Книги июля-сентября. Часть 1
Читал я в эти месяцы не очень много - все время что-то отвлекало, особенно летом. Но зато по качеству книги превосходят всякое вероятие. За пару месяцев поумнел на пару лет.
Итак, в этом обзоре:
1. Беляков. Гумилев сын Гумилева
2. Гумилев. Хунны в Китае
3. Саррацин. Германия. Самоликвидация
4. Фергюсон. Империя
5. Саид. Культура и империализм
6. Сили, Крэмб. Британская империя
7. Луцкий. Новая история арабских стран
1. Сергей Беляков. Гумилев сын Гумилева
Для меня это, безусловно, книга года. Гумилев в свое время очень повлиял на формирование моего исторического и метаисторического мышления, причем как своими идеями, так и возникавшим от них отталкиванием. И было очень интересно прочесть подробнейшую, тщательно выписанную биографию Гумилева написанную человеком именно с такой точки зрения - не разоблачителем и не так называемым "учеником и последователем". Книга Белякова это биографический, литературный и публицистический шедевр. Она, кстати, выдвинута на "Большую книгу", но прочитанный мною состав жюри конечно делает премию совершенно невероятной, а жаль.
В первой половине это развернутая биография "сына Гумилева и Ахматовой", очень трагичная, временами до слез. Ахматова сыном почти не занималась, спихнув его на мать Гумилева. А вот отец занимался сыном много и охотно и сформировал его личность процентов на 80 - географические карты, солдатики, барабаны, и главное - любовь. Потерять в 9 лет любящего, любимого и великого отца, расстрелянного Аграновым - это формирует человека навсегда. Потом жизнь мальчика-лишенца (любопытный факт - Гумилев всю жизнь называл себя дворянином, хотя им не был, отец Н.С. Гумилева имел только личное дворянство), всё то же равнодушие матери, геологические экспедиции для приобретения пролетарского стажа, историки "Ленинграда" 1930-х, писатели и поэты Москвы (оказывается Гумилев очень дружил с Мандельштамом), тюрьма и один лагерь, война и фронт (Гумилев воевал последние полгода, но воевал интенсивно и на войне ему очень понравилось), защита диссертации и легендарная вражда с Бернштамом, второй лагерь и мучительные страдания от недостаточной заботы матери об его освобождении. Гумилев считал, что его закрыли из-за ждановского постановления, а когда Ахматова вновь вошла в авторитет после смерти Сталина, она не уделяла достаточного внимания хлопотам о его освобождении. В ахматовском поведении и в самом деле масса странного - она подарила Алексею Баталову денег на которые он купил автомобиль и уже после лагеря попрекала сына своими посылками на которые она поиздержалась. Даже их последняя ссора в 1961 вышла из-за денег.
Со вкусом описана личная жизнь Гумилева бывшего редким ловеласом, считавшим, что женщин должно быть столько же, сколько и лет (и до 50 он кажется держал эту планку) - как стойкая, преданная и заботливая описана Эмма Герштейн, Наталья Варбанец ("Птица") -очень узнаваемый типаж женщины, сводящей с ума, но не связывающей себя и доводящей до крайних душевных мук (Гумилев её потом возненавидел вплоть до неприличных выходок). С большим юмором описана, кстати, жена Гумилева Наталья Викторовна Симоновская - она была к общему ужасу москвичка, еще большая антисемитка чем муж, вывела из квартиры клопов и старый круг общения и кормила мужа супом.
Но к этому моменту автор уже переходит к теории Гумилева и рассказу о его научной и околонаучной карьере. Беляков развеивает миф о систематически гонимом и травимом ученом - напротив, карьера Гумилева возможна была только при поддержки огромного админресурса. За его поверхностность и легкомысленные интерпретации на него нападали молодые специалисты с отличной филологической подготовкой (тема незнания Гумилевым языков проходит через всю книгу), а поддерживали его заслуженные академики, без которых научная репутация Гумилева была бы уничтожена уже книгой "Хунну". Беляков, кстати обходит деликатный момент (или ему никто не говорил), что, как с пеной у рта утверждали тюркологи во времена моего студенчества: "в "Древних тюрках" часть ссылок фальшивая", а было бы интересно узнать так это или нет. Не обойдена вниманием и тема не очень красивого отношения Гумилева к людям которые фактически на него работали - китаист Хван помогал устанавливать соответствия китайских имен (без чего Гумилев просто пропал бы), его фактически кинули. Географические основы сделавшей научное имя Гумилеву теории "гетерохронности увлажнения Евразии" дал его друг Василий Абросов, с которым он познакомился в 1943 в Туруханске. Потом его Гумилев просто забыл.
Очень интересно и небанально, с опорой не только на большой трактат, дан разбор гумилевской теории этногенеза - как уже я отмечал в тексте "Лев Гумилев и затраханные народы" - заставляет о многом задуматься. Узнал, кстати, о том, что Гумилев неоднократно приезжал в Обнинск, к Тимофееву-Ресовскому, так что у меня тут непростое место и в этом смысле.
Есть вещи у Гумилева, которые Беляков совсем не понимает, точнее не хочет понимать, например - теория антисистемы. Мне кажется, что он расценивает как плод неортодоксальных религиозных воззрений (обрядово очень ортодоксального) Гумилева и зашифровку его антисемитизма. Но тут дело сложнее - как и во многих случаях Гумилев прибегает к очень зашифрованному языку, всё его биологизаторство на 2/3 маска. Антисистема это реальность данная нам в ощущениях. Можно по разному относиться к приводимым Гумилевым обоснованиям и описаниям, но на деле ты либо видишь и чувствуешь антисистему, либо нет. И к экологии и природоохране она отношения не имеет - скажем акция "защитников природы" из "Гринпис" - это типичная манифестация антисистемы, дело не в природе и не в жизни, а в социологизированном Гумилевым понятии энтропии. Антисистема это совокупность носителей высокоуровневого разума, осознанно выбравших сторону энтропии. При этом, кстати, антисистемные элементы могут прорываться и во полне нормальных в целом людях, просто не поглощают их полностью. Если этнос - это матрица по созданию или сохранению усложненных негэнтропийных конструкций, то антисистема это именно антиэтнос, своеобразное Братство Великого Ничто.
