Игры в фашизм по-балкански-1.2

[hueviebin1]

Окончание. Начало здесь

От любви до ненависти…

Никакого братства в природе не существует - это миф. Есть только отношения на взаимовыгодных условиях. Это касается даже обыкновенной семьи, в которой два разнополых человека находят друг друга и начинают сожительствовать из соображений личной заинтересованности. Любовь, выражаясь языком дохуячегознания, - «дофаминэргическая целеполагающая мотивация к формированию парных связей», призванная удерживать две индивидуальные единицы вместе в интересах потомства, т.к. у детей с двумя родителями шансов на выживание несоизмеримо выше. Типичная адаптация на почве инстинкта продолжения рода. Поэтому чувство острой влюбленности и длится, по мнению исследователей, не больше трех лет (за этот период ослабевает действие нейромедиатора дофамина, который участвует в том числе в системе поощрения) - это срок, необходимый для выхода ребенка из фазы повышенной опасности (ввиду слабости его организма). Также плюсом к сожительству идут очень даже неплохие побочные эффекты: мужчина получает бесплатный секс в неограниченных количествах, женщина - опору и поддержку. По прошествии многих лет все переходит в состояние обычной привычки. Мужику лень искать и завоевывать новую самку (а вместе с тем и расходовать на нее ресурсы), самка с ребенком теряет привлекательность для остальных самцов, так что тоже остается жить с первым самцом, невзирая на многочисленные косяки, всплывшие за годы совместной жизни.

Как только брак становится обеим сторонам совсем уж невыгодным, он распадается. Совершенно типичная и нормальная ситуация. Можно сколь угодно рыдать над грустными глазами Хатико, целый год ожидающего на вокзале умершего хозяина, но это не отменит того факта, что никакой душевности за собачьей преданностью нет - есть лишь самый пошлый инстинкт. Представители псовых живут стаями, поэтому в условиях домашнего содержания они восполняют привязанностью к людям - привычную для них форму жизни. От верности стае напрямую зависит выживание особи, поэтому она ей верна, формируя общинный организм, в нашем случае выражающийся в системе координат «собака - хозяин». Хатико ждал хозяина не потому, что такой душевный, а исключительно из эгоистичных соображений - это залог его выживания. Чтобы отделить себя от животного, человечество придумало громкие слова, такие как братство, верность, долг, преданность. Все это имеет значение лишь тогда, когда конкретная единица в ней черпает выгоды. Как только выгоды не остается, не остается и братства. Музыкальная рок-группа на первых порах - чисто братский коллектив, общий идейный котел, где успех команды напрямую зависит от ее единения. Как только группа достигает коммерческого успеха и появляется что делить, от единства в ней не остается и следа. С большим трудом можно вспомнить группу, в которой бы ни разу не поменялся состав, а многие и вовсе распадаются.



То, что принято называть братством, любовью, крепкой дружбой на века, может длительное время функционировать исключительно в случае, если обе стороны друг от друга полностью независимы. Т.е. относительно дистанционный тип отношений. Как только одна из сторон выбивается в лидеры, она в той или иной мере начинает подчинять и ставить вторую в зависимое положение, на почве чего и появляются глубинные противоречия. Зависимость - верная дорога к краху.

В музыкальной группе все зависят друг от друга, т.к. питаются из общего корыта. В музыкальной группе всегда выделяется некий лидер, от которого в свою очередь начинают также зависеть остальные. Дележка денег и зависимость неминуемо приводят к тому, что в коллективе множатся обидки и недопонимания, которые усиливаются претензией «ты мне как брат был», после чего большая часть группы идет туда же, куда шел Магомет из поговорки.

Та же ситуация с бандитами, крепкое братство которых - залог выживания группы. И сколь злостно они дружат на начальных этапах становления, столь злостно выпиливают друг друга, когда появляется объект для дележки. Потому что зависят друг от друга, в т.ч. и доходами. Любой намек на перераспределение доходов - и братства как не бывало. Оно уже просто невыгодно.

