Фашизм и религия-2
Феномен фашизма остается в числе наиболее исследуемых и спорных вопросов нашего времени. В фашизме пытаются разобраться все: от "диванных экспертов" до философов и религиоведов. Среди последних - Эмилио Джентиле, современный итальянский историк. Его книга "Фашизм: история и истолкование" посвящена истолкованию фашизма (в его исконной, итальянской версии) как «политической религии». В частности, он утверждает, что "фашизм - как и нацизм, социализм и некоторые иные движения и режимы - стал результатом «сакрализации политики в XX веке» и является по сути религией, поскольку обожествляет нацию и вождя, основан на иррациональной вере, у него есть всякие ритуалы, партия вместо церкви, спасители, святые и прочее".
Рецензент этой книги, Алексей Зыгмонт, оспаривает этот тезис на том основании, что в "сакрализации политики" нет ничего нового и особенно фашистского. "Политическая сфера, как связанная с властью и ее эффектами, была сакральной всегда, начиная с Шумера и Аккада, продолжая Древними Израилем и Египтом и заканчивая «двумя телами короля»... Джентиле пишет, что в фашизме государство «обретает религиозный смысл» - но разве Израильское царство, Египет как вотчина Осириса или симфония Византии не предполагают того же самого? Тогда в чем отличие именно нашей эпохи?"
Однако представляется, что на этот вроде бы риторический вопрос есть довольно четкий ответ. В традиционных обществах политическая власть была сакральной, но на этом сакральность не исчерпывалась. Государство могло считаться Градом Божьим на земле (или нет, как у Августина), но все равно вторичным по отношению к Граду Божьему на небе, так же как любой правитель на земле вторичен по отношению к "правителю" на небе. И только в эпоху модерна произошла абсолютизация Государства. Отныне оно (прежде всего в своих тоталитарных формах, но не только) и Град Земной и Град Божий, первично по отношению к любой религии, сакрально в единственном числе и роде. Это обожествление Государства, культ всего, что с ним связано и от него исходит, и становится особенной формой «сакрализации политики в XX веке», ранее, пока были сильны традиционные религии, невозможной.
Любопытно, что сам Джентиле, оберегая милую его сердцу уникальность итальянского фашизма, не готов признать этот общий феномен эпохи модерна. Так, он считает большевизм совершенно отличным от фашизма явлением на том основании, что "если Муссолини хотел создать тоталитарное государство, то Владимир Ильич привел страну к диктатуре, чтобы избавить общество от государства вообще". Но ведь прекрасно известно, что Ленин исповедовал эти прекрасные анархистские взгляды, пока был теоретиком марксистского толка, однако быстро изменил их, когда столкнулся с политической практикой, которая подсказала ему, что государство нужно, пусть на переходный период, всемерно укреплять. Характерно, что этот период ожидаемо затянулся и закономерно перетек в сталинскую версию государственного молоха, в котором упразднение государства осталось лишь на уровне официального двоемыслия.
Понятно, отчего профессиональный религиовед Зыгмонт так возмущается современной "модой называть религией что-то, что не является таковой с очевидностью". Он напоминает, что религией называли "социализм и коммунизм (К. Шмитт, Б. Рассел, Р. Арон), капитализм (В. Беньямин), национализм (К. Хейс), индустрию красоты (Н. Вулф), медицину (Дж. Агамбен). В качестве мыслительного эксперимента, иронично продолжает он, нетрудно обосновать, что религиями являются также забота о здоровье, поиск спутника жизни, увлечение скейтбордом или, скажем, занятия науками". Как не удивительно, но все это недалеко от истины. Традиционные религии обслуживали такую глубинную потребность человеческой экзистенции, что, когда они рухнули, чуть ли не рухнул сам человек. Во всяком случае, образовалась гигантская полость, которую требовалось хоть чем-то и хоть как-то заполнить. Вот и появились всевозможные "заполнители", от национализма до ЗОЖ, которые в той или иной мере, с переменным успехом эту полость и заполняли. И продолжают заполнять: попробуйте сегодня "осквернить" какое-нибудь патриотическое или политкорректное "сакральное".
Конечно, это все равно не религия в традиционном понимании, но это определенно религия в модернистском понимании, назовем ее религия-2 для терминологической чистоты. Она столь же разнообразна, как и религия-1, имеет много форм и обличий, степеней охвата человеческого бытия, так сказать, а отличает ее от религии-1 лишь один по сути фактор. Религия-1 признавала и опиралась на трансцендентное, потустороннее, извне данное, а религия-2 этого не признает. Она освящает и сакрализует историю, нацию, территорию, расу, культуру, язык, вождя, свое будущее, политические или социальные принципы, образ жизни и мыслей - словом, все посюстороннее, инклюзивное. Но делает это с такой страстью, силой и фанатизмом, каким могла бы позавидовать и прежняя религия...