Раскрыта, но недораскрыта и тема гумилевского антисемитизма, автор видит противоречие в том, что в ахматовском окружении за Лёвушку горой стояли как раз евреи - Герштейн, Надежда Мандельштам, Михаил Ардов, Найман, а среди врагов Гумилева были, к примеру, русские Пунины и только один еврей - Ардов-старший. Но дело ведь не только в отношениях и поступках, но и в системных оценках - Гумилев не мог не видеть странного состояния нашей словесности и науки в ХХ веке, не мог не видеть странное поведение многих этих людей - сам же Беляков дает ключ, в истории как Найман и Бродский пришли на могилу Ахматовой, их возмутил большой литой крест, поставленный Гумилевым и они попытались его выдрать, чтобы вернуть деревянный. В этом эпизоде как в увеличительном стекле отражается непримиримая разница этнических стереотипов, которую Гумилев ощущал как мало кто. Другое дело, что своей ордынщиной и тюркофилией Гумилев сделал свой антисемитизм совсем абсурдным.
Заключительная треть книги - это великолепный, сногсшибательный разгром Беляковым гумилевского, окологумилевского и постгумилевского евразийства и ордынщины, которые принесли нам столько горя за последние годы и выступили обоснованием столь многого зла. Если до этого момента книга просто очень интересная, то тут она становится общественным событием. Показаны бесчисленные фактологические несоответствия, откровенное лукавство и лицемерие гумилевской апологетики монголов, которые были так простодушны и благородны, что за убийство одних послов вырезали сорок русских городов. На тех же самых источниках, на которых строит свою апологетику Гумилев, Беляков показывает коварство, лживость, захватническую подлость монголов (а между прочим главное качестве монголов, которое отмечают русские летописи, - их Гумилев знал откровенно плохо, - это "льстивость" - то есть склонность к лицемерному обману, коварство). Добрым словом, кстати, Беляков поминает Чивилихина и его роман "Память", где разнос Гумилеву был очень качественный. На бесчисленных примерах, от жестоких войн русских с манси и чукчами до русских погромов в Якутии в начале перестройки Беляков показывает надуманность бредовой теории о "евразийском братстве" и особой "комплиментарности" русских и тюрок. Евразийцы начала ХХ века, о которых тоже пишет Беляков, не видали в своей жизни ни одного жителя Евразии, кроме дворника-татарина у подъезда. Не случайно центрами евразийства были Прага и Париж, а вот посреди Манчжурии, в Харбине, где до природных евразийцев было рукой подать никаким респектом оно не пользовалось, там процветали национал-большевизм и русский фашизм. Преувеличенное тюрколюбие Гумилева носило характер какой-то тяжелой личностной патологии, кризиса идентичности, он все время подчеркивал свое происхождение от хана Ахмата, на лагерных фотографиях он чистый татарин, в конце жизни, когда гости из Азии хлынули к нему потоком, он всё чаще подписывался "Арслан-бек". Думаю, это какие-то черты личностной раздвоенности и распада, которые бывают у многих гениальных людей, понаблюдав такое в жизни лучше понимаешь о чем речь.
В общем, по пятибалльной шкале Белякову можно поставить десять. Всякий, кто не прочел эту книгу - сам себя обокрал.
2. Лев Гумилев. Хунны в Китае
"Самая страшная книга Гумилева" - характеризует её Беляков. В свое время она попала мне в руки лишь тогда, когда я Гумилевым интересоваться перестал, а потому единственная из его крупных книг не была прочитана. А жаль. Я почему-то думал, что эта книга о том как злые китайцы мучили и угнетали добрые степные народы. Существовала легенда, что книгу только потому и издали, чтобы насолить китайцам. На самом деле ничего подобного, если кого в этой книге и жалко, то именно китайцев. Беляков прав - это очень страшная книга, особенно для русских сейчас. Она воспринимается почти как пророчество.
На фоне кризиса китайского этноса и государства власть над китайцами захватывают всё более и более дикие и отвратительные степняки - хунны, сянбийцы, тибетцы, табгачи. В ослабленном южном Китае ханьцы смешиваются с южными варварами. В конечном счете, н Севере Китая образуется 10 варварских царств из которых нет ни одного китайского и правители которых одновременно и китайские сыны неба и степные шанюи. Всё это этнические химеры, где дети не получают ни воспитания и этической школы отцов-степняков, но и от матерей-китаянок их культура чисто поверхностна. Этих химерных правителей китайское население ненавидит и при каждом удобном случае поднимает восстание и стремится всех их вырезать. Сценарий такого восстания классичен - китаец втирается в доверие к варварскому правителю и с варварской точки зрения предает его - убивая и устраивая резню, а с китайской - избавляет народ от тирании дикарей. Но военной силы не хватает и очередной раз вырезают в итоге самих китайцев.
При всем при этом нельзя не изумиться силе, жизнестойкости китайского народа и китайской традиции - этот ад продолжался триста лет. Триста лет грязные варвары творили с китайским народом что хотели, и в итоге, все равно, китайцы победили. Гумилев, конечно, пытается доказать, что в результате образовался совсем новый этнос, к древним ханьцам отношения не имеющий, сейчас по данным геногеографии это, наверняка, можно легко проверить и, скорее всего, это окажется не так. Но факт остается фактом - триста лет национальной катастрофы и в итоге утверждается именно Китай, а степняки погибоша аки обре.