Итак, братство, единение - это вопрос исключительно корыстного, меркантильного характера. Если людям в определенной ситуации выгодно братство, будь это музыканты, бандиты, семьи или народы, то они громко именуют себя братьями. Если невыгодно - «не брат ты мне, гнида черножопая». Но есть еще одна интересная ситуация, при которой одной стороне братство уже невыгодно, а другой - все еще выгодно. Тогда одна из сторон начинает активно (если не сказать агрессивно) навязывать свои братские отношения другой, и чем дальше, тем маниакальнее это начинает проявляться. В конечном счете данные взаимоотношения выливаются в ненависть столь горячую, что ею можно плавить сталь в советских домнах. На примере базовой ячейки общества, т.н. семьи, это типичная ситуация с парнем, преследующим девушку после расставания. В какой-то момент отношения для нее становятся невыгодными (например, он оказался абьюзером), и она сперва постепенно отдаляется, в дальнейшем полностью разрывая отношения. Чем сильнее она от него отстраняется, тем навязчивее становится преследование, а когда становится окончательно ясно, что объект утрачен, ненависть доходит до откровенно изуверских масштабов, и он либо плескает ей в ебало кислотой, либо вывозит в лес, чтобы отрубить руки, как уже бывало вроде бы в Подольске.

В качестве причины, по которой он заинтересован в сохранении братства, как правило выступает дисбаланс в системе «отдача-потребление». Он затратил на нее немалый ресурс (причем речь не столько о материальном ресурсе, сколько об эмоциональном), а отдачи не получил. Отдача в данном случае выражается в подчинении, т.к. большой ресурс вливается в кого-либо именно с целью поставить в зависимость. А зависимость - скрытая форма подчинения.

Кстати, пользуясь случаем, дам немногочисленным читающим меня девчонкам совет, как избежать таких ситуаций: чем ярче и эмоциональнее за тобой ухаживает типок, тем более он склонен к таким моделям поведения. Если ухажер в прямом смысле слова готов ради тебя прыгать с моста, то, сколь бы это ни впечатляло, от такого надо держаться как можно дальше. Сколь яростно он переживает эмоции влюбленности, столь же яростно он будет переживать и все остальные эмоции. Чем больше он в тебя вкладывает эмоций (речь не о деньгах, хотя и они играют роль), тем больше будет требовать взамен - просто так ничего не бывает. Его потраченные во время прыжка с моста эмоции нуждаются в компенсаторской деятельности за счет отдачи твоих эмоций. Чем больше крутых поступков он для тебя сделал, тем сильнее будет считать своей собственностью и требовать отдачи в виде полного контроля и подчинения (конечно же, все это сопровождается маниакальной ревностью). Ну и, конечно же, питаться эмоциями в виде, например, твоего страха. А если ты начнешь отдаляться, то тебе это дастся большой кровью. Он затратил большой ресурс, но отдачи не получил! Помни слова мудрого хуевыебина и не благодари. Вот я, человек простой, а потому и ухаживаю просто - цветы купил, в кино сводил - «пошли трахаться». Неинтересно? Зато преследовать тебя в случае чего не буду с пузырьком кислоты в руках.

Даже по моим бытовым наблюдениям, если кто-то активно называет тебя братом, значит, ему что-то от тебя надо либо щас, либо потребуется в перспективе. Например, когда к тебе подходит на улице какой-то забулдыга попросить мелочи на пивасик, то начинает он именно со слов «Брат… не выручишь…». Называя тебя братом, он автоматически сокращает дистанцию, чтобы быть воспринятым как свой для того, чтобы ты ему дал денег. Все эти механизмы выживания устаканивались не одну тысячу лет, и к сегодняшнему дню в человеческой популяции доведены до совершенства. Поэтому я всегда максимально дистанцируюсь от людей, имеющих привычку называть меня по поводу и без повода братом, чего и вам советую. Чем громче вас называют братом, тем острее нож вам воткнут в спину. Громче всех за мораль ратует вчерашняя проститутка - эта истина не на ровном месте появилась.

