Нормальный пулемет, нормальные пули
Я слушаю с утра радио, и когда по разным государственным радиостанциям первой новостью идут не переговоры по газу, а актер Пореченков, который заявляет, что все это было понарошку и вообще там повсюду стреляют, - это не может быть случайностью. Поскольку актер Пореченков - не сам по себе, а все-таки известный человек, можно даже сказать - официальное лицо (хотя бы потому, что он приехал на территорию непризнанных республик представлять кино «Поддубный», созданное на государственные деньги), возникает известная ассоциация с государством. И государство в данном случае посчитало, что это не очень хорошая ассоциация. Ненужная, по крайней мере, сейчас. И поэтому с самого утра актер Пореченков говорит в эфирах в свое оправдание какие-то малоубедительные вещи, и мы еще наверняка услышим версию о «бутафорской съемке» или даже несколько, которые всех окончательно запутают.
Это - как ни странно это прозвучит - еще хороший знак, что Пореченков оправдывается. Потому что мог быть и другой вариант, условно говоря - «радиоактивный пепел». Вариант, условно, если бы он сказал: да, я стрелял и целился, и вот так и должен вести себя патриот. Но актер Пореченков так не сказал. Он ведет себя так, как обычно ведут себя дети, чтобы избежать наказания: говорит, что это все было понарошку, не на самом деле, и что это «вообще смешно».
И в общем-то Пореченков не лукавит, когда так говорит.
Когда я увидел видео с Пореченковым, я вспомнил о другом скандале, происшедшем полтора года назад, и это был скандал с Иваном Ургантом, который «порубил зелень, как красный командир - жителей украинской деревни». Эта фраза прозвучала в те уже бесконечно далекие, мирные времена, когда не было ни Крыма, ни Донбасса, ни даже Майдана. Фраза эта была также произнесена понарошку, в шутку; и тогда все точно так же обсуждали поступок Урганта, и он извинялся и подчеркивал, что никого не хотел обидеть; и даже появились люди, которые стали говорить, что хватит извиняться, а то уже неприлично. Его защищал коллега, собрат по цеху: он говорил, что когда человек шутит, он иногда заходит за буйки и не надо за это распинать человека. Ургант с тех пор уже успел пошутить не раз, и не менее удачно. В таких скандалах есть, конечно, известный тупик: вот человек просит прощения, даже несколько раз, хотя ничего похожего на раскаяние нет, но попробуй это докажи.
Дело в том, что любая шутка, связанная с национальностью, или с целым народом, или с чьей-то трагедией - она не возникает на пустом месте. Она является результатом всей жизни человека, всей его системы ценностей. Наружу вылезает именно то, что является для человека фундаментальным, а именно - общее презрительное, пренебрежительное отношение к чужому - страданию, истории, вообще отношение к людям как к игрушкам. По-хорошему, человек с такой системой ценностей не может быть допущен к разговору с многомиллионной аудиторией, по крайней мере, он должен быть на какое-то время от этой аудитории отключен. Но Ургант прекрасно понимает, что большинству его шутки нравятся, а меньшинство, которое его осуждает, ничтожно и не обладает хоть каким-то авторитетом. А еще - что за ним, за Иваном Ургантом, стоит огромная страна, которая - если ей лоялен - возьмет в случае чего ответственность на себя. У человека в патерналистском обществе не может быть собственной этики, совести или чувства вины - поскольку бессознательно он передоверяет это все государству.
