Берлин, август 1938 года...
На первенстве СД по фехтованию Штирлиц скучал. Поначалу было не так жарко, но теперь по позвоночнику тонкой струйкой стекал пот, а уходить, положим, всё-таки не стоило: лучше вовсе не прийти, чем уйти на виду у Гейдриха. Значит, будет сидеть. Да и Шелленберга уважить пригодится. Но если бы он знал, что будет так жарко - нашёл бы важное дело где-нибудь в укрытии. Пока он пил воду, надеясь, что вот-вот охладится, увидел внизу, в первом ряду, шляпку фрау Гейдрих. Единственная из всех дам пришла мужа поддерживать… несмотря на весь сексуальный аппетит Гейдриха. Ну да ладно, кто там, на дорожке… развлекаются, портреты себе портя.
Пока среди всех фехтовальщиков он отличал ровно двух: 18-летнего Курта Рихтера, пришедшего в СД два месяца назад, и Шелленберга, само собой. Курта он запомнил по манере боя: юноша не стремился как можно быстрее закончить бой, он отдавался игре, и, казалось, совсем не думал о победе. Только глядя на него, Штирлиц не следил за тем, когда, наконец, соревнования закончатся. Шелленберга отличал по новым погонам гауптштурмфюрера, блестевшим на солнце, и по умению даже в военной форме двигаться как артист - он вышел на площадку с таким видом, словно готов цветы получать, а не драться за звание чемпиона. А оно ему нужно, не окажется среди лучших, самый непосредственный начальник Мюллер запомнит. Не сошлись они с Шелленбергом с самого начала.
Разобравшись, кто есть кто, Штирлиц полез в карман за программкой. Так, как по заказу: последний бой, по которому определят чемпиона - у Рихтера с Шелленбергом. Будет жаль, если мальчишка проиграет…
Объявили перерыв, и Штирлиц обратил внимание, как Курт идёт к приятелям по роте, как они торопятся дать ему напиться, вытирают полотенцем лицо и шею. Устал. Русский оглянулся в поисках Шелленберга: сидит на ближайшей к площадке скамье, тоже вытирается. Бутылки с водой рядом нет. Штирлиц ещё раз глянул на столик с прохладительными напитками рядом с бойцами Мюллера: точно, забрали всё, только одинокая открывашка лежит немым укором. Ну, Мюллер…
Чтобы принять решение, много времени не понадобилось: он взял с ближайшего к себе стола несколько бутылок с питьевой водой, позаимствовал открывашку и спустился к новоявленному гауптштурмфюреру:
- Хайль Гитлер! Держите, Шелленберг, - понадобилось одно движение, чтобы открыть бутылку, и Штирлиц, передав её, сел рядом.
- Спасибо вам, Штирлиц, - благодарно улыбнулся Шелленберг. И, сделав несколько крупных глотков, спросил. - Всё-таки пришли?..
- Как видите, - кивнул, - ничего не понимаю, как и говорил, но смотрю.
- Финалистов семеро, двадцать один бой, я проиграл Олендорфу, - принялся объяснять Шелленберг, приглаживая волосы. - Остался последний бой, с Рихтером. - Штирлиц кивнул, показывая, что весь внимание. - С Рихтером мы - главные соперники, если я проиграю ему, то окажусь на третьем месте, потому что на второе выйдет Олендорф - по очкам. Если бы я в последний момент, при счёте 4 - 4, не промахнулся в атаке так по-дурацки, обязательно победил бы.
Переживает из-за Олендорфа… или из-за проигрыша. Этот мужественный тевтонец своими разоблачениями никому проходу не даёт, уже среди глав департаментов врагов нажил, его только Гейдрих одобряет - главенствовать над склочниками нравится.
- Я видел, как он бился: каждый укол возвращал обратно, - Штирлиц отметил ссадины на подбородке и скулах собеседника - кровь уже не текла, и пятна крови Шелленберг успел промокнуть. Олендорф наверняка и не подумал убрать следы: не его это дело, следы от ран убирать, даже всего лишь рапирных. Впрочем, положим, если его отправить туда, где рвутся бомбы, кланяться пулям не станет. И, возможно, Шелленберг промахнулся только потому, что не хотел угодить Олендорфу в глаз.
- Вот именно, - кивнул коллега по работе, - так, словно от этого жизнь зависела.
- Его жизнь, может быть, и зависела, - усмехнулся Штирлиц. - А с Рихтером вы очень похоже сражаетесь, только он о победе совсем не думает, как мне кажется.