Единственная цель такого брата - использовать тебя в своих корыстных целях и, если ты не захочешь ему потворствовать, он тебя возненавидит, вплоть до самых крайних проявлений, как тот самый абьюзер, преследующий девушку выше.

«Когда умолкли все песни», сербы с распростертыми объятьями ринулись в объятья к хорватам с криком «вы нам братья! Братья-братья, братее не бывает, точно говорим!!! Более братских народов даже придумать невозможно». Хорваты насторожились. А поскольку за «благородным» стремлением к братству вещающего всегда кроется исключительно потребительский интерес, то и его представления о братстве несколько извращены. Предлагая союз на почве этого самого братства, он подразумевает союз отнюдь не равный, а союз на основе отношений брата старшего с младшеньким; младшеньким, а от того глупеньким и совсем несмышленым. И поскольку у младшенького-то на губах еще не обсохли лактационные выделения, то полностью руководить им будет, конечно же, старшенький. По удивительному совпадению как раз тот, который и навязывает братство. Для того, чтобы обосновать свое право на управление, он начинает перелопачивать историю и, конечно же, находить в ней доказательства того, что он всех старее, мудрее, статнее, хуястее, губастее да залупастее, а остальные ему только неудобства всю жизнь доставляли… Какое ж руководство им можно доверить? «Нет-нет, вы не подумайте, - ощерившись ехидным прищуром говорит старшенький брат, - все наши братские народы равны, просто мы немножечко равнее». Хорваты смотрят на это с плохо скрываемым ахуем и гадают думы, легко умещающиеся в две ключевые фразы «че бля?». Что интересно, чем сильнее ты кому-либо навязываешь свои братские отношения, тем большее отторжение второй стороны это провоцирует. Так что это заведомо тупиковый путь выстраивания отношений, неспособный привести к положительному консенсусу.

Я представляю себе ахуй, который испытали от такой наглости хорваты: сидит хорват себе такой на берегу моря, рыбку ловит, утреннему хорватскому солнышку игриво подмигивает, водит дружбы с сербом, дерется с ним плечо о плечо с супостатом окаянным, более того, принимает у себя дома и оставляет жить сербских беженцев в огромных количествах, как вдруг… серб ему и говорит: «Мы же братья? Братья. Поэтому подвинься малек, я тут всем буду заправлять!». Такая наглость выведет из себя кого угодно. Конечно же, хорват вытянул вперед руку, а все пальцы, кроме среднего, сложил в суровый крестьянский кулак. В ответ на это сербский политик Илия Гарашанин в 1844 году пишет для сербов священную рухнаму под названием «Начертания».

Начертания - псевдоисторическая книга, в которой на основе исторических «фактов» (а согласно фактам, конечно же, сербы всегда и всех побеждали, помогали всем своим соседям, вот только почему-то, невзирая на свое величие, в отличие от хорватов, сербы даже в те времена сидели в говне по уши) делается вывод о существовании некоей священной исторической миссии сербов по объединению южнославянских народов. Конечно же, объединение возможно лишь под владычеством непосредственно сербов. Хорватов же автор называет, понятное дело, «сербами католической веры» и «народом без самосознания». Реакция хорватов на эту бумажную подъебку была предсказуемой.

В поддержку книги в Сербии и на соседних землях начали массово распространять сербскую шовинистскую пропаганду и проводить «культурно-просветительские» мероприятия. Были написаны книги, в которых мифологизировалось сербское прошлое, превозносился культ святого Саввы и косовская битва 1389 года (которую сербы на самом деле проиграли, а не выиграли, как они считают), утверждалась необходимость создания Великой империи и, самое главное (собственно, то, зачем сербам и потребовалось «братство») - подчеркивалось требование доступа Сербии к морю.