Еще эта книга убедительно подтверждает, что никаких европейских ценностей не существует. Есть ценности европейцев. Если ты европеец - у тебя европейские ценности, если ты не европеец - то нет. Описание тех жестокостей, которые творились в эту эпоху в Восточной Азии - нарезание на куски, сжигание семьями с маленькими детьми, изощренные предательства, массовые расправы, тотальная резня и пирамиды из костей - навевает ледяной ужас. Неплохо зная историю Европы тех же темных веков, могу отметить - ничего _сравнимого_ в ней не происходило. Резня находилась на вполне приемлемом уровне и даже под влиянием христианства отчасти гуманизировалась по сравнению с античностью. Даже самые выдающиеся зверства твой эпохи выглядят как-то неубедительно по сравнению с китайско-хуннскими. Так что различие есть - на каких-то глубоких уровнях формирующих поведение - и от него никуда не деться.
3. Тило Саррацин. Германия. Самоликвидация
Давно хотел почитать Саррацина и вот, наконец, после публикации рейтинга в котором он на втором месте среди влиятельнейших социогуманитарных мыслителей, не выдержал и начал читать. Свою первую ироническую реакцию я уже выразил в тексте "Элизиум-2. Тило Саррацин и трещины в Райском Куполе". И в самом деле, нам на Русской Равнине описываемые Саррацином проблемы германского социального государства могут показаться только мелкими неприятностями обитателей светлого коммунистического завтра. Единственный логичный вывод, который может сделать человек, чьи мотивации не возвышаются над уровнем потребительства, из книги Саррацина - это немедленно хоть тушкой, хоть чучелком пролезть в Германию, сесть там на пособие и жить бесконечно более лучше, чем живет здесь и сейчас. Тем более, что как доказывает Саррацин, проблем с интеграцией у выходцев из России практически нет. Это не турки.
Но если смотреть не извне, а изнутри рая, то проблемы действительно серьезные и Саррацин вскрывает их очень жестко и неполиткорректно. Он говорит о том, что Германия тупеет и разленивается. Если учесть, что в отсутствие природных ресурсов, в континентальной стране, единственным источником богатства Германии является труд и инженерный интеллект для нее это означает гибель и конец благосостояния. Мигрантский вопрос - это только часть более общей проблемы деградации образования, при которой по математике и естественным наукам немцы успевают всё хуже, по сравнению к примеру с корейцами или шведами. А деградация образования - часть снижения качества населения. Что неожиданно для социал-демократа - Саррацин социал-дарвинист, очень жесткий и первый социал-дарвинист, чьи взгляды вызвали у меня уважение. Наверное потому, что если социал-дарвинист англосакс - это хищное животное, упоенное кровью, то немец систематичен и расчетлив - он говорит не о том, что прекрасно лучшим есть худших, а о том, что если худшие съедят лучших, то хуже станет всем.
Саррацин жестко настаивает на наследуемости интеллекта. Мало того, с убедительными цифрами в руках он показывает, что извлечение из толщи народной "мальчиков из Холмогор" это разовая задача. Еси социальный лифт действительно всеобщий и равный, то уже во втором поколении он не работает, поскольку все кто могут пробиться пробиваются в первом. Сын рабочего становится профессором. Сын другого рабочего становится безработный. Сын первого становится профессором же. Сын второго остается безработным, у него не хватает компетенции даже стать хорошим рабочим. Только общество где носители высокого интеллекта оставляют большое потомство - всерьез конкурентоспособно. Он указывает на то, что социально неблагополучные, нижние слои общества получая социальные подачки, воспроизводят воспитанием свою неактивную, паразитическую модель поведения у своих детей - плохие зубы, лишний вес, трудности с чтением и письмом - всё это наследуется. Одним из признаков социального неблагополучия семьи считается включенный в детской телевизор. Если фраза Саррацина о то, что если дома холодно надо не выпрашивать денег на отопление, а надеть свитер, и в самом деле отдает тэтчеризмом, то скажем его вызвавший возмущение эксперимент - когда он просчитал что на соцпособие можно питаться изобретательно и разнообразно, если просто приложить время и ум, он и в самом деле довольно тонок. Когда человек оказывается "на дне", то главная его проблема в том, что он недостаточно использует даже имеющиеся у него механизмы выживания и поддержания своего достоинства. Социальные идеи Саррацина - требовать от безработных отрабатывать своё пособие наверняка найдут сейчас в Европе применение, раз уж объявлено о кончине социального государства.
Мигранты в этой мозаике занимают место камня, который тянет всё немецкое общество вниз. В турецких гетто концентрируются в предельной степени все описываемые Саррационом проблемы - социальный паразитизм, воспроизведение невежества и тупости, и там они доходят до криминальной и агрессивной степени. Главное что неплохо удается показать Саррацину - это механизмы дезинтеграции мигрантов Второе поколение мигрантов хуже адаптировано, чем первое. Поскольку сначала приезжает одинокий турок (кстати, как подчеркивает Саррацин, с середины 70-х никакого экономического значения миграция для Германии не имеет). Он молод, хочет неплохо жить, красиво одеваться и приставать к местным девушкам, он похож на диковатого, но европейца. Но потом он приезжает в Турцию, его женят на закутанном до бровей полене, он перевозит её, перевозит папу с мамой, невежественных анатолийских стариков. Поскольку они не знают другого языка, кроме турецкого, подключают спутниковое турецкое ТВ, пристраиваются к ближайшей мечети, и дети мигранта уже растут практически в Турции - их морочит бабка, дед рассказывает мальчишке, что главное это семейная честь и если сестра шлюха шляется с немцами - убей её. И на месте полуцивилизованного отца вырастает не цивилизованный сын, а напротив - звереныш при этом уверенный в том, что Германия обязана его кормить. Миграционная глава написанно и в само деле ярко, остро, скандально, зло. Отдельно достается Эрдогану, который, по сути, призывает турок не интегрироваться и в приватных беседах обещает восстановление Османской Империи до Ла Манша.