- Похоже? - засмеялся Шелленберг. - Вы правы, он о победе совсем не думает, силы не бережёт, фехтует, как танцует. Нет, это не я…
- Вы опытнее, конечно… и, если бой последний, у вас все шансы на победу.
Шелленберг устало улыбнулся, кивнул, и опять принялся жадно пить. В тени под липами прохладнее, но даже ветерок уже жаркий, даром, что август.
- Я умею фехтовать, конечно, Штирлиц, - пояснил Шелленберг, отставив пустую бутылку на скамью. - Но на самом деле я не фехтовальщик, я - стрелок.
И прислонился к нему плечом. Неужели ему самому не жарко?.. И не отодвинуться сейчас, незачем вставать, и в руках бутылки.
- Где ваше место, Штирлиц? - Шелленберг повесил на скамье полотенце, оглянулся. - Наверху?..
- Было наверху, - согласился он, приложив руку ко лбу козырьком и разглядывая болельщиков и не только. - Но, очевидно, занято.
Уходить, пожалуй, не надо, здесь будет что-то интересное. Шелленберг сидит один, Олендорф - с кем-то из болельщиков, Рихтера окружила целая рота бывших гитлерюгенд. Рядом с Шелленбергом - он, разведчик, налаживающий связи, чтобы не провалиться в будущем. Чёрт знает, почему даже друзей по университету здесь нет. «Я не привык оставаться без братьев», - вспомнилось так отчётливо, словно Шелленберг произнёс это только что. Нужно оставаться, это поможет.
Русский, говоривший по-немецки уже лучше, чем по-русски, не стал обдумывать, кому это поможет. Раздался удар гонга. Когда прозвучит второй, участники должны будут встать в позицию.
- Так оставайтесь здесь, - Шелленберг встал. - Мы будем вот на этой дорожке, - он показал рукой, - вы всё прекрасно увидите. И прохладнее здесь.
- Почему бы и нет, - кивнул Штирлиц. - Здесь удобнее «болеть».
Благодарно улыбнувшись, Шелленберг поспешил к столику за шпагой. А Штирлиц, глядя на него, не замечая того, сцепил руки в замок, и так смотрел на сходившихся соперников.
Теперь, когда бойцы были меньше, чем в десятке шагов от него, смотреть было и впрямь удобнее. И с первого же удара стало ясно даже ему, что Курт на самом деле устал: Шелленберг в первые же секунды нанес ему прямой четкий укол, и тот не успел взять защиту. Вернее, даже не попытался. Точно, устал. Если Шелленберг проиграет, Мюллер обрадуется, а Гейдрих не станет защищать и своего любимца, раз уж повод нападать есть. Рихтеру, принятому в СД два месяца назад, и третье место - почётно, и рота его в обиду не даст, вон, как дружно «болеют».
Штирлиц глянул на восемнадцатилетних юношей, таких же, как Рихтер, и пропустил очередной удар Шелленберга, только по реакции новеньких понял, что приятель побеждает. Вновь взглянул на бьющихся за звание чемпиона. Шелленберг спокоен, а вот Рихтер… Выпад, второй… Что он делает?! Идет уже напролом! Ведь стоит Шелленбергу ответить поточнее - и все. Ответит ведь… Рихтер весь нараспашку.
Штирлиц не замечал, что весь подался навстречу мальчишке моложе его на двадцать лет. Услышал, но пока не заметил слова:
- Был удар? Не был? Недействительный? Не считать!..
Друзья Рихтера возликовали. Шелленберг бросил взгляд на зрителей и слегка поклонился. Вот пижон! Только какое-то время спустя Штирлиц поймал себя на том, что улыбается. Не Шелленбергу, уже отвернувшемуся от них - чему-то хорошему, что сделало жаркий и душный день яснее и прохладнее.
Штирлиц сидел у самого поля, на скамье для спортсменов, и увидел, не мог не увидеть, что Шелленберг не стал колоть открывшегося в горячке юношу, отвёл рапиру в сторону. И получил новый укол от противника, щека вспыхнула красным, чтобы затем побелеть. Медленно, как на негативе, проступила длинная царапина.
