Маркус
«Наверное, всё началось, когда мне было лет 12. У моей матери тогда был ухажёр, какой-то черный парень. И конечно он приносил к нам в дом кучу «своей» музыки, ну ты понимаешь.. джаз, фанк, рок-н-ролл.. это была моя первая настоящая музыка». Конечно, я понимаю.
Маркус сидит за столом, мягкими движениями пальцев растирает травку, как будто приправляя суп специями. «С тех пор моя музыка должна быть только «funky», вне зависимости от стиля…». Крохотная, но небанально уютная квартирка под крышей в тихом районе Нюрнберга забита той самой «фанки»-музыкой до отказа - от d’n’b до psychedelic rock, от Ella Fitzgerald до James Blake, и всё на виниле, конечно.
Я борюсь со сном, а точнее разрываюсь между желанием упасть на ковер и вырубится, и продолжить увлекательные и неспешные разговоры. А участвовать мне нужно в любом случае - надо переводить. Маркус, смотря на Ваню, начинает фразу на английском, а заканчивает на немецком, смотря на меня.
Его обижает существование в этом мире нейрофанка, «именно поэтому я отошел от d’n’b, а ведь когда-то играл с LTJ Bukem…» (на выступлении которого мы собственно и познакомились). Информация, конечно, требует проверки, но разве это столь важно?
Первое, что мы услышали, добравшись до квартиры: «ребята, я ещё под наркотой, но уже отпускает, так что не парьтесь». А мы не паримся. Мы пьём чай с домашним мёдом удивительного вкуса и слушаем безконечно прекрасную и разнообразную музыку.
А потом были рассказы про легендарный берлинский Berghain, у закрытых дверей которого мы стояли несколькими днями ранее. Про его сумасшедшую и раскрепощённую публику, тёмные коридоры, созданные для всякого рода непотребностей, круговорот наркотиков за стенами клуба, вибрирующий пол и первоклассную звуковую систему, звёзд техно-сцены, которые выстраиваются в очередь, чтобы там поиграть, выступление Джеймса Блейка и кажется что-то ещё.
«Вань, а как ты с ним познакомился вообще?» - «Ну, он стоял возле сцены и кричал что-то… вот разговор как-то и завязался». Я улыбаюсь. Конечно же, Маркус очаровал его своей музыкальной одержимостью, а меня… ну, в общем, нам всё равно в очередной раз негде было ночевать:)
«Вообще-то я нормальный, вы не думайте. Обычный такой немецкий гражданин». Маркус широко улыбается, но видимо не врёт. Как и большинство «обычных немецких граждан» он работает на Siemens, радуется успехам своей 13-летней дочери и любит совершать велопрогулки по горам. Как впрочем, любит прикупить пару десятков пластов свежего dubtechno или переслушать пару сотен старого и доброго чего угодно).
«Я не вижу в наркотиках особого кайфа, они нужны мне только для того, чтобы лучше воспринимать музыку. И чтобы продержаться на танцполе до утра, я ведь уже не мальчик. Я даже придумал свой танец - плавные движения с наименьшей энергозатратностью. Силы надо беречь».
Маркус по-отцовски называет нас психами, потому что мы хотим добраться до Парижа, но не знаем как. Не до конца понимая, откуда мы приехали, обещает заглянуть в гости, дарит на прощание несколько пластинок и провожает до центральной площади.
«Поеду к маме. Сегодня ведь Рождество».
Маркус сидит за столом, мягкими движениями пальцев растирает травку, как будто приправляя суп специями. «С тех пор моя музыка должна быть только «funky», вне зависимости от стиля…». Крохотная, но небанально уютная квартирка под крышей в тихом районе Нюрнберга забита той самой «фанки»-музыкой до отказа - от d’n’b до psychedelic rock, от Ella Fitzgerald до James Blake, и всё на виниле, конечно.
Я борюсь со сном, а точнее разрываюсь между желанием упасть на ковер и вырубится, и продолжить увлекательные и неспешные разговоры. А участвовать мне нужно в любом случае - надо переводить. Маркус, смотря на Ваню, начинает фразу на английском, а заканчивает на немецком, смотря на меня.
Его обижает существование в этом мире нейрофанка, «именно поэтому я отошел от d’n’b, а ведь когда-то играл с LTJ Bukem…» (на выступлении которого мы собственно и познакомились). Информация, конечно, требует проверки, но разве это столь важно?
Первое, что мы услышали, добравшись до квартиры: «ребята, я ещё под наркотой, но уже отпускает, так что не парьтесь». А мы не паримся. Мы пьём чай с домашним мёдом удивительного вкуса и слушаем безконечно прекрасную и разнообразную музыку.
А потом были рассказы про легендарный берлинский Berghain, у закрытых дверей которого мы стояли несколькими днями ранее. Про его сумасшедшую и раскрепощённую публику, тёмные коридоры, созданные для всякого рода непотребностей, круговорот наркотиков за стенами клуба, вибрирующий пол и первоклассную звуковую систему, звёзд техно-сцены, которые выстраиваются в очередь, чтобы там поиграть, выступление Джеймса Блейка и кажется что-то ещё.
«Вань, а как ты с ним познакомился вообще?» - «Ну, он стоял возле сцены и кричал что-то… вот разговор как-то и завязался». Я улыбаюсь. Конечно же, Маркус очаровал его своей музыкальной одержимостью, а меня… ну, в общем, нам всё равно в очередной раз негде было ночевать:)
«Вообще-то я нормальный, вы не думайте. Обычный такой немецкий гражданин». Маркус широко улыбается, но видимо не врёт. Как и большинство «обычных немецких граждан» он работает на Siemens, радуется успехам своей 13-летней дочери и любит совершать велопрогулки по горам. Как впрочем, любит прикупить пару десятков пластов свежего dubtechno или переслушать пару сотен старого и доброго чего угодно).
«Я не вижу в наркотиках особого кайфа, они нужны мне только для того, чтобы лучше воспринимать музыку. И чтобы продержаться на танцполе до утра, я ведь уже не мальчик. Я даже придумал свой танец - плавные движения с наименьшей энергозатратностью. Силы надо беречь».
Маркус по-отцовски называет нас психами, потому что мы хотим добраться до Парижа, но не знаем как. Не до конца понимая, откуда мы приехали, обещает заглянуть в гости, дарит на прощание несколько пластинок и провожает до центральной площади.
«Поеду к маме. Сегодня ведь Рождество».