Если выделять эссенцию взглядов Саррацина, то получится следующее - для того, чтобы Германия осталась Германией, то есть страной передовой инженерной мысли и надежных технических решений без которых она экономически не конкурентоспособна и процветать не может необходимо чтобы не происходило инфляции человеческого капитала. Самые умные должны оставлять многочисленное потомство и у них должны быть развязаны руки (поэтому главное на что Саррацин обращает внимание в демографической главе - это необходимость детсадов). Напротив, для самовоспроизводства пассивных, косных, паразитических социальных элементов необходимо если не создавать препятствия, то, по крайней мере, не создавать благоприятных условий в виде безадресной и несвязанной социальной помощи. И уж конечно нельзя портить социум миграцией захребетников из культурно и этически чуждых регионов (кстати, Саррацин не против миграции как таковой - поляки, российские немцы, вьетнамцы его вполне устраивают - они отлично интегрируются, учат немецкий и прекрасно работают, часто лучше самих дойчей). Программа, понятное дело, совершенно неприемлемая для леваков, но абсолютно логичная, поскольку если Германия конкурентоспособность потеряет, то гораздо хуже будут жить все - и богатые и бедняки (и мы, кстати, тоже, поскольку не станет, к примеру, надежных немецких машин). Рай может и впрямь закончиться.
4. Ниал Фергюсон. Империя
Еще один интелектуальный бестселлер, еще один герой списка самых влиятельных социогуманитариев - числится там под номером 7. Тема Британской империи очень интересная, а в России еще и мистифицированная - то "англичанка гадит", то "Россия и СССР - криптоколонии Британии".
По началу книга не понравилась, поскольку я ожидал, что это будет систематическое и аналитическое изложение и анализ тех механизмов, с помощью которых Британия правила миром, перечисление того, что она миру в самом деле дала, как мы можем перечислить, к примеру, что дал миру Рим. А вместо этого пошел хронологический пересказ уже и без того мне известных событий и фактов, которые к тому же я освежил в начале года благодаря книге Кагарлицкого с почти тем же названием. Но постепенно свод более-менее известных банальностей исчезает и начинается вкуснейшее увлекательное повествование о том чем была Британская империя и как она была устроена - в чем был смысл путешествий Ливингстона по Африке, как была устроена Британская Индия и как в ней боролись сторонники уважения к индийским традициям и сторонники "евангелизации" (которые по уверению автора и спровоцировали сипайский мятеж), что собой представляла высокогорная столица Индии Симла, и как англичане своими руками вырастили слой образованных индусов, который их и прогнал, как Австралия из каторги стала прекрасно устроенной страной, почему жить надо как хоббиты - в Новой Зеландии (проиллюстрировано графиком выживаемости британских солдат - в НЗ она была в два раза выше чем в Англии, а настоящими лагерями смерти были Сьерра Леоне и Ямайка).
При этом, благожелательно описывая империю, никакой комплиментарности к реальным преступлениям Фергюсон не проявляет - к примеру он с пафосом и гневом описывает англо-бурскую войну, даже не пытаясь оправдывать англичан, имперские фантазии Чемберлена и цинизм Милнера привели к террору против белого народа. Описание концлагеря в Блумфонтейне, где англичане рассматривали мыло как предмет роскоши, а износившиеся доски танцевального зала продавались бурским женщинам на гробы для их умерших от голода детей - относятся к лучшим в книге. Фергюсон не обходит множества "конспирологических" острых углов - например крайне высокой степени контроля лорда Ротшильда за британскй политикой (и англо-бурская война по факту была войной Ротшильда). Родс был фактически его приказчиком, министры - мальчиками на побегушках. Поразительно сравнение писем по одному и тому же суданскому вопросу королевы Виктории "я просила, но не могла добиться" и Ротшильда министру иностранных дел "немедленно и четко исполнить". Весьма иронично раскрыта тема "расового превосходства строителей империи" тем, что значительная их часть была открытыми или латентными гомосексуалистами - Родс, Китчнер, Баден-Пауэлл, причем подано это не гей-френдли, а скорее со здоровой язвительностью.
Показателен и отмеченный перелом от империи к империализму. Все чаще звучавшие восторги по поводу Империи, её бремени белых, парады раджей на слонах, которые устраивал лорд Керзон в Индии, "ассоциации имперских мальчиков", которые за хорошее поведение получали путевку на ферму в канадскую глушь - были симптомами того, что империя начинает сдаваться и умирать. Так что чем меньше имперства, тем империя здоровее.
Итоговое резюме Фергюссона состоит в том, что Британская Империя создала основные цивилизационные структуры современного мира, собственно наш мир как целое, от коммуникаций до правил гигиены ("евангелие чистоты"), а погибла она в неравной борьбе с молодыми империями, которые были гораздо хужее и бесчеловечней её - Германией, Японией, СССР, по хорошему Фергюсону следовало бы добавить США. Борьба эта велась весьма цинично - скажем большое внимание уделяется разжиганию исламизма и джихадизма на Востоке, которым занималась Германия во время Первой мировой (хотя сейчас рассадником является как раз взращенная Британией Саудовская Аравия, плод победы в закулисной борьбе Филби и Саудитов над Лоуренсом и Хашимитами).
В общем, после Фергюсона хочется перечитать многое по истории Британии и её империи и всё это оценить и переоценить, чем я и занялся.
5. Эдуард Саид. Культура и империализм
Объемистый бедселлер автора "Ориентализма", еще более невыносимо скучный, чем упомянутая книга, в которой была хотя бы новизна идеи и целостность монографического текста. "Культура и империализм" - это собрание плохо подогнанных друг к другу статей, написанных характерным для Саида мутным, вялым, невнятным и раздражительным языком. Тексты первой главы - это собрание каких-то бессвязных обид на то, что авторов из третьего мира недостаточно ценят в Европе и Америке. А вот почему не читают такого-то писателя кенийца Нгуги и суданца Салиха?! - с пафосом посвященного восклицает Саид. Ответ, обычно, прост - потому что плохо пишет, как плохо пишет сам отец политкорректности. Больше всего это напоминает советское втюхивание поделок каких-нибудь Мухтара Ауэзова, Кайсына Кулиева или, прости господи, Шарафа Рашидова. И с тем же конечным смыслом. Надо ли напоминать, что знаменитая песня "на слова Расула Гамзатова" в оригинале начиналась "Мне кажется, порою, что шахиды...". В некоторых случаях тексты Саида неконкретны до идиотизма - скажем в большой статье о "Сердце тьмы" Конрада невозможно понять ничего о Конраде и даже не упоминается фильм Копполы.