Вы удивитесь, но хорваты отчего-то не прониклись столь трогательными историями о великой Сербии и с распростертыми объятьями на встречу сербскому брату через ромашковое поле не помчали. Навязчивость Сербии вызвала резко обратную реакцию. Тогда, вспомнив поговорку «Тише едешь - хуй доедешь», сербы вдавили педаль пропагандистского газа с полной силой, начав раскручивать истории о том, что никакой хорватской нации не существует, она от и до искусственно создана Ватиканом, чтобы расколоть сербский народ. И, конечно же, никакой хорватской культуры не существует, как и языка. Ничего не напоминает? А ведь 150 лет прошло с тех пор. В конце XIX века в Хорватии начала распространяться идея так называемых «сербских земель». В них были включены все три хорватские провинции (Хорватия, Славония и Далмация), а также Босния и Герцеговина, Черногория, Македония, части Албании, Болгария, Венгрия, Румыния и Словения. Продолжала активно штамповаться и мифологизированная сербская история, в которой Сербия были величайшей и самой значимой страной в мире с корнями из времен Александра Македонского, а потому срочно необходимо создавать единое братское государство под их чутким руководством. Дошло до полного абсурда - на штыки пропаганды насадили наглушняк ебанутую концепцию «Небесной Сербии», согласно которой на небеса попадают только сербы. Видимо, это должно было поспособствовать желанию остальных народов стать сербами. Отчего-то желающих не появилось.

От лозунгов сербы перешли к уличному насилию. Первая антихорватская демонстрация состоялась в Белграде в 1892 году. В следующем году в Книне (Хорватия) хорватские ученые, открывшие хорватский археологический Музей, были жестоко избиты сербами, а музей разгромлен. Что немаловажно, многочисленные сербы, проживавшие в Хорватии, в качестве благодарности за гостеприимство стали развешивать на своих домах сербские флаги. Вскоре в Хорватии вполне ожидаемо начались уже антисербские погромы, а также сформировался пласт хорватских националистов, поставивших своей целью полное изгнание сербов со своих земель. Насилие в очередной раз не породило любви, дав дорогу в жизнь другому насилию.

В 1902-м году в Загребе начались погромы против сербов - в российской историографии можно найти немного информации по этому поводу. Обычно информация сводится к тому, что «видите, какие хорваты фошизды, задолго до Югославии угнетали несчастных сербов». К сожалению, в этой самой русской историографии не упоминается причина этих погромов. А она была, и искать ее следует на страницах газеты Srbobran. Ведь погромы произошли в ответ на публикацию в ней статьи под названием «Do istrage Vaše Иле Naše». В статье, как обычно, писалось о том, что такой нации как хорваты не существует, но если эти люди так хотят считать себя хорватами, то придется сделать так… чтобы их самих не существовало. Да-да, в статье единственным возможным вариантом величия Сербии называлось истребление всех хорватов, которые не хотят быть сербами. Но главное было в другом: Srbobran печаталась и распространялась именно в Хорватии ее сербским населением. Эта была т.н. мигрантская пресса. Т.е. люди мало того, что жили в Хорватии, так они при этом писали о необходимости истребления хорватов, т.к. те не дают воплотиться в жизнь их мечтам о Великой Братской Югославии. Да уж, хороши братцы, ниче не скажешь. Согласитесь, что после этого дополнения антисербские погромы 1902 года выглядят уже не столько вероломным преступлением, сколько справедливым наказанием? В других регионах было еще хуже. Например, в Косово и особенно в Македонии действовала сербская, по сути террористическая организация «Четники». Они как раз и воплощали в жизнь то, что писала сербская пресса - мочили всех, кто не хотел быть сербам «братьями».

В 1903 году неприязненные отношения вышли на качественно новый уровень, когда в ходе госпереворота сербы убили своего короля Александра и его жену Драгу. В Хорватии короля уважали, потому как он был ориентирован на Австро-Венгрию, под крышей которой и находилась Хорватия. Сербы же короля ненавидели, и после его убийства закономерно переориентировались на Россию. Еще сильнее, чем само убийство, Европу (и в особенности хорватов) потрясла немыслимая жестокость его исполнения.

«Сербы покрыли себя не только позором цареубийства (что уже само по себе не допускает двух мнений!), но и своим поистине зверским образом действий по отношению к трупам убитой ими королевской четы. После того как Александр и Драга упали, убийцы продолжали стрелять в них и рубить их трупы саблями: они поразили Короля шестью выстрелами из револьвера и 40 ударами сабли, а Королеву 63 ударами сабли и двумя револьверными пулями. Королева почти вся была изрублена, грудь отрезана, живот вскрыт, щеки, руки тоже порезаны, особенно велики разрезы между пальцев, - вероятно, Королева схватилась руками за саблю, когда её убивали, что, по-видимому, опровергает мнение докторов, что она была убита сразу. Кроме того, тело её было покрыто многочисленными кровоподтеками от ударов каблуками топтавших её офицеров. О других надругательствах над трупом Драги… я предпочитаю не говорить, до такой степени они чудовищны и омерзительны. Когда убийцы натешились вдоволь над беззащитными трупами, они выбросили их через окно в дворцовый сад, причем труп Драги был совершенно обезображен»

- В. Н. Теплов. Сербская неурядица. СПб, 1903.

Подробности, о которых предпочел умолчать Теплов, упомяну я: они долго и изощренно насиловали труп истерзанной королевы.

Надо заметить, что сербы в представлении европейцев той поры являлись эдакими отбросами славянского мира, одичавшей их ветвью (впрочем, эти представления были недалеки от истины), а в представлении хорватов и словенцев и вовсе славянами не являлись, будучи уродливым гибридом турок, цыган и азиатов. Столь изощренный метод убийства лишь укрепил прогрессивных европейцев в этой вере, а хорватов еще и напугал - «нахуй-нахуй этих братьев», по-католически перекрещивались хорваты и еще активнее выделяли себя в отдельный народ, все сильнее заигрывая с Австро-Венгрией.

После убийства Балканы погружаются во мглу сербского политического террора, а компанию помянутым ранее четникам составляют бесчисленные террористические организации, самая известная из которых «Черная Рука». Задача всех этих группировок сводилась к ликвидации всех, кто не хотел становиться сербам братьями (а точнее - признавать себя сербами, включая словенцев, которые, как мы выяснили, вообще западные славяне). К этому периоду сербов уже ненавидели решительно все. Но эта ненависть была бы неполной без событий 1914 года, когда сербским фанатиком Гаврилой Принципом был убит Франц Фердинанд - последняя преграда на великоимперском пути объединения Великой Сербии. Гаврила Принцип был сторонником политики, которая утверждает, что везде, где живет или жил серб, должна быть Сербия и что любые средства достижения этой цели могут быть оправданы. После этого происшествия ненависть к сербам на Балканах стала всеиспепеляющей от Боснии до Хорватии, а в Словении появился лозунг, который все Балканы подняли на копье:

«S kanoni vas pozdravimo, vi Srbi;

dom hladen vam postavimo ob vrbi.»

Позже кричалка трансформируется в более емкое «Србе на врбе!» - Серба на вербу, что подозрительно напоминает современное «Москаляку на гиляку» (все новое - это забытое старое, не так ли?).

«Убийство сербом Гаврилой Принципом эрцгерцога Франца-Фердинанда и начавшаяся месяц спустя война вновь обострили хорвато-сербские противоречия. По боснийским городам прокатилась волна антисербских демонстраций, нередко сопровождавшихся погромами. (…) Так называемые «отряды самообороны», набранные главным образом из боснийских хорватов-католиков и мусульман, терроризировали сербское население Боснии и Герцеговины, грабили и убивали сербов, заподозренных в нелояльности к империи»

- Хорватский национализм и сербофобия в XIX - в первой половине XX века.

Насильно мил не …

После Первой мировой войны при поддержке России на Балканах наконец-таки было создано общеславянское государство, о котором так мечтали сербы. Пока еще не Югославия, но уже КСХС (Королевство сербов, хорватов и словенцев), где главенствующую роль играли они же. Власть в новом королевстве вела себя как сербская, а не много или наднациональная: династия королевства была сербской, подавляющее большинство чиновников и военной верхушки тоже состояли из сербов. Четники продолжали националистическую, ультра-православную и вождистскую традицию «Чёрной руки», представляя собой крайне агрессивные антидемократические силы, считавшие всех не сербов гражданами «второго сорта».

В названии королевства не упоминались черногорцы - их считали частью сербов, но Черногория тоже вошла в состав КСХС. Македонцы также в названии страны не упоминались, и какой-либо национальный македонский орган о присоединении к новому государству не объявлял. Что неудивительно: македонцы дружбе с сербами предпочитали дружбу с куда более приятными болгарами. Оказавшись в КСХС, македонцы чувствовали себя оккупированной нацией (что соответствовало действительностью), поэтому в Македонии очень скоро начали формироваться подпольные сепаратистские бандформирования, ведущие борьбу за освобождение Македонии, например, «Внутримакедонская революционная организация» (ВМРО). Жить с сербами не захотели и в Черногории: половина черногорцев отказалась признавать себя сербами и выступила против КСХС. Сторонники единства (движение «белашей», названных так по цвету избирательных бюллетеней) победили в Скупщине только при помощи сербской армии (т.е. голосование было подобном тому, что в Новороссии). «Зеленаши» также начали подпольную сепаратистскую деятельность, и черногорский сепаратизм не исчез в течение всего периода существования Югославии. Но больше всех создание единого славянского государства ударило, конечно, по словенцам и хорватам, которые под «оккупацией» Австро-Венгрии жили богаче и свободнее, чем население Сербии, и имели более высокий уровень образования. Теперь они вынуждены были жить в нищете и варварстве со всеми остальными, а как же иначе? При создании единого государства, денежки тех, кто побогаче, размазываются на всю территорию, немного поднимая благосостояние тех же сербов, но существенно опуская благосостояние словенцев. Недаром среди хорватов аббревиатура нового государства СХС расшифровывалась, как «Сербы хотят всего» (Srbi Hoce Sve), а среди сербов - «Только хорваты мешают» (Samo Hrvati Smetaju).

«Еще во время Первой мировой русский дипломат Михаил Николаевич Гирс предупреждал министра иностранных дел Сергея Дмитриевича Сазонова: "Уже теперь имеется немало данных, заставляющих предвидеть, что, например, планы о создании великой Сербии под главенством Белграда могут потерпеть крушение не под давлением внешних воздействий, вследствие внутренних разногласий. Ярко обнаружился дух политического «бандитизма», порой грубого, порой утончённого, присущего всем без исключения народам балканских государств, не говоря уже о проявленной ими зверской жестокости, посеяно между ними так много злобы и вражды"…» Млечин Л.М. Итоги Первой Мировой, 2015.

«С основанием Югославского королевства сразу же обнаружилось, что его жители вовсе не обладают общим "югославским" самосознанием, которое пионеры иллирийской идеи постулировали еще в начале XIX века. И что на них гораздо сильнее действуют иные лозунги, апеллирующие не к "югославам", а к хорватам, сербам или словенцам и достаточно влиятельные для того, чтобы довести дело до бойни. В частности, массовое хорватское самосознание развилось лишь после возникновения Югославии, и направлено оно было как раз против нового королевства - точнее, против (реального или мнимого) господства в нем сербов» - Е. Пономарева «Как была разрушена Югославия».

Министр Черногории Секула Држевич писал об этом: «Все конфликты, о которых мы говорим, связанные с противоречиями между землями южных славян, спровоцированы Сербией. Необходимо взглянуть на моральный, этнический и политический образ Белграда, чтобы понять, почему Югославия стала тем, чем она стала, жила и исчезла таким образом ».

