Роман в письмах
Когда я рассказала бабушке и папе о том, где мы были вчера, поняла, что в следующем году в День Победы каждый член нашей семьи понесет по портрету, ибо незаслуженно забыты были мною еще одна бабушка с дедушкой (по папиной линии: Валентин и Валентина) и Виктор Васильевич Литвинов - бабушкин родной брат. Все они тоже воевали и дожили до Победы.
Вчера отец прислал мне письма своего отца Валентина Васильевича Серебренникова (1910-1975) к его невесте Валентине Александровне Сергеевой (1922-1990), впоследствии моей бабушки, и к его родителям - Серебренниковым Василию Ивановичу (1880-1963) и Александре Алипьевне (1881-1970).
В публикуемых письмах к невесте отображено время, когда в январе 1944 г. он отправил её в тыл - рожать. Весной она сорвалась: «Вызывай, я еду. Я не могу. Я хочу быть с тобой», - потеряла плод и ринулась на фронт. В боях с июня 1942-го, от Воронежа до Киева и дальше - по Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии - они почти весь путь прошли вместе. Их бракосочетание состоялось 9 мая 1945 г. в освобождённой Праге.
Папа родился девять лет спустя. Все его раннее детство, как он пишет, "это гул рассказов о войне, о войне, о войне…"
В 1941 г. В.В.Серебренников окончил санитарный факультет Томского мединститута, с августа 1941-го по май 1942-го был врачом медпункта запасного стрелкового полка, затем - старшим врачом полка 232 стрелковой дивизии 60 армии Воронежского фронта, с августа 1943-го - командиром медсанбата 232 стрелковой дивизии 40 армии 1 Украинского фронта, с февраля 1944-го по июнь 1946 - старшим врачом полка 42 стрелковой дивизии 40 армии 2 Украинского фронта. Награждён орденом Красной звезды (1944), орденом Отечественной войны 2-й степени, медалью «За победу над Германией».
Уволен в запас со званием гвардии майора.
Валентина Сергеева (Серебренникова) была медсестрой. Награждена медалью «За отвагу» (1942; потом в народе медали 42-го приравнивались к орденам), «За боевые заслуги» (1943), «За победу над Германией», орденом Отечественной войны 1-й степени. В 1945 ранена в висок осколком гранаты.
Уволена в запас в звании гвардии старшины.
***
В.А. Сергеевой, 2 марта 1944
Дорогая Валя!
Уже полтора м-ца прошло, когда тебя унёс от меня товарный порожняк, а писем от тебя нет, и не знаю, дождусь ли, хватит ли у меня терпенья получить весть, что ты благополучно или с небольшими неприятностями (последние же почти всегда сопровождают далёкий путь) добралась до родного очага.
Вчера несколько взял влево, изменилась обстановка, жизнь приблизилась к полевой, близкой к Яблочной (Кочетовке). В этом месте немцев вынудили отступить. Он оставил массу самоходных пушек, танки, даже мне довелось увидеть «сопливого ганса» и его спаренный (10-иствольный миномёт). Мы видели немало разбитых автомашин, пушек, но такого кладбища техники я не видел, их мы могли лишь встретить на фотографиях боёв, вошедших в историю Отечественной войны. Сожалел, что тебя в это время нет и твоё естественное любопытство не удовлетворено.
В.А. Сергеевой, 19 марта 1944
Валентина!
Почему ты не пишешь? Сегодня на новый адрес получил письмо от матери, которая сообщает, что от тебя получила письмо от 4.2.44 г., от тебя же мне нет ни строчки.
Полтора м-ца движемся вперёд, топчем уже более недели «румынскую землю», скоро собираемся быть на границе собственно Румынии. Румыны ведут себя так же, как мадьяры зимой 42-43 г. Они пачками сдаются в плен, а к Пасхе вообще собираются закончить войну. Хотя было бы так! Это бы сильно ускорило нашу встречу. Наскучался я досыта. Мама пишет, что ты собираешься ко мне. Я считаю, это безрассудно. Живи дома, если тебя там не притесняют.
Здоровье и настроение хорошее. Живу надеждой на скорую встречу.
Пиши. Ведь я до сих пор в неизвестности, как ты доехала. Правда, я не сомневаюсь, что твой путь прошёл благополучно, однако тревожусь неизвестностью. Ты же бессовестно молчишь. Первое письмо по новому адресу ждал от тебя, ибо тебе пишу первым, а вторым нашим.
Будь здорова.
Твой Валентин.
