить в Керчь. На ней моя мама, уже очень постаревший и порядком округлившийся дядя Пава и... наверно кто-то из отдыхающих, я не в курсе.
Не смотря на всё это, он был скорее симпатичным человеком. Со странностями конечно, не без этого. Например, во всю свою еду он добавлял огромные куски сала. Включая первые блюда. Прожил, тем не менее, почти до 90 лет. Вероятно, назло всем на свете фитнесс-тренерам.