Рецензент этой книги, Алексей Зыгмонт, оспаривает этот тезис на том основании, что в "сакрализации политики" нет ничего нового и особенно фашистского. "Политическая сфера, как связанная с властью и ее эффектами, была сакральной всегда, начиная с Шумера и Аккада, продолжая Древними Израилем и Египтом и заканчивая «двумя телами короля»... Джентиле пишет, что в фашизме государство «обретает религиозный смысл» - но разве Израильское царство, Египет как вотчина Осириса или симфония Византии не предполагают того же самого? Тогда в чем отличие именно нашей эпохи?"
Однако представляется, что на этот вроде бы риторический вопрос есть довольно четкий ответ. В традиционных обществах политическая власть была сакральной, но на этом сакральность не исчерпывалась. Государство могло считаться Градом Божьим на земле (или нет, как у Августина), но все равно вторичным по отношению к Граду Божьему на небе, так же как любой правитель на земле вторичен по отношению к "правителю" на небе. И только в эпоху модерна произошла абсолютизация Государства. Отныне оно (прежде всего в своих тоталитарных формах, но не только) и Град Земной и Град Божий, первично по отношению к любой религии, сакрально в единственном числе и роде. Это обожествление Государства, культ всего, что с ним связано и от него исходит, и становится особенной формой «сакрализации политики в XX веке», ранее, пока были сильны традиционные религии, невозможной.
Любопытно, что сам Джентиле, оберегая милую его сердцу уникальность итальянского фашизма, не готов признать этот общий феномен эпохи модерна. Так, он считает большевизм совершенно отличным от фашизма явлением на том основании, что "если Муссолини хотел создать тоталитарное государство, то Владимир Ильич привел страну к диктатуре, чтобы избавить общество от государства вообще". Но ведь прекрасно известно, что Ленин исповедовал эти прекрасные анархистские взгляды, пока был теоретиком марксистского толка, однако быстро изменил их, когда столкнулся с политической практикой, которая подсказала ему, что государство нужно, пусть на переходный период, всемерно укреплять. Характерно, что этот период ожидаемо затянулся и закономерно перетек в сталинскую версию государственного молоха, в котором упразднение государства осталось лишь на уровне официального двоемыслия.
Понятно, отчего профессиональный религиовед Зыгмонт так возмущается современной "модой называть религией что-то, что не является таковой с очевидностью". Он напоминает, что религией называли "социализм и коммунизм (К. Шмитт, Б. Рассел, Р. Арон), капитализм (В. Беньямин), национализм (К. Хейс), индустрию красоты (Н. Вулф), медицину (Дж. Агамбен). В качестве мыслительного эксперимента, иронично продолжает он, нетрудно обосновать, что религиями являются также забота о здоровье, поиск спутника жизни, увлечение скейтбордом или, скажем, занятия науками". Как не удивительно, но все это недалеко от истины. Традиционные религии обслуживали такую глубинную потребность человеческой экзистенции, что, когда они рухнули, чуть ли не рухнул сам человек. Во всяком случае, образовалась гигантская полость, которую требовалось хоть чем-то и хоть как-то заполнить. Вот и появились всевозможные "заполнители", от национализма до ЗОЖ, которые в той или иной мере, с переменным успехом эту полость и заполняли. И продолжают заполнять: попробуйте сегодня "осквернить" какое-нибудь патриотическое или политкорректное "сакральное".
Конечно, это все равно не религия в традиционном понимании, но это определенно религия в модернистском понимании, назовем ее религия-2 для терминологической чистоты. Она столь же разнообразна, как и религия-1, имеет много форм и обличий, степеней охвата человеческого бытия, так сказать, а отличает ее от религии-1 лишь один по сути фактор. Религия-1 признавала и опиралась на трансцендентное, потустороннее, извне данное, а религия-2 этого не признает. Она освящает и сакрализует историю, нацию, территорию, расу, культуру, язык, вождя, свое будущее, политические или социальные принципы, образ жизни и мыслей - словом, все посюстороннее, инклюзивное. Но делает это с такой страстью, силой и фанатизмом, каким могла бы позавидовать и прежняя религия...