В.А. Сергеевой, 1 апреля 1944
Походная жизнь продолжается на чужой территории. Сегодня особо был трогательный митинг, устроенный населением небольшого городка (румын. местечка). Люди проклинают своих правителей и главного виновника их несчастья - немецкий фашизм и его главаря. Трудно себе представить людей, плачущих от радости. Ещё труднее - прочувствовать эту радость, не испытав её. А это было в этом местечке. При произношении о том, что Красная армия лишь освобождает, а не захватывает чужой территории - дружное ура в честь её и слёзы радости на глазах у многих, проклятье на устах по адресу немецких насильников.
Из разговоров с румынами - Румыния едва ли будет воевать с нами. Она скорее повернёт оружие в сторону немцев. Немцы немало насолили румынам. Они забрали у них всех лошадей, некоторые (многие) не досчитались коров, овец или свиней. Чувство ненависти за устроенную войну растёт в румынском народе.
Сегодня очень хорошо вымылся в бане. Напарился, что насилу отдышался. Хожу в баню раз в 10-12 дней, однако, таскаясь всюду, валяясь где попало, получаешь неприятности.
В.А. Сергеевой, 3 апреля 1944
Дорогая Валя!
Посылаю тебе требуемую тобой справку. Может быть, она несколько улучшит твоё материальное положение.
На дворе ужасный буран. Зима хочет наверстать упущенное в своё время. Холодно, как глубокой осенью. Погода такая дрянная, что портит самое лучшее настроение, и по этой грязи, непогоде наши войска развивают такую фантастическую скорость продвижения. Взгляни на карту, откуда ты уехала и где сейчас линия фронта! Если бы ты захотела приехать вновь ко мне, то это бы удлинило твой путь минимум на 250-300 км. (Но этого тебе делать не нужно и ты не сделаешь. Немцы при отходе порядочно попортили ж. дор. полотно. Докуда сейчас ходят поезда - неизвестно; потом будем надеяться, что война долго не протянется и наша встреча состоится на берегу Волги.)
Третий день имеем передышку. Вымылись, подчистились, выспались. Теперь можно будет шагать снова сотню-две по западным областям страны или по другой территории, по которой укажет приказ.
Вчера или позавчера тебе послал письмо, ответ на твоё первое ко мне. Ты терпеливо задержалась с ответом дня на 4-5. За это от меня не получала цельную декаду или больше. Мы расквитались, дальше давай не испытывать друг друга.
От своих имею тоже лишь одно письмо. Почта из-за грязи задерживается в пути, и получение писем удлиняется на неделю и больше.
Немного скучаю, немного временами делается тоскливо, и появляется желание безмятежного покоя. Сказывается утомлённость, тем более, что перед войной пять лет было беспрерывной работы с прекрасными перспективами в будущем. В эти минуты грезится Томск и ты студенткой. Долго ли до исполнения этого полёта фантазии, скажет будущее. Однако к военной жизни привычки не приобрету.
Учись, читай, пиши мне чаще.
Будь, дорогая, здорова, береги себя и наше драгоценное существо.
Крепко целую. Твой Валентин.
В.А. Сергеевой, 13 апреля 1944
Движемся по 40-50 км в сутки Пословица русская оправдалась: «Русские на Прут, румын за Серет». Сопротивление очень незначительное.
Сегодня дневка. Немного отоспимся, приведём себя в порядок.
Пиши чаще.
Целую. Твой Валентин.
В.А. Сергеевой, 20 апреля 1944
Дорогая Валюська!
Что же ты редко пишешь. Времени у тебя хоть отбавляй, пишешь, что скучаешь, а письма от тебя поступают раз в декаду. Ведь за все эти долгие три м-ца я получил от тебя всего-навсего два раза (три корреспонденции). Не дело так. Выходит - ты меня тревожишь больше, чем сама тревожишься за меня. Пусть это не звучит упрёком, но это так.
В предыдущем письме я тебе подробно написал все новости, которые тебя могли интересовать. За эту пятидневку такого богатства новостей не имею и поэтому чем-нибудь развеселить тебя не могу.
Всю эту пятидневку находился только при части и наши экскурсии были в районе одного десятка километров. Вследствие этого ни случайных, ни нарочных встреч с общими нашими знакомыми не было. Если оперативная пауза протянется несколько дней, постараюсь повидать Сурову и почесать с ней язык. Это немного развеселит и рассеет донельзя странное тоскливое настроение и чувство одиночества, которое появилось тотчас после замедления наступательного движения. Поверь, хочется что-то живого, определённого, видимого в своих результатах дела. Я согласен работать до изнеможения, но чтобы быть удовлетворённым работой. То, что приносит день, ежедневное однообразие и идеализированные результаты, не утоляют жажды жизни и разбалтывают волю к труду. А с моей работой ты знакома. Первое время здесь я чувствовал отдых после той работы, которая была в последнее время при тебе, теперь же есть потребность к действию более широкому и тяжёлому. В конечном итоге всё сходится, что война рано или поздно окончится через несколько м-цев и в этом году, может быть до осени.