Государственная пропаганда за полгода создала много известных формул, которые нарушают общепринятую этику: жителей другой страны называют «фашистами» или соседнее государство - «хунтой», а также всячески намекают, что такой страны вовсе не существует (этот тезис каждый день повторяют эксперты и политологи в пропагандистских медиа). Это, конечно, ужасно со всех точек зрения, но ужаснее всего с психологической - потому что совершенно снимает всякую ответственность с маленького человека. Предлагая ему считать «настоящим» только самого себя, свою страну. А всех остальных - ненастоящими, несуществующими, в виде плюшевых, игрушечных людишек, которых нельзя расценивать всерьез. Это ощущение «киношности» - оно предшествовало и тому ужасному, что случилось в этом году между Россией и Украиной и что уже нельзя будет забыть никогда, но начиналось оно именно так - не всерьез, почти как игра, игра в войну, в «Зарницу», в которой вдруг, как в романе Сорокина, всем раздали настоящее оружие. И только когда это обернулось настоящей кровью, смертями, взаимной ненавистью и жестокостью, кусками мяса и телами, заброшенными взрывом на провода, - только в этот момент пришло понимание, что, оказывается, все люди - настоящие, а не только «свои».
Вроде бы это ужасное должно было послужить тем, что называется «трагическим уроком истории»: после этого стоило бы повзрослеть, освободиться от инфантилизма - и попробовать жить по-другому.
Однако это невозможно даже сейчас - после того, как ужасное уже случилось. Это поразительное свойство пропаганды - поддерживать любого, даже неглупого и небесчувственного, каким по определению должен быть актер, человека в специальном состоянии «игрушечности», несерьезности по отношению к остальному миру, ко всему «чужому». Это пестование «мира как игрушки» - с которой мы, взрослые дети, можем сделать все что захотим - оно не проходит бесследно для человека. Усиливает это ощущение еще и сама ситуация виртуальной войны, в которой можно убивать словами, но чувство такое, что тоже воюешь, и ощущения вполне реалистические. И это окончательно размывает границу между иллюзией и реальностью.
Все это приводит к тому, что человек - в нашем случае актер Пореченков - до самого момента столкновения с реальностью не понимает всего ужаса своего заблуждения, не понимает границы между игрой и реальностью. Не понимает даже в тот момент, когда опускает палец на гашетку пулемета.
При этом актер Пореченков не является исчадием ада, не является каким-то универсальным злом. Все ровно напротив. Пореченков - человек нормы, и он ведет себя в соответствии с тем, что считается в данный момент нормой. А нормой, к ужасу, сейчас считается именно это. Прославлять войну, призывать войну, поднимать на нее «миллионы» в песнях и статьях. Это сегодня - норма, независимо от того, хотела ли пропаганда такого результата или нет. Мысли «что же ты делаешь!» не возникает в этот момент в сознании актера Пореченкова - как не возникает ее в сознании миллионов россиян. Если бы в обществе существовала альтернативная точка зрения - другое мнение по поводу войны, - это уже могло бы остановить условного Пореченкова: ведь он вовсе не собирался бросать вызов обществу. Но именно отсутствие альтернативной повестки - мирной этики, повестки человеколюбия, гуманизма, которая бы повторяла прописные истины: что война - это плохо, что убивать нельзя и что тебя самого в таком случае могут убить, - именно это и лишает Пореченкова последних остатков адекватности.
Еще вчера он воспринимал это как забавное приключение, как картинку, как то, что вписывается в его имидж, и как своего рода маленький фильм - еще один, где он с оружием, только теперь не бутафорским, а настоящим. И - как целиком нормальное. С точки зрения пропаганды это по каким-то причинам показалось «слишком», и теперь он вынужден оправдываться, но вряд ли он даже сейчас понимает, что совершил. В принципе, он и не может это понять - как и большинство деятелей культуры в России. Он не привык нести ответственность за свои поступки, да он и не понимает, что это такое; он не может оценить свои поступки по какой-то универсальной, например, общечеловеческой шкале, потому что главная и единственная этика там - это лояльность государству. Поэтому, когда Пореченков говорит, что это все было «понарошку», он в каком-то смысле не лукавит: его самого - как личности, к которой можно было бы предъявлять какие-то универсальные, общечеловеческие претензии, - нет, как нет в этом смысле и большинства его коллег. Есть только один огромный Левиафан, в театре которого они играют свои маленькие роли.
(с) Андрей Архангельский