Он не устал, не Шелленберг, он пятнадцать минут назад сражался совсем не так. И не в том дело, что изо всех сил, а так, словно знал ход соперника наперёд. Штирлиц смотрел так внимательно, что каждая мелочь, казалось, оставалась перед глазами ещё несколько мгновений после того, как её рассмотрели. Рихтер отразил атаку, сам пошёл напролом - и Шелленберг, как будто, не успел отразить удар. А вот этого уже быть не могло, потому что на этот раз закрыться рапирой было совсем просто. Обманный финт, отбитый тут же, в дюйме от лица просвистевшая рапира… Теперь он знал, что Шелленбергу надо. Победа, доставшаяся так легко, от усталого мальчишки, совсем не победа, правда. Шелленберг знал, с самого начала сказал, что Рихтер силы не бережёт для боёв.
Русский глубоко вдохнул пересохшим горлом. В голове не было ни одной связной мысли, только прыгало и крутилось: «Значит, вот как вы можете, господин Шелленберг!». Может-может, и ещё как… Опустил шпагу остриём вниз, поклонился, с улыбкой вскинул руку в приветственном жесте. Пижон!
На трибунах аплодируют, Рихтер улыбается радостно и чуть-чуть виновато - не догадался, значит. Так и надо, нечего ему догадываться. Пусть играет дальше, найдутся ещё те, кто и не подумает быть на его стороне и учесть все обстоятельства, прокуроров кругом…
Только что было жарко, а теперь хлынул пот, охлаждая. Рубашка прилипла к телу, но он всё равно взмок не так, как Рихтер, у того и китель прилип к мокрым худым лопаткам. Выиграл!
Значок победителя Рихтеру выдадут сейчас, и отправят на трибуну, Шелленберг и Олендорф получат дипломы позже. Потом Гейдрих пригласит всех к себе на вечер.
Штирлиц молча поднял руку, приветствуя победителя, и встал. Вспомнив, что нужно сделать, поспешно откупорил бутылки в руках. Свежее полотенце на плечо, и к нему. Они встретились на полдороге. Рихтер был со своими, готовыми задушить его в объятиях и оглушить приветственными криками, Гейдрих поздравлял Олендорфа. Самое время.
На сей раз он протянул руку, приветствуя победителя, а не нациста. Крепко пожал горячую сухую ладонь - почти такая же у него самого. Сказать, что всё понял?.. А что это изменит, если уже три года ясно, что будет война с Россией, и Шелленберг - противник, которому нельзя проиграть. Да и не хочешь.
Только много позже, уже вернувшись в Россию и тоскуя по немецкой речи, русский понял, что именно тогда, ещё не зная о том, он признал Германию своей.
В тогдашней Германии была принята дуэль... почти обычная, только уколоть противника надо было непременно в лицо, другие уколы не считались. Характер студенты так закаляли.
Пока среди всех фехтовальщиков он отличал ровно двух: 18-летнего Курта Рихтера, пришедшего в СД два месяца назад, и Шелленберга, само собой. Курта он запомнил по манере боя: юноша не стремился как можно быстрее закончить бой, он отдавался игре, и, казалось, совсем не думал о победе. Только глядя на него, Штирлиц не следил за тем, когда, наконец, соревнования закончатся. Шелленберга отличал по новым погонам гауптштурмфюрера, блестевшим на солнце, и по умению даже в военной форме двигаться как артист - он вышел на площадку с таким видом, словно готов цветы получать, а не драться за звание чемпиона. А оно ему нужно, не окажется среди лучших, самый непосредственный начальник Мюллер запомнит. Не сошлись они с Шелленбергом с самого начала.
Разобравшись, кто есть кто, Штирлиц полез в карман за программкой. Так, как по заказу: последний бой, по которому определят чемпиона - у Рихтера с Шелленбергом. Будет жаль, если мальчишка проиграет…
Объявили перерыв, и Штирлиц обратил внимание, как Курт идёт к приятелям по роте, как они торопятся дать ему напиться, вытирают полотенцем лицо и шею. Устал. Русский оглянулся в поисках Шелленберга: сидит на ближайшей к площадке скамье, тоже вытирается. Бутылки с водой рядом нет. Штирлиц ещё раз глянул на столик с прохладительными напитками рядом с бойцами Мюллера: точно, забрали всё, только одинокая открывашка лежит немым укором. Ну, Мюллер…
Чтобы принять решение, много времени не понадобилось: он взял с ближайшего к себе стола несколько бутылок с питьевой водой, позаимствовал открывашку и спустился к новоявленному гауптштурмфюреру:
- Хайль Гитлер! Держите, Шелленберг, - понадобилось одно движение, чтобы открыть бутылку, и Штирлиц, передав её, сел рядом.
- Спасибо вам, Штирлиц, - благодарно улыбнулся Шелленберг. И, сделав несколько крупных глотков, спросил. - Всё-таки пришли?..
- Как видите, - кивнул, - ничего не понимаю, как и говорил, но смотрю.
- Финалистов семеро, двадцать один бой, я проиграл Олендорфу, - принялся объяснять Шелленберг, приглаживая волосы. - Остался последний бой, с Рихтером. - Штирлиц кивнул, показывая, что весь внимание. - С Рихтером мы - главные соперники, если я проиграю ему, то окажусь на третьем месте, потому что на второе выйдет Олендорф - по очкам. Если бы я в последний момент, при счёте 4 - 4, не промахнулся в атаке так по-дурацки, обязательно победил бы.
Переживает из-за Олендорфа… или из-за проигрыша. Этот мужественный тевтонец своими разоблачениями никому проходу не даёт, уже среди глав департаментов врагов нажил, его только Гейдрих одобряет - главенствовать над склочниками нравится.
- Я видел, как он бился: каждый укол возвращал обратно, - Штирлиц отметил ссадины на подбородке и скулах собеседника - кровь уже не текла, и пятна крови Шелленберг успел промокнуть. Олендорф наверняка и не подумал убрать следы: не его это дело, следы от ран убирать, даже всего лишь рапирных. Впрочем, положим, если его отправить туда, где рвутся бомбы, кланяться пулям не станет. И, возможно, Шелленберг промахнулся только потому, что не хотел угодить Олендорфу в глаз.
- Вот именно, - кивнул коллега по работе, - так, словно от этого жизнь зависела.
- Его жизнь, может быть, и зависела, - усмехнулся Штирлиц. - А с Рихтером вы очень похоже сражаетесь, только он о победе совсем не думает, как мне кажется.
- Похоже? - засмеялся Шелленберг. - Вы правы, он о победе совсем не думает, силы не бережёт, фехтует, как танцует. Нет, это не я…
- Вы опытнее, конечно… и, если бой последний, у вас все шансы на победу.
Шелленберг устало улыбнулся, кивнул, и опять принялся жадно пить. В тени под липами прохладнее, но даже ветерок уже жаркий, даром, что август.
- Я умею фехтовать, конечно, Штирлиц, - пояснил Шелленберг, отставив пустую бутылку на скамью. - Но на самом деле я не фехтовальщик, я - стрелок.
И прислонился к нему плечом. Неужели ему самому не жарко?.. И не отодвинуться сейчас, незачем вставать, и в руках бутылки.
- Где ваше место, Штирлиц? - Шелленберг повесил на скамье полотенце, оглянулся. - Наверху?..
- Было наверху, - согласился он, приложив руку ко лбу козырьком и разглядывая болельщиков и не только. - Но, очевидно, занято.
Уходить, пожалуй, не надо, здесь будет что-то интересное. Шелленберг сидит один, Олендорф - с кем-то из болельщиков, Рихтера окружила целая рота бывших гитлерюгенд. Рядом с Шелленбергом - он, разведчик, налаживающий связи, чтобы не провалиться в будущем. Чёрт знает, почему даже друзей по университету здесь нет. «Я не привык оставаться без братьев», - вспомнилось так отчётливо, словно Шелленберг произнёс это только что. Нужно оставаться, это поможет.
Русский, говоривший по-немецки уже лучше, чем по-русски, не стал обдумывать, кому это поможет. Раздался удар гонга. Когда прозвучит второй, участники должны будут встать в позицию.
- Так оставайтесь здесь, - Шелленберг встал. - Мы будем вот на этой дорожке, - он показал рукой, - вы всё прекрасно увидите. И прохладнее здесь.
- Почему бы и нет, - кивнул Штирлиц. - Здесь удобнее «болеть».
Благодарно улыбнувшись, Шелленберг поспешил к столику за шпагой. А Штирлиц, глядя на него, не замечая того, сцепил руки в замок, и так смотрел на сходившихся соперников.
Теперь, когда бойцы были меньше, чем в десятке шагов от него, смотреть было и впрямь удобнее. И с первого же удара стало ясно даже ему, что Курт на самом деле устал: Шелленберг в первые же секунды нанес ему прямой четкий укол, и тот не успел взять защиту. Вернее, даже не попытался. Точно, устал. Если Шелленберг проиграет, Мюллер обрадуется, а Гейдрих не станет защищать и своего любимца, раз уж повод нападать есть. Рихтеру, принятому в СД два месяца назад, и третье место - почётно, и рота его в обиду не даст, вон, как дружно «болеют».
Штирлиц глянул на восемнадцатилетних юношей, таких же, как Рихтер, и пропустил очередной удар Шелленберга, только по реакции новеньких понял, что приятель побеждает. Вновь взглянул на бьющихся за звание чемпиона. Шелленберг спокоен, а вот Рихтер… Выпад, второй… Что он делает?! Идет уже напролом! Ведь стоит Шелленбергу ответить поточнее - и все. Ответит ведь… Рихтер весь нараспашку.
Штирлиц не замечал, что весь подался навстречу мальчишке моложе его на двадцать лет. Услышал, но пока не заметил слова:
- Был удар? Не был? Недействительный? Не считать!..
Друзья Рихтера возликовали. Шелленберг бросил взгляд на зрителей и слегка поклонился. Вот пижон! Только какое-то время спустя Штирлиц поймал себя на том, что улыбается. Не Шелленбергу, уже отвернувшемуся от них - чему-то хорошему, что сделало жаркий и душный день яснее и прохладнее.
Штирлиц сидел у самого поля, на скамье для спортсменов, и увидел, не мог не увидеть, что Шелленберг не стал колоть открывшегося в горячке юношу, отвёл рапиру в сторону. И получил новый укол от противника, щека вспыхнула красным, чтобы затем побелеть. Медленно, как на негативе, проступила длинная царапина.
Он не устал, не Шелленберг, он пятнадцать минут назад сражался совсем не так. И не в том дело, что изо всех сил, а так, словно знал ход соперника наперёд. Штирлиц смотрел так внимательно, что каждая мелочь, казалось, оставалась перед глазами ещё несколько мгновений после того, как её рассмотрели. Рихтер отразил атаку, сам пошёл напролом - и Шелленберг, как будто, не успел отразить удар. А вот этого уже быть не могло, потому что на этот раз закрыться рапирой было совсем просто. Обманный финт, отбитый тут же, в дюйме от лица просвистевшая рапира… Теперь он знал, что Шелленбергу надо. Победа, доставшаяся так легко, от усталого мальчишки, совсем не победа, правда. Шелленберг знал, с самого начала сказал, что Рихтер силы не бережёт для боёв.
Русский глубоко вдохнул пересохшим горлом. В голове не было ни одной связной мысли, только прыгало и крутилось: «Значит, вот как вы можете, господин Шелленберг!». Может-может, и ещё как… Опустил шпагу остриём вниз, поклонился, с улыбкой вскинул руку в приветственном жесте. Пижон!
На трибунах аплодируют, Рихтер улыбается радостно и чуть-чуть виновато - не догадался, значит. Так и надо, нечего ему догадываться. Пусть играет дальше, найдутся ещё те, кто и не подумает быть на его стороне и учесть все обстоятельства, прокуроров кругом…
Только что было жарко, а теперь хлынул пот, охлаждая. Рубашка прилипла к телу, но он всё равно взмок не так, как Рихтер, у того и китель прилип к мокрым худым лопаткам. Выиграл!
Значок победителя Рихтеру выдадут сейчас, и отправят на трибуну, Шелленберг и Олендорф получат дипломы позже. Потом Гейдрих пригласит всех к себе на вечер.
Штирлиц молча поднял руку, приветствуя победителя, и встал. Вспомнив, что нужно сделать, поспешно откупорил бутылки в руках. Свежее полотенце на плечо, и к нему. Они встретились на полдороге. Рихтер был со своими, готовыми задушить его в объятиях и оглушить приветственными криками, Гейдрих поздравлял Олендорфа. Самое время.
На сей раз он протянул руку, приветствуя победителя, а не нациста. Крепко пожал горячую сухую ладонь - почти такая же у него самого. Сказать, что всё понял?.. А что это изменит, если уже три года ясно, что будет война с Россией, и Шелленберг - противник, которому нельзя проиграть. Да и не хочешь.
Только много позже, уже вернувшись в Россию и тоскуя по немецкой речи, русский понял, что именно тогда, ещё не зная о том, он признал Германию своей.
В тогдашней Германии была принята дуэль... почти обычная, только уколоть противника надо было непременно в лицо, другие уколы не считались. Характер студенты так закаляли.