Последующие части немного поконкретней. Анекдотичный разбор Саидом романа Джей Остин "Мэнсфилд-парк", героев которого Саид упрекает в том, что они не осознают, что их благосостояние покоится на сахарных плантациях Антильских островов, побудил меня прочесть этот роман Остин и посмотреть аж три экранизации - начиная от великолепного сериала БиБиСи 80-х, идущего точно по тексту романа и заканчивая голливудской постановкой 1999, которая выполнена в духе марксизма-ленинизма... то есть саидизма-антиориентализма. Вот там ничего от истории Остин не остается, зато все построено на страданиях негров. Получше разбор Саидом "Аиды" Верди (смешная формула: "Все оперы Верди о том как тенор и сопрано любят друг друга, а баритон и меццо им всячески мешают), которую он рассматривает как империалистическое явление на том основании, что хедив дал Верди полную свободу и диктаторские полномочия при постановке (мол, такое возможно было сделать только на Востоке). При этом самого хедива Исмаила Саид описывает совершенно империалистическими глазами, как обезьяну, пытавшуюся воспроизвести Париж в Каире, хотя на деле Исмаил-паша действительно много сделал для деколонизации Египта и очень старался держаться с Европой на равных, за что его и сместили. В этом внезапно прорывающемся совершенно имперском взгляде на хедива понимаешь, что по сути сам Саид, конечно, обиженный империалист, главная претензия которого к Империи в том, что Империя рухнула, когда он был маленьким. Это особенно чувствуется в очерке о "Киме" Киплинга написанном с большой любовью и имперской романтикой. Он и называеся "Радости империализма" и написан гораздо легче и прозрачней, чем прочие тексты Саида. Очень забавно смотрится очерк о Камю, который, как известно, был империалистом и врагом алжирского народа. Очень сложные и путанные рассуждения Саида скрывают простую вещь - если читать "Постороннего" из Москвы 2013, то это будет история о самооборонщике, которого толерастический суд приговорил к казни за то, за что мусульманину дали бы условку.
В разделе об антиимпериалистах в культуре я ознакомился с творчеством такого совершенно омерзительного персонажа, как Фанон. Собственно, похоже, именно он является создателем светски-левой версии той мерзости, которая теперь осуществляется в религиозной версии глобального джихада: вся та схема господства и иерархий, которую осуществляли белые и европейцы должна повториться но только господство будут осуществлять небелые и неевропейцы, и лишь тогда, когда белые захлебнутся кровью - тогда наступит эпоха равенства и слияния. То, что леваки делают с Европой, они делают именно по "Проклятьем заклейменному" Фанона.
В собственно культурно-политических статьях Саида поражает то, как он еще при жизни начал устаревать. Он противник исламского фундаментализма, чрезмерной традиционности и т.д. Его идея довольно наивна - надо вынудить белых людей принять "черных" на равных, а для этого их надо шантажом и запугиванием заставить отказаться от стереотипных суждений, что все арабы террористы, негры либируют в беге и т.д. Но беда в том, что эти стереотипные суждения оказались по большей части совершенно справедливыми. А массовые миграционные потоки показали "черных" белым вблизи причем с самой худшей стороны. У Саида есть целая статья, где в заголовке слово миграция. Но ее совершенно не поймешь. Очевидно, что по саидовской матрице он должен был бы заниматься промигрантской риторикой, поскольку вся промигрантская риторика изготовляется "по Саиду", но у него этого не получается, поскольку он все-таки человек западной культуры и все, что он хотел, это именно чувство признания и равенства на Западе.Самая интересная и красивая мысль, которая есть в книге, это то, что картография является формой империализма и колониализма. Это очень точно. Господство белого человека над миром было создано и обеспечено тем, что он первым создал этот мир, создал планету Земля из совокупности разнородных и непересекающихся локальных пространств "от этого камня до того ручья". Единая сетка, единая система представления пространства - это форма власти над ним. Существует то, что нанесено на карту. Владычествует тот, кто наносит или не наносит на карту. Это факт.