Другое - это отсутствие тебя. Привязанность и привычка к тебе так велика, что временами я не в силах сдерживать себя от мысли, что дни, отделяющие твой отъезд и встречу, вновь бесконечны. На самом деле: ни я, ни ты не знаем, когда опять может улыбнуться счастье быть вместе и как долго протянутся эти дни ожидания. А при всём том, что бывает на фронте, эти дни могут казаться нескончаемы.
Однако не будем пессимистами! До осени встреча должна состояться.
На днях прошла Пасха. Я лазил на колокольню, но не для того, чтобы благовестом сообщить о празднике христиан, а посмотреть на доты противника. Эти земляные, бетонированные холмы на лугу немало нам причиняют беспокойства. Румын не закончили войны к Пасхе. Наоборот они в Пасху начали войну на своей проклятой земле. Старые овцы перенарядились в волчьи шкуры! Но их положение таково, что ни доты, ни помощь им немцев не спасут от их неминуемой военной катастрофы в ближайшие 2-3 м-ца: волчья шкура на овечьем хребте быстро износится, и эта раболепная сволочь вновь станет низко ломать высокую ягнячью шапку.
Ты поверь: какой парадокс между населением деревень и городов, настроенных мирно, и той военной падалью, которая что-то пытается сделать своим ненужным положительно никому военным ухарством. Первые раболепно, временами приторно коленопреклонно унижаются своим изъявлением приветствия нашим войскам, другие - продолжают бойню в целях неминуемой своей гибели. Такая противоположность долго существовать явно не может. Румынское население не хочет войны, устало от неё, она не была, а сейчас и подавно непопулярна среди него, и один крепкий удар обрушит последние надежды ещё у некоторой части солдат, надеющихся на свою линию укрепления. А она, вероятно, имеет агитационный смысл воинственного значения!
Жизнь моя, милая, течёт ото дня в день без эксцессов, без толчков и крупных событий. Я по-прежнему питаюсь хорошо, доволен тем, что день прошёл и завтра будет другой; ночь сплю большей частью крепко, хотя редко раздеваюсь (обстановка, теснота и т.п.). От ф. № 20 свободен. Этим обстоятельством тоже доволен (Ведь здесь почти не было немцев и оборванных румын). Вот так и живу: доволен всеми и недостаёт многого: жены и мира.
В.А. Сергеевой, 28 апреля 1944
О месте переправы через Днестр ты примерно угадала. Мы переправлялись километров 80 севернее. А за Прутом повернули на юго-запад. Как-то уйдя не по своему направлению, были в 70 км юго-восточнее Черновиц. Из этого ты можешь примерно на карте представить наш путь. Но точно представить тебе будет трудно. Да и нет надобности.
В.А. Сергеевой, 3 мая 1944
Событий пока нет, но ожидать можно со дня на день.
В воздухе и на участке стало много живее, чем было в апреле. Идёт война наподобие под Ямным, но разница здесь в том, что перед собой имеем доты и укреплённый годами район. Район действия для моей работы несколько сложный, особенно для тяжёлых. Однако вчера со своей работой справились неплохо.
Родителям, 1 декабря 1944
Дорогие папа и мама!
От мамы получил сразу два письма, в которых она поздравляет с праздником. В одном из писем я тоже поздравил, но с опозданием. В этот праздник мы вели сильный бой за один водный рубеж, по величине который равен Колве. Поэтому праздника как такового не видели.
Пишу неаккуратно, ибо это не оборона, а непрерывные бои и движение. Неаккуратность моя не должна вас беспокоить, как о чём-то случившемся со мною. Живу очень неплохо, но жизнью полной тревог. Чувствуется некоторая утомлённость и потребность в отдыхе.
У вас зима, мы были лишь побалованы одну ночь мокрым снегом. Стоит сырая дождливая погода; размыло дороги и поля. Время очень походит на то, когда Украинские фронты двинулись весной и вышли в Румынию. Война в этих условиях требует большого напряжения и упорства.
Будьте здоровы. Привет от Вали.
Ваш Валентин.
Родителям, 8 мая 1945
Дорогие мои!
Вчера и дня два тому назад получил от вас два письма. Благодарю за поздравление. Именины в этом году не справлял. Был в пути, в жаркую годину работы и на перепутьи между военной и мирной жизнью.
***
К стыду своему, совершенно ничего не знаю о военном времени бабушкиного брата, Виктора Васильевича, история которого имеет непосредственное отношение к нашей семье и изложена в моей статье "Родные двоюродные".
О том, как я нашла его могилу в Алматы после того, как никто там не был в течение 40 лет, было опубликовано в "Санкт-Петербургских ведомостях".
Сыплю пеплом себе на голову и обещаю (себе и тем, кому это интересно) в ближайшее время восполнить пробел.
Вот он, его жена Эмма и наша бабушка Нина в 1941 году в Ленинграде.
Если кто-то не устал от обилия информации, вот выдержка из воспоминаний моего отца, Николая Валентиновича Серебренникова.
***
В 1942 мама поверила пропагандистским бредням, что войну окончат в год, и 30 марта к ужасу родни пошла медсестрою на фронт. На семейном снимке, сделанном перед отправкой в армию, радостное лицо только у неё.
В том же году маму наградили медалью “За отвагу”, а в 42-м наградами не раскидывались, медали 42-го в народе потом приравнивались к орденам. Была у неё медаль и “За боевые заслуги”. Горько, но все родительские награды украдены в 1999, документы сохранились лишь на юбилейные, - говорят, на чёрном рынке при документе ценность увеличивается.
На фотографии среди двадцати восьми замызганных девушек в бушлатах мама - самая красивая. Неудивительно, что отца из-за неё хотели пристрелить: мол, “война всё спишет”. А самая некрасивая из тех, что на снимке, якобы оказалась шпионкой: вероятно, НКВД иногда назначал в жертвы селективно.
Летом 1942 в бою под Воронежом маму оглушило взрывом, и когда она очнулась - в живых никого из своих рядом не было, а немцы бежали вперёд, и её удивило, что они “по-русски” кричат “Ура!” (“Hurra!”). Она кинулась к Дону: немцы не стреляли, хотели взять в плен. На реке под обрывом последние отступавшие вскакивали в лодки, она прыгнула вниз, и наши на счастье задержались, чтоб подхватить её.
Позже родители сетовали о гибели бывшего командующего Воронежским фронтом генерала Ватутина: в 1944 он был смертельно ранен в занятой бандеровцами деревне.
Родители часто вспоминали бой (под Белой Церковью?), когда истово крестился политрук, а у меня застрял в памяти анекдотический случай при взятии Киева: кто-то из их сослуживцев потерялся в городских перекрёстках, выскочил на идущего по улице Хрущёва с сопровождающими, что-то вдохновенно ему наврал и после получил звание Героя Советского Союза. Вспоминать страшное родителям не хотелось.
Герой другого анекдота - мой отец, оставивший санбат без супа. При очередной проверке пищи ему показалось, что маловато лаврового листа, и он самочинно сыпанул в котёл ещё пачку: есть эту горечь, конечно, было нельзя.
Поспешно отступавшие немцы однажды вылили в землю спирт. Наши выкачали его насосом, отфильтровали и полученную “водку” пустили на медицинские нужды.
В январе 1945 маму контузило: кто-то играл с гранатой и подорвался, а осколок ударил маму в височную часть лица, - слава Богу, обошлось, после и следа не осталось, но нечаянная смерть прошла слишком близко.
В Венгрии встретились братья Валентин и Виктор, капитан, инженер-технолог центрального склада управления снабжения горючим. Отец с радости напился, и когда дядя Витя послал к нему ординарца, чтоб помогли с отправкой груза, ординарец на вопрос, что сказал майор, доложил: “И пока за туманами…” - фраза из песни “Огонёк” (“На позицию девушка провожала бойца…”); отец постоянно пел первый куплет, не дальше.
В феврале 1945 войска взяли Будапешт и ровно через два месяца - Вену.
В Праге, куда они вступили 9 мая 1945, немцев уже разметали восставшие чехи и власовцы. Захваченных власовцев расстреливали, и некоторые из медсестричек ходили убивать пленных.
Родители считали, что их бракосочетание состоялось в Праге 9 мая, но, вероятно, брак с благословения политрука не учли и официально они расписались в Томске 17 октября 1946, перед рождением дочери.
В Праге мама в ликовании об окончании войны и по игривой прихоти выдернула стул из-под садившегося майора: тот брякнулся на пол, выхватил пистолет и чуть её не застрелил, но обошлось. У всех прочих было столь прекрасное настроение, что майорское падение не вызвало никаких последствий.
***
Вот так, читая воспоминания, вдруг неожиданно обнаруживаешь сходство характеров с бабушкой:)
Так и вижу себя на ее месте и брякнувшегося на мол майора. От каких мелочей зависит наша жизнь! Застрели тогда он мою бабушку за ее шалость (или пройди осколок чуть ближе)... не было бы ни папы, ни меня, ни этого блога...
http://hopesilver.ru
Вчера отец прислал мне письма своего отца Валентина Васильевича Серебренникова (1910-1975) к его невесте Валентине Александровне Сергеевой (1922-1990), впоследствии моей бабушки, и к его родителям - Серебренниковым Василию Ивановичу (1880-1963) и Александре Алипьевне (1881-1970).
В публикуемых письмах к невесте отображено время, когда в январе 1944 г. он отправил её в тыл - рожать. Весной она сорвалась: «Вызывай, я еду. Я не могу. Я хочу быть с тобой», - потеряла плод и ринулась на фронт. В боях с июня 1942-го, от Воронежа до Киева и дальше - по Румынии, Венгрии, Австрии, Чехословакии - они почти весь путь прошли вместе. Их бракосочетание состоялось 9 мая 1945 г. в освобождённой Праге.
Папа родился девять лет спустя. Все его раннее детство, как он пишет, "это гул рассказов о войне, о войне, о войне…"
В 1941 г. В.В.Серебренников окончил санитарный факультет Томского мединститута, с августа 1941-го по май 1942-го был врачом медпункта запасного стрелкового полка, затем - старшим врачом полка 232 стрелковой дивизии 60 армии Воронежского фронта, с августа 1943-го - командиром медсанбата 232 стрелковой дивизии 40 армии 1 Украинского фронта, с февраля 1944-го по июнь 1946 - старшим врачом полка 42 стрелковой дивизии 40 армии 2 Украинского фронта. Награждён орденом Красной звезды (1944), орденом Отечественной войны 2-й степени, медалью «За победу над Германией».
Уволен в запас со званием гвардии майора.
Валентина Сергеева (Серебренникова) была медсестрой. Награждена медалью «За отвагу» (1942; потом в народе медали 42-го приравнивались к орденам), «За боевые заслуги» (1943), «За победу над Германией», орденом Отечественной войны 1-й степени. В 1945 ранена в висок осколком гранаты.
Уволена в запас в звании гвардии старшины.
***
В.А. Сергеевой, 2 марта 1944
Дорогая Валя!
Уже полтора м-ца прошло, когда тебя унёс от меня товарный порожняк, а писем от тебя нет, и не знаю, дождусь ли, хватит ли у меня терпенья получить весть, что ты благополучно или с небольшими неприятностями (последние же почти всегда сопровождают далёкий путь) добралась до родного очага.
Вчера несколько взял влево, изменилась обстановка, жизнь приблизилась к полевой, близкой к Яблочной (Кочетовке). В этом месте немцев вынудили отступить. Он оставил массу самоходных пушек, танки, даже мне довелось увидеть «сопливого ганса» и его спаренный (10-иствольный миномёт). Мы видели немало разбитых автомашин, пушек, но такого кладбища техники я не видел, их мы могли лишь встретить на фотографиях боёв, вошедших в историю Отечественной войны. Сожалел, что тебя в это время нет и твоё естественное любопытство не удовлетворено.
В.А. Сергеевой, 19 марта 1944
Валентина!
Почему ты не пишешь? Сегодня на новый адрес получил письмо от матери, которая сообщает, что от тебя получила письмо от 4.2.44 г., от тебя же мне нет ни строчки.
Полтора м-ца движемся вперёд, топчем уже более недели «румынскую землю», скоро собираемся быть на границе собственно Румынии. Румыны ведут себя так же, как мадьяры зимой 42-43 г. Они пачками сдаются в плен, а к Пасхе вообще собираются закончить войну. Хотя было бы так! Это бы сильно ускорило нашу встречу. Наскучался я досыта. Мама пишет, что ты собираешься ко мне. Я считаю, это безрассудно. Живи дома, если тебя там не притесняют.
Здоровье и настроение хорошее. Живу надеждой на скорую встречу.
Пиши. Ведь я до сих пор в неизвестности, как ты доехала. Правда, я не сомневаюсь, что твой путь прошёл благополучно, однако тревожусь неизвестностью. Ты же бессовестно молчишь. Первое письмо по новому адресу ждал от тебя, ибо тебе пишу первым, а вторым нашим.
Будь здорова.
Твой Валентин.
В.А. Сергеевой, 1 апреля 1944
Походная жизнь продолжается на чужой территории. Сегодня особо был трогательный митинг, устроенный населением небольшого городка (румын. местечка). Люди проклинают своих правителей и главного виновника их несчастья - немецкий фашизм и его главаря. Трудно себе представить людей, плачущих от радости. Ещё труднее - прочувствовать эту радость, не испытав её. А это было в этом местечке. При произношении о том, что Красная армия лишь освобождает, а не захватывает чужой территории - дружное ура в честь её и слёзы радости на глазах у многих, проклятье на устах по адресу немецких насильников.
Из разговоров с румынами - Румыния едва ли будет воевать с нами. Она скорее повернёт оружие в сторону немцев. Немцы немало насолили румынам. Они забрали у них всех лошадей, некоторые (многие) не досчитались коров, овец или свиней. Чувство ненависти за устроенную войну растёт в румынском народе.
Сегодня очень хорошо вымылся в бане. Напарился, что насилу отдышался. Хожу в баню раз в 10-12 дней, однако, таскаясь всюду, валяясь где попало, получаешь неприятности.
В.А. Сергеевой, 3 апреля 1944
Дорогая Валя!
Посылаю тебе требуемую тобой справку. Может быть, она несколько улучшит твоё материальное положение.
На дворе ужасный буран. Зима хочет наверстать упущенное в своё время. Холодно, как глубокой осенью. Погода такая дрянная, что портит самое лучшее настроение, и по этой грязи, непогоде наши войска развивают такую фантастическую скорость продвижения. Взгляни на карту, откуда ты уехала и где сейчас линия фронта! Если бы ты захотела приехать вновь ко мне, то это бы удлинило твой путь минимум на 250-300 км. (Но этого тебе делать не нужно и ты не сделаешь. Немцы при отходе порядочно попортили ж. дор. полотно. Докуда сейчас ходят поезда - неизвестно; потом будем надеяться, что война долго не протянется и наша встреча состоится на берегу Волги.)
Третий день имеем передышку. Вымылись, подчистились, выспались. Теперь можно будет шагать снова сотню-две по западным областям страны или по другой территории, по которой укажет приказ.
Вчера или позавчера тебе послал письмо, ответ на твоё первое ко мне. Ты терпеливо задержалась с ответом дня на 4-5. За это от меня не получала цельную декаду или больше. Мы расквитались, дальше давай не испытывать друг друга.
От своих имею тоже лишь одно письмо. Почта из-за грязи задерживается в пути, и получение писем удлиняется на неделю и больше.
Немного скучаю, немного временами делается тоскливо, и появляется желание безмятежного покоя. Сказывается утомлённость, тем более, что перед войной пять лет было беспрерывной работы с прекрасными перспективами в будущем. В эти минуты грезится Томск и ты студенткой. Долго ли до исполнения этого полёта фантазии, скажет будущее. Однако к военной жизни привычки не приобрету.
Учись, читай, пиши мне чаще.
Будь, дорогая, здорова, береги себя и наше драгоценное существо.
Крепко целую. Твой Валентин.
В.А. Сергеевой, 13 апреля 1944
Движемся по 40-50 км в сутки Пословица русская оправдалась: «Русские на Прут, румын за Серет». Сопротивление очень незначительное.
Сегодня дневка. Немного отоспимся, приведём себя в порядок.
Пиши чаще.
Целую. Твой Валентин.
В.А. Сергеевой, 20 апреля 1944
Дорогая Валюська!
Что же ты редко пишешь. Времени у тебя хоть отбавляй, пишешь, что скучаешь, а письма от тебя поступают раз в декаду. Ведь за все эти долгие три м-ца я получил от тебя всего-навсего два раза (три корреспонденции). Не дело так. Выходит - ты меня тревожишь больше, чем сама тревожишься за меня. Пусть это не звучит упрёком, но это так.
В предыдущем письме я тебе подробно написал все новости, которые тебя могли интересовать. За эту пятидневку такого богатства новостей не имею и поэтому чем-нибудь развеселить тебя не могу.
Всю эту пятидневку находился только при части и наши экскурсии были в районе одного десятка километров. Вследствие этого ни случайных, ни нарочных встреч с общими нашими знакомыми не было. Если оперативная пауза протянется несколько дней, постараюсь повидать Сурову и почесать с ней язык. Это немного развеселит и рассеет донельзя странное тоскливое настроение и чувство одиночества, которое появилось тотчас после замедления наступательного движения. Поверь, хочется что-то живого, определённого, видимого в своих результатах дела. Я согласен работать до изнеможения, но чтобы быть удовлетворённым работой. То, что приносит день, ежедневное однообразие и идеализированные результаты, не утоляют жажды жизни и разбалтывают волю к труду. А с моей работой ты знакома. Первое время здесь я чувствовал отдых после той работы, которая была в последнее время при тебе, теперь же есть потребность к действию более широкому и тяжёлому. В конечном итоге всё сходится, что война рано или поздно окончится через несколько м-цев и в этом году, может быть до осени.
Другое - это отсутствие тебя. Привязанность и привычка к тебе так велика, что временами я не в силах сдерживать себя от мысли, что дни, отделяющие твой отъезд и встречу, вновь бесконечны. На самом деле: ни я, ни ты не знаем, когда опять может улыбнуться счастье быть вместе и как долго протянутся эти дни ожидания. А при всём том, что бывает на фронте, эти дни могут казаться нескончаемы.
Однако не будем пессимистами! До осени встреча должна состояться.
На днях прошла Пасха. Я лазил на колокольню, но не для того, чтобы благовестом сообщить о празднике христиан, а посмотреть на доты противника. Эти земляные, бетонированные холмы на лугу немало нам причиняют беспокойства. Румын не закончили войны к Пасхе. Наоборот они в Пасху начали войну на своей проклятой земле. Старые овцы перенарядились в волчьи шкуры! Но их положение таково, что ни доты, ни помощь им немцев не спасут от их неминуемой военной катастрофы в ближайшие 2-3 м-ца: волчья шкура на овечьем хребте быстро износится, и эта раболепная сволочь вновь станет низко ломать высокую ягнячью шапку.
Ты поверь: какой парадокс между населением деревень и городов, настроенных мирно, и той военной падалью, которая что-то пытается сделать своим ненужным положительно никому военным ухарством. Первые раболепно, временами приторно коленопреклонно унижаются своим изъявлением приветствия нашим войскам, другие - продолжают бойню в целях неминуемой своей гибели. Такая противоположность долго существовать явно не может. Румынское население не хочет войны, устало от неё, она не была, а сейчас и подавно непопулярна среди него, и один крепкий удар обрушит последние надежды ещё у некоторой части солдат, надеющихся на свою линию укрепления. А она, вероятно, имеет агитационный смысл воинственного значения!
Жизнь моя, милая, течёт ото дня в день без эксцессов, без толчков и крупных событий. Я по-прежнему питаюсь хорошо, доволен тем, что день прошёл и завтра будет другой; ночь сплю большей частью крепко, хотя редко раздеваюсь (обстановка, теснота и т.п.). От ф. № 20 свободен. Этим обстоятельством тоже доволен (Ведь здесь почти не было немцев и оборванных румын). Вот так и живу: доволен всеми и недостаёт многого: жены и мира.
В.А. Сергеевой, 28 апреля 1944
О месте переправы через Днестр ты примерно угадала. Мы переправлялись километров 80 севернее. А за Прутом повернули на юго-запад. Как-то уйдя не по своему направлению, были в 70 км юго-восточнее Черновиц. Из этого ты можешь примерно на карте представить наш путь. Но точно представить тебе будет трудно. Да и нет надобности.
В.А. Сергеевой, 3 мая 1944
Событий пока нет, но ожидать можно со дня на день.
В воздухе и на участке стало много живее, чем было в апреле. Идёт война наподобие под Ямным, но разница здесь в том, что перед собой имеем доты и укреплённый годами район. Район действия для моей работы несколько сложный, особенно для тяжёлых. Однако вчера со своей работой справились неплохо.
Родителям, 1 декабря 1944
Дорогие папа и мама!
От мамы получил сразу два письма, в которых она поздравляет с праздником. В одном из писем я тоже поздравил, но с опозданием. В этот праздник мы вели сильный бой за один водный рубеж, по величине который равен Колве. Поэтому праздника как такового не видели.
Пишу неаккуратно, ибо это не оборона, а непрерывные бои и движение. Неаккуратность моя не должна вас беспокоить, как о чём-то случившемся со мною. Живу очень неплохо, но жизнью полной тревог. Чувствуется некоторая утомлённость и потребность в отдыхе.
У вас зима, мы были лишь побалованы одну ночь мокрым снегом. Стоит сырая дождливая погода; размыло дороги и поля. Время очень походит на то, когда Украинские фронты двинулись весной и вышли в Румынию. Война в этих условиях требует большого напряжения и упорства.
Будьте здоровы. Привет от Вали.
Ваш Валентин.
Родителям, 8 мая 1945
Дорогие мои!
Вчера и дня два тому назад получил от вас два письма. Благодарю за поздравление. Именины в этом году не справлял. Был в пути, в жаркую годину работы и на перепутьи между военной и мирной жизнью.
***
К стыду своему, совершенно ничего не знаю о военном времени бабушкиного брата, Виктора Васильевича, история которого имеет непосредственное отношение к нашей семье и изложена в моей статье "Родные двоюродные".
О том, как я нашла его могилу в Алматы после того, как никто там не был в течение 40 лет, было опубликовано в "Санкт-Петербургских ведомостях".
Сыплю пеплом себе на голову и обещаю (себе и тем, кому это интересно) в ближайшее время восполнить пробел.
Вот он, его жена Эмма и наша бабушка Нина в 1941 году в Ленинграде.
Если кто-то не устал от обилия информации, вот выдержка из воспоминаний моего отца, Николая Валентиновича Серебренникова.
***
В 1942 мама поверила пропагандистским бредням, что войну окончат в год, и 30 марта к ужасу родни пошла медсестрою на фронт. На семейном снимке, сделанном перед отправкой в армию, радостное лицо только у неё.
В том же году маму наградили медалью “За отвагу”, а в 42-м наградами не раскидывались, медали 42-го в народе потом приравнивались к орденам. Была у неё медаль и “За боевые заслуги”. Горько, но все родительские награды украдены в 1999, документы сохранились лишь на юбилейные, - говорят, на чёрном рынке при документе ценность увеличивается.
На фотографии среди двадцати восьми замызганных девушек в бушлатах мама - самая красивая. Неудивительно, что отца из-за неё хотели пристрелить: мол, “война всё спишет”. А самая некрасивая из тех, что на снимке, якобы оказалась шпионкой: вероятно, НКВД иногда назначал в жертвы селективно.
Летом 1942 в бою под Воронежом маму оглушило взрывом, и когда она очнулась - в живых никого из своих рядом не было, а немцы бежали вперёд, и её удивило, что они “по-русски” кричат “Ура!” (“Hurra!”). Она кинулась к Дону: немцы не стреляли, хотели взять в плен. На реке под обрывом последние отступавшие вскакивали в лодки, она прыгнула вниз, и наши на счастье задержались, чтоб подхватить её.
Позже родители сетовали о гибели бывшего командующего Воронежским фронтом генерала Ватутина: в 1944 он был смертельно ранен в занятой бандеровцами деревне.
Родители часто вспоминали бой (под Белой Церковью?), когда истово крестился политрук, а у меня застрял в памяти анекдотический случай при взятии Киева: кто-то из их сослуживцев потерялся в городских перекрёстках, выскочил на идущего по улице Хрущёва с сопровождающими, что-то вдохновенно ему наврал и после получил звание Героя Советского Союза. Вспоминать страшное родителям не хотелось.
Герой другого анекдота - мой отец, оставивший санбат без супа. При очередной проверке пищи ему показалось, что маловато лаврового листа, и он самочинно сыпанул в котёл ещё пачку: есть эту горечь, конечно, было нельзя.
Поспешно отступавшие немцы однажды вылили в землю спирт. Наши выкачали его насосом, отфильтровали и полученную “водку” пустили на медицинские нужды.
В январе 1945 маму контузило: кто-то играл с гранатой и подорвался, а осколок ударил маму в височную часть лица, - слава Богу, обошлось, после и следа не осталось, но нечаянная смерть прошла слишком близко.
В Венгрии встретились братья Валентин и Виктор, капитан, инженер-технолог центрального склада управления снабжения горючим. Отец с радости напился, и когда дядя Витя послал к нему ординарца, чтоб помогли с отправкой груза, ординарец на вопрос, что сказал майор, доложил: “И пока за туманами…” - фраза из песни “Огонёк” (“На позицию девушка провожала бойца…”); отец постоянно пел первый куплет, не дальше.
В феврале 1945 войска взяли Будапешт и ровно через два месяца - Вену.
В Праге, куда они вступили 9 мая 1945, немцев уже разметали восставшие чехи и власовцы. Захваченных власовцев расстреливали, и некоторые из медсестричек ходили убивать пленных.
Родители считали, что их бракосочетание состоялось в Праге 9 мая, но, вероятно, брак с благословения политрука не учли и официально они расписались в Томске 17 октября 1946, перед рождением дочери.
В Праге мама в ликовании об окончании войны и по игривой прихоти выдернула стул из-под садившегося майора: тот брякнулся на пол, выхватил пистолет и чуть её не застрелил, но обошлось. У всех прочих было столь прекрасное настроение, что майорское падение не вызвало никаких последствий.
***
Вот так, читая воспоминания, вдруг неожиданно обнаруживаешь сходство характеров с бабушкой:)
Так и вижу себя на ее месте и брякнувшегося на мол майора. От каких мелочей зависит наша жизнь! Застрели тогда он мою бабушку за ее шалость (или пройди осколок чуть ближе)... не было бы ни папы, ни меня, ни этого блога...
http://hopesilver.ru