Наиболее красочно отношения сербов к их братьям в едином государстве описывает история, произошедшая 8 августа 1928 года в парламенте Югославии. Когда немногочисленные депутаты от Хорватии возмущенные разграблением хорватской экономики обвинили сербских депутатов в оккупации, казнокрадстве и коррупции, последние в лице Пуниша Рачича достали ствол и расстреляли их, прямо не сходя с места. Погиб в т.ч. и лидер хорватов Степан Радич (какая ирония - Рачич расстрелял Радича). Похороны депутатов вылились в многочисленные манифестации, беспорядки и сербские погромы. Не менее колоссальный резонанс в хорватской среде вызвал и приговор самому убийце: поскольку власть в стране была сербская, то Рачич был приговорён к заключению, которое «отбывал»… на роскошной вилле с большим количеством прислуги! Это стало наглядной иллюстрацией того, что и без того всем было хорошо известно: убийства сербами не сербов в Югославии наказывались исключительно формально, а того и поощрялись.



Чисто славянское лицо Рафика… простите Рачича.

Смерть Радича превратила его в мученика и до предела радикализировала и без того радикализированное хорватское общество. Именно расстрел хорватских депутатов станет точкой отсчета формирования наиболее радикального хорватского подполья, громко застолбившего себе место в истории под названием «Усташи». Усташи появились спустя полгода после расстрела в парламенте и исповедовали идеологию крайнего антисербского национализма. Подобные организации в Хорватии существовали и ранее, но широкой поддержки в обществе не имели. Расстрел депутатов стал финальной точкой, вытолкнувшей ненависть к сербам на астральную величину. Усташи стали настоящим народным движением; отраением мыслей народа, который к тому моменту настолько ненавидел сербов, что готов был встать даже на путь крайней неонацисткой идеологии. По большому счету хорватские усташи и их террор, стали противовесом и ответной мерой на сербских четников и их террор. Обратите внимание на то, что четники как массовое движение сформировались на несколько десятилетий (!) раньше, и вспоминайте об этом, когда кто-то будет обвинять хорватов в фашизме. Нет уж, сперва появились сербские неонацисты четники, и только потом появятся усташи.

Усташи начали вести настоящую партизанскую войну с властью: подрывали железные дороги и поезда, обстреливали блокпосты и отделы полиции, госучреждения, а их популярность в народе стремительно росла. Впрочем, до других головорезов в лице сербских четников, состоящих аж из 500 000 человек, им было далеко. Пока еще далеко. Ах да, чуть было не забыл главное: абсолютное большинство как усташей, так и четников были выходцами из наиболее глухих горных деревень, что придавало особый колорит этому противостоянию.



Ножи четникам нужны были отнюдь не для нарезания докторской колбасы

Сербы продолжали проводить тотальный террор несогласных. Численность сепаратистов во всех странах Югославии стремительно росла, причем прирастала она даже за счет вчерашних сторонников Югославии, которые, посмотрев на то, в какое говно все превратили сербы, внезапно переходили на сторону света. Характерный пример - черногорский политик Секула Дрлевич. До Первой мировой войны он был ярым сторонником единства славян в едином государстве, а черногорцев считал частью сербской нации. Однако после осуществления его мечты великосербский курс КСХС возмутил Дрлевича, и в конечном счете он перешел на сторону повстанцев-зеленашей. Сербские четники в ответ устроили на него покушение, и он чудом выжил. После покушения Дрлевич стал уже крайним сепаратистом и националистом, готовым, подобно усташам, примкнуть к любой силе, намеревавшейся расчленить Югославию. Подобный путь прошли очень многие хорватские и словенские интеллигенты. Следует ли удивляться тому, что с началом Второй мировой войны большинство народов Балкан встречало фашистские войска цветами, песнями и плясками, воспринимая как освободителей? А радостней всех встречали, как немудрено догадаться, больше всех теряющие от братства с сербами хорваты и словенцы.

продолжение здесь...