Письмо Шираху
Письмо Генриетты фон Ширах, в августе 1950 года написанное мужу Бальдуру фон Шираху - бывшему лидеру нацистской организации для детей "Гитлерюгенд", по приговору Нюрнбергского трибунала отбывающему 20-летний срок в тюрьме Шпандау:
"Спрашивал ли ты себя когда-нибудь, как нам удается выжить? Было ли хоть раз так, чтобы ты, сидя в своей камере, вместо изучения философии, латыни, французского, вместо сочинения стихов и размышлений о том, как исправить наше положение в истории, как ты это называешь, действительно посмотрел в глаза реальности и поинтересовался, откуда возьмется еда для твоей жены и твоих детей?
Ты изолировал себя от всего и от всех, ты витаешь в облаках, как было почти всегда со дня нашей свадьбы. По прошествии лет я лучше, чем когда-либо, осознала, что твои идеалистические идеи и мечты все дальше и дальше уносят тебя от меня и детей.
Помнишь тот день 1943 года, когда я пришла в Берхтесгаден после посещения моих друзей в Амстердаме и принесла журнал «Лайф», который я купила на обратном пути через Лиссабон? Я показала его Гитлеру, который, как ты знаешь, почти никогда не видел заграничных публикаций. Я указала ему на статью в журнале о войне и ее бесчеловечности. Ты помнишь, что случилось? В это время ты был в комнате. Гитлер взорвался и сказал: «Вы должны научиться ненавидеть, все вы. Вы слишком сентиментальны». Я видела, что мое присутствие раздражает фюрера, и когда уже собралась уходить, Мартин Борман, желая успокоить Гитлера, поставил пластинку. Я дошла до лестницы и услышала звуки вагнеровской «Гибели богов».
Совершенно внезапно я поняла, что те, чье общество я только что покинула, и ты среди них, обречены.Позже, когда ты пришел ко мне, я рассказала о своем предчувствии и о том, что я думаю. Ты назвал меня дурочкой, которая не понимает, что сегодняшний мир - это мир мужчин, крепких мужчин. Я всегда была дурой. Я никогда ничего не понимала.
Потом, когда гитлеровская Германия уже рушилась вокруг нас, я ожидала, что ты попросишь принять яд вместе с тобой, как сделал Геббельс со своей женой и детьми. Наш лучший друг, Колин Росс (американский писатель, во время Второй Мировой войны работавший на нацистов - a. h.), сказал: "Я совершил ошибку и теперь должен отвечать за последствия". Потом он выкопал себе могилу в нашем саду в Урфельде и застрелился в гостиной.
Я похоронила его сама, завернув в брезент его любимой палатки. Тогда я готова была встретить смерть вместе с тобой. Ты ответил: "Я не могу совершить самоубийство. Сначала мне надо прояснить мое место в истории и значение моей работы".
Как всегда, ты не желал смотреть фактам в лицо. Прими я тогда яд, это избавило бы меня от невыразимых страданий в борьбе за жизнь свою и детей. Я уже столько раз выражала тебе свои чувства, но ты всегда предпочитал игнорировать их как неприятные для тебя.
Я немедленно развожусь с тобой".
Фон Ширах на работе в саду тюрьмы Шпандау.
Из книги Дж. Фишмана "Семь узников Шпандау".
"Спрашивал ли ты себя когда-нибудь, как нам удается выжить? Было ли хоть раз так, чтобы ты, сидя в своей камере, вместо изучения философии, латыни, французского, вместо сочинения стихов и размышлений о том, как исправить наше положение в истории, как ты это называешь, действительно посмотрел в глаза реальности и поинтересовался, откуда возьмется еда для твоей жены и твоих детей?
Ты изолировал себя от всего и от всех, ты витаешь в облаках, как было почти всегда со дня нашей свадьбы. По прошествии лет я лучше, чем когда-либо, осознала, что твои идеалистические идеи и мечты все дальше и дальше уносят тебя от меня и детей.
Помнишь тот день 1943 года, когда я пришла в Берхтесгаден после посещения моих друзей в Амстердаме и принесла журнал «Лайф», который я купила на обратном пути через Лиссабон? Я показала его Гитлеру, который, как ты знаешь, почти никогда не видел заграничных публикаций. Я указала ему на статью в журнале о войне и ее бесчеловечности. Ты помнишь, что случилось? В это время ты был в комнате. Гитлер взорвался и сказал: «Вы должны научиться ненавидеть, все вы. Вы слишком сентиментальны». Я видела, что мое присутствие раздражает фюрера, и когда уже собралась уходить, Мартин Борман, желая успокоить Гитлера, поставил пластинку. Я дошла до лестницы и услышала звуки вагнеровской «Гибели богов».
Совершенно внезапно я поняла, что те, чье общество я только что покинула, и ты среди них, обречены.Позже, когда ты пришел ко мне, я рассказала о своем предчувствии и о том, что я думаю. Ты назвал меня дурочкой, которая не понимает, что сегодняшний мир - это мир мужчин, крепких мужчин. Я всегда была дурой. Я никогда ничего не понимала.
Потом, когда гитлеровская Германия уже рушилась вокруг нас, я ожидала, что ты попросишь принять яд вместе с тобой, как сделал Геббельс со своей женой и детьми. Наш лучший друг, Колин Росс (американский писатель, во время Второй Мировой войны работавший на нацистов - a. h.), сказал: "Я совершил ошибку и теперь должен отвечать за последствия". Потом он выкопал себе могилу в нашем саду в Урфельде и застрелился в гостиной.
Я похоронила его сама, завернув в брезент его любимой палатки. Тогда я готова была встретить смерть вместе с тобой. Ты ответил: "Я не могу совершить самоубийство. Сначала мне надо прояснить мое место в истории и значение моей работы".
Как всегда, ты не желал смотреть фактам в лицо. Прими я тогда яд, это избавило бы меня от невыразимых страданий в борьбе за жизнь свою и детей. Я уже столько раз выражала тебе свои чувства, но ты всегда предпочитал игнорировать их как неприятные для тебя.
Я немедленно развожусь с тобой".
Фон Ширах на работе в саду тюрьмы Шпандау.
Из книги Дж. Фишмана "Семь узников Шпандау".