6. Дж. Р. Сили, Дж. А. Крэмб. Британская империя
Поскольку и у Фергюсона и у Саида знаменитые лекции Сили "Расширение Британии" были много раз помянуты как "евангелие Британского империализма", то я решил с ними ознакомиться. Саид в очередной раз доказал, что не знает о чем пишет. Фергюсон гораздо компетентней. Лекции Сили посвящены совсем не тому, что белый человек призван господствовать над небелыми народами и угнетать их и в этом вся прелесть империи, а прямо противоположному. Первая часть - это обоснование идеи "еще более великой Британии". Посмотрев на подъем Германии, России и США жители маленького острова осознали, что по численности населения им никогда этих молодых гигантов не перегнать. И тут профессору Сли пришла идея - у Англии есть колонии - Канада, Австралия и Новая Зеландия, Южная Африка. Еси они объединятся в единое политическое целое, поскольку их народы составляют единую нацию, то Британия будет равносильна новым нациям, а без такого объединения Британию ждет уход в тень. Джозеф Чемберлен, будучи министром колоний, бросился эту идею продвигать, но первым же его шагом была грязная англо-бурская война, - испортил песню, дурак... А так идея "еще более великой Британии" была красивой. Что касается собственно колониализма, угнетения небелых народов, то тут взгляд Сили, напротив, скептичен. Говоря об индийском вопросе он показывает, что британцы захватили власть над индией только потому, что индийцы не знали, что Индия - это Индия. Теперь индийцы от англичан это узнали и, скорее всего, потребуют Индию себе. Взгляд Сили - это взгляд скорее националиста, заботящегося об межконтинентальном единстве британской нации, чем о господстве над туземцами. И это, к сожалению, в отличие от стихов Киплинга было не евангелие, напротив, англичане до последнего держались за чуждые народы и сделали очень мало, чтобы реализовать идею единства с доминионами. Хотя, и по сей день и канадцы, и австралийцы и новозеландцы не представляют собой наций с выраженными чертами (ну может быть австралийцы немного). Это именно политически отдельные англичане. Лекции Крэмба, добавлнные в книгу, посвящены рассказу англичанам об англофобии в Германии и в частности о фигуре знаменитого историка Трейчке - идеолога этой англофобии. Забавно, как много было в тогдашней германии властителей умов славянского происхождения - Трейчке, Ницше
7. В.Б. Луцкий. Новая история арабских стран
Книга, взяться за которую побудили египетский и сирийский кризисы. Весьма недурно написана и дает общее представление о жизни арабского мира в XVIII-XIX вв. Главное внимание уделено, конечно, Египту, куда сначало пришел Бонапарт с заявлениями, что он лучший друг мусульман, поскольку революция враг папы римского и разрушает церкви и начал борьбу против мамлюков - настоящего интернационала, преимущественно кавказцев - черкесов и отуреченых грузин, правившего Египтом. Потом этот базар ликвидировал Мухаммед Али - хитрый албанец, едва не ставший для Египта его "Петром Первым", но совместное воздействие держав и отступление Франции привело к тому, что Египет так и остался слабым. Интересно о строительстве Суэцкого канала. Оказалось, что преимущественно он строился на египетские деньги, которые хедив брал под кабальные проценты в долг. Вообще, интересно описана система при помощи которой европейцы запутывали восточных правителей в долгах, на руки выдавая не более 60% от суммы кредита, да и те старались дать не наличными, а гнилыми товарами. Интересно описано восстание полковника Араби, после подавления англичанами которого Египет и оказался на положении колонии. Отдельное внимание уделено восстанию махдистов в Судане, установившемуся там теократическому режиму и постепенному его разложеннию, а затем разгрому. События в Тунисе, Алжире, Ливии, Марокко описаны подробно, но скучновато, кроме сопротивления абд аль-Кадера в Алжире. А вот Ближний Восток весьма интересный, особенно Ливан, история которого, впрочем, состоит из постоянной резни между друзами и маронитами. Оказывается во время экспедиции Орлова в 1773 году русские взяли Бейрут и им какое-то время владели, ливанцы, прежде всего христиане, охотно нашей власти присягнули. Вообще, русские на востоке тема интересная, к примеру в Оман много раз приходили наши крейсера, включая "Варяг", чтобы ослабить давление на эмира с стороны англичан. Очень интересна история Аравийского полуострова - взлет и падение ваххабитов, их разбойнически-террористические набеги - разгром и разграбление Мекки, Медины, Кербелы. Предыстория саудовской агрессии в XXI веке как на ладони. Очень полезная книга, в общем.
Во второй части будут
8. Кулик. Черный феникс. Африканские сафари
9. Колеров. Не мир, но меч.
10. Исаев. Мифы и правда о Сталинграде
11. Буркхардт. Культура Италии эпохи Ренессанса
12. Табуи. Двадцать лет дипломатической борьбы
Итак, в этом обзоре:
1. Беляков. Гумилев сын Гумилева
2. Гумилев. Хунны в Китае
3. Саррацин. Германия. Самоликвидация
4. Фергюсон. Империя
5. Саид. Культура и империализм
6. Сили, Крэмб. Британская империя
7. Луцкий. Новая история арабских стран
1. Сергей Беляков. Гумилев сын Гумилева
Для меня это, безусловно, книга года. Гумилев в свое время очень повлиял на формирование моего исторического и метаисторического мышления, причем как своими идеями, так и возникавшим от них отталкиванием. И было очень интересно прочесть подробнейшую, тщательно выписанную биографию Гумилева написанную человеком именно с такой точки зрения - не разоблачителем и не так называемым "учеником и последователем". Книга Белякова это биографический, литературный и публицистический шедевр. Она, кстати, выдвинута на "Большую книгу", но прочитанный мною состав жюри конечно делает премию совершенно невероятной, а жаль.
В первой половине это развернутая биография "сына Гумилева и Ахматовой", очень трагичная, временами до слез. Ахматова сыном почти не занималась, спихнув его на мать Гумилева. А вот отец занимался сыном много и охотно и сформировал его личность процентов на 80 - географические карты, солдатики, барабаны, и главное - любовь. Потерять в 9 лет любящего, любимого и великого отца, расстрелянного Аграновым - это формирует человека навсегда. Потом жизнь мальчика-лишенца (любопытный факт - Гумилев всю жизнь называл себя дворянином, хотя им не был, отец Н.С. Гумилева имел только личное дворянство), всё то же равнодушие матери, геологические экспедиции для приобретения пролетарского стажа, историки "Ленинграда" 1930-х, писатели и поэты Москвы (оказывается Гумилев очень дружил с Мандельштамом), тюрьма и один лагерь, война и фронт (Гумилев воевал последние полгода, но воевал интенсивно и на войне ему очень понравилось), защита диссертации и легендарная вражда с Бернштамом, второй лагерь и мучительные страдания от недостаточной заботы матери об его освобождении. Гумилев считал, что его закрыли из-за ждановского постановления, а когда Ахматова вновь вошла в авторитет после смерти Сталина, она не уделяла достаточного внимания хлопотам о его освобождении. В ахматовском поведении и в самом деле масса странного - она подарила Алексею Баталову денег на которые он купил автомобиль и уже после лагеря попрекала сына своими посылками на которые она поиздержалась. Даже их последняя ссора в 1961 вышла из-за денег.
Со вкусом описана личная жизнь Гумилева бывшего редким ловеласом, считавшим, что женщин должно быть столько же, сколько и лет (и до 50 он кажется держал эту планку) - как стойкая, преданная и заботливая описана Эмма Герштейн, Наталья Варбанец ("Птица") -очень узнаваемый типаж женщины, сводящей с ума, но не связывающей себя и доводящей до крайних душевных мук (Гумилев её потом возненавидел вплоть до неприличных выходок). С большим юмором описана, кстати, жена Гумилева Наталья Викторовна Симоновская - она была к общему ужасу москвичка, еще большая антисемитка чем муж, вывела из квартиры клопов и старый круг общения и кормила мужа супом.
Но к этому моменту автор уже переходит к теории Гумилева и рассказу о его научной и околонаучной карьере. Беляков развеивает миф о систематически гонимом и травимом ученом - напротив, карьера Гумилева возможна была только при поддержки огромного админресурса. За его поверхностность и легкомысленные интерпретации на него нападали молодые специалисты с отличной филологической подготовкой (тема незнания Гумилевым языков проходит через всю книгу), а поддерживали его заслуженные академики, без которых научная репутация Гумилева была бы уничтожена уже книгой "Хунну". Беляков, кстати обходит деликатный момент (или ему никто не говорил), что, как с пеной у рта утверждали тюркологи во времена моего студенчества: "в "Древних тюрках" часть ссылок фальшивая", а было бы интересно узнать так это или нет. Не обойдена вниманием и тема не очень красивого отношения Гумилева к людям которые фактически на него работали - китаист Хван помогал устанавливать соответствия китайских имен (без чего Гумилев просто пропал бы), его фактически кинули. Географические основы сделавшей научное имя Гумилеву теории "гетерохронности увлажнения Евразии" дал его друг Василий Абросов, с которым он познакомился в 1943 в Туруханске. Потом его Гумилев просто забыл.
Очень интересно и небанально, с опорой не только на большой трактат, дан разбор гумилевской теории этногенеза - как уже я отмечал в тексте "Лев Гумилев и затраханные народы" - заставляет о многом задуматься. Узнал, кстати, о том, что Гумилев неоднократно приезжал в Обнинск, к Тимофееву-Ресовскому, так что у меня тут непростое место и в этом смысле.
Есть вещи у Гумилева, которые Беляков совсем не понимает, точнее не хочет понимать, например - теория антисистемы. Мне кажется, что он расценивает как плод неортодоксальных религиозных воззрений (обрядово очень ортодоксального) Гумилева и зашифровку его антисемитизма. Но тут дело сложнее - как и во многих случаях Гумилев прибегает к очень зашифрованному языку, всё его биологизаторство на 2/3 маска. Антисистема это реальность данная нам в ощущениях. Можно по разному относиться к приводимым Гумилевым обоснованиям и описаниям, но на деле ты либо видишь и чувствуешь антисистему, либо нет. И к экологии и природоохране она отношения не имеет - скажем акция "защитников природы" из "Гринпис" - это типичная манифестация антисистемы, дело не в природе и не в жизни, а в социологизированном Гумилевым понятии энтропии. Антисистема это совокупность носителей высокоуровневого разума, осознанно выбравших сторону энтропии. При этом, кстати, антисистемные элементы могут прорываться и во полне нормальных в целом людях, просто не поглощают их полностью. Если этнос - это матрица по созданию или сохранению усложненных негэнтропийных конструкций, то антисистема это именно антиэтнос, своеобразное Братство Великого Ничто.
Раскрыта, но недораскрыта и тема гумилевского антисемитизма, автор видит противоречие в том, что в ахматовском окружении за Лёвушку горой стояли как раз евреи - Герштейн, Надежда Мандельштам, Михаил Ардов, Найман, а среди врагов Гумилева были, к примеру, русские Пунины и только один еврей - Ардов-старший. Но дело ведь не только в отношениях и поступках, но и в системных оценках - Гумилев не мог не видеть странного состояния нашей словесности и науки в ХХ веке, не мог не видеть странное поведение многих этих людей - сам же Беляков дает ключ, в истории как Найман и Бродский пришли на могилу Ахматовой, их возмутил большой литой крест, поставленный Гумилевым и они попытались его выдрать, чтобы вернуть деревянный. В этом эпизоде как в увеличительном стекле отражается непримиримая разница этнических стереотипов, которую Гумилев ощущал как мало кто. Другое дело, что своей ордынщиной и тюркофилией Гумилев сделал свой антисемитизм совсем абсурдным.
Заключительная треть книги - это великолепный, сногсшибательный разгром Беляковым гумилевского, окологумилевского и постгумилевского евразийства и ордынщины, которые принесли нам столько горя за последние годы и выступили обоснованием столь многого зла. Если до этого момента книга просто очень интересная, то тут она становится общественным событием. Показаны бесчисленные фактологические несоответствия, откровенное лукавство и лицемерие гумилевской апологетики монголов, которые были так простодушны и благородны, что за убийство одних послов вырезали сорок русских городов. На тех же самых источниках, на которых строит свою апологетику Гумилев, Беляков показывает коварство, лживость, захватническую подлость монголов (а между прочим главное качестве монголов, которое отмечают русские летописи, - их Гумилев знал откровенно плохо, - это "льстивость" - то есть склонность к лицемерному обману, коварство). Добрым словом, кстати, Беляков поминает Чивилихина и его роман "Память", где разнос Гумилеву был очень качественный. На бесчисленных примерах, от жестоких войн русских с манси и чукчами до русских погромов в Якутии в начале перестройки Беляков показывает надуманность бредовой теории о "евразийском братстве" и особой "комплиментарности" русских и тюрок. Евразийцы начала ХХ века, о которых тоже пишет Беляков, не видали в своей жизни ни одного жителя Евразии, кроме дворника-татарина у подъезда. Не случайно центрами евразийства были Прага и Париж, а вот посреди Манчжурии, в Харбине, где до природных евразийцев было рукой подать никаким респектом оно не пользовалось, там процветали национал-большевизм и русский фашизм. Преувеличенное тюрколюбие Гумилева носило характер какой-то тяжелой личностной патологии, кризиса идентичности, он все время подчеркивал свое происхождение от хана Ахмата, на лагерных фотографиях он чистый татарин, в конце жизни, когда гости из Азии хлынули к нему потоком, он всё чаще подписывался "Арслан-бек". Думаю, это какие-то черты личностной раздвоенности и распада, которые бывают у многих гениальных людей, понаблюдав такое в жизни лучше понимаешь о чем речь.
В общем, по пятибалльной шкале Белякову можно поставить десять. Всякий, кто не прочел эту книгу - сам себя обокрал.
2. Лев Гумилев. Хунны в Китае
"Самая страшная книга Гумилева" - характеризует её Беляков. В свое время она попала мне в руки лишь тогда, когда я Гумилевым интересоваться перестал, а потому единственная из его крупных книг не была прочитана. А жаль. Я почему-то думал, что эта книга о том как злые китайцы мучили и угнетали добрые степные народы. Существовала легенда, что книгу только потому и издали, чтобы насолить китайцам. На самом деле ничего подобного, если кого в этой книге и жалко, то именно китайцев. Беляков прав - это очень страшная книга, особенно для русских сейчас. Она воспринимается почти как пророчество.
На фоне кризиса китайского этноса и государства власть над китайцами захватывают всё более и более дикие и отвратительные степняки - хунны, сянбийцы, тибетцы, табгачи. В ослабленном южном Китае ханьцы смешиваются с южными варварами. В конечном счете, н Севере Китая образуется 10 варварских царств из которых нет ни одного китайского и правители которых одновременно и китайские сыны неба и степные шанюи. Всё это этнические химеры, где дети не получают ни воспитания и этической школы отцов-степняков, но и от матерей-китаянок их культура чисто поверхностна. Этих химерных правителей китайское население ненавидит и при каждом удобном случае поднимает восстание и стремится всех их вырезать. Сценарий такого восстания классичен - китаец втирается в доверие к варварскому правителю и с варварской точки зрения предает его - убивая и устраивая резню, а с китайской - избавляет народ от тирании дикарей. Но военной силы не хватает и очередной раз вырезают в итоге самих китайцев.
При всем при этом нельзя не изумиться силе, жизнестойкости китайского народа и китайской традиции - этот ад продолжался триста лет. Триста лет грязные варвары творили с китайским народом что хотели, и в итоге, все равно, китайцы победили. Гумилев, конечно, пытается доказать, что в результате образовался совсем новый этнос, к древним ханьцам отношения не имеющий, сейчас по данным геногеографии это, наверняка, можно легко проверить и, скорее всего, это окажется не так. Но факт остается фактом - триста лет национальной катастрофы и в итоге утверждается именно Китай, а степняки погибоша аки обре.
Еще эта книга убедительно подтверждает, что никаких европейских ценностей не существует. Есть ценности европейцев. Если ты европеец - у тебя европейские ценности, если ты не европеец - то нет. Описание тех жестокостей, которые творились в эту эпоху в Восточной Азии - нарезание на куски, сжигание семьями с маленькими детьми, изощренные предательства, массовые расправы, тотальная резня и пирамиды из костей - навевает ледяной ужас. Неплохо зная историю Европы тех же темных веков, могу отметить - ничего _сравнимого_ в ней не происходило. Резня находилась на вполне приемлемом уровне и даже под влиянием христианства отчасти гуманизировалась по сравнению с античностью. Даже самые выдающиеся зверства твой эпохи выглядят как-то неубедительно по сравнению с китайско-хуннскими. Так что различие есть - на каких-то глубоких уровнях формирующих поведение - и от него никуда не деться.
3. Тило Саррацин. Германия. Самоликвидация
Давно хотел почитать Саррацина и вот, наконец, после публикации рейтинга в котором он на втором месте среди влиятельнейших социогуманитарных мыслителей, не выдержал и начал читать. Свою первую ироническую реакцию я уже выразил в тексте "Элизиум-2. Тило Саррацин и трещины в Райском Куполе". И в самом деле, нам на Русской Равнине описываемые Саррацином проблемы германского социального государства могут показаться только мелкими неприятностями обитателей светлого коммунистического завтра. Единственный логичный вывод, который может сделать человек, чьи мотивации не возвышаются над уровнем потребительства, из книги Саррацина - это немедленно хоть тушкой, хоть чучелком пролезть в Германию, сесть там на пособие и жить бесконечно более лучше, чем живет здесь и сейчас. Тем более, что как доказывает Саррацин, проблем с интеграцией у выходцев из России практически нет. Это не турки.
Но если смотреть не извне, а изнутри рая, то проблемы действительно серьезные и Саррацин вскрывает их очень жестко и неполиткорректно. Он говорит о том, что Германия тупеет и разленивается. Если учесть, что в отсутствие природных ресурсов, в континентальной стране, единственным источником богатства Германии является труд и инженерный интеллект для нее это означает гибель и конец благосостояния. Мигрантский вопрос - это только часть более общей проблемы деградации образования, при которой по математике и естественным наукам немцы успевают всё хуже, по сравнению к примеру с корейцами или шведами. А деградация образования - часть снижения качества населения. Что неожиданно для социал-демократа - Саррацин социал-дарвинист, очень жесткий и первый социал-дарвинист, чьи взгляды вызвали у меня уважение. Наверное потому, что если социал-дарвинист англосакс - это хищное животное, упоенное кровью, то немец систематичен и расчетлив - он говорит не о том, что прекрасно лучшим есть худших, а о том, что если худшие съедят лучших, то хуже станет всем.
Саррацин жестко настаивает на наследуемости интеллекта. Мало того, с убедительными цифрами в руках он показывает, что извлечение из толщи народной "мальчиков из Холмогор" это разовая задача. Еси социальный лифт действительно всеобщий и равный, то уже во втором поколении он не работает, поскольку все кто могут пробиться пробиваются в первом. Сын рабочего становится профессором. Сын другого рабочего становится безработный. Сын первого становится профессором же. Сын второго остается безработным, у него не хватает компетенции даже стать хорошим рабочим. Только общество где носители высокого интеллекта оставляют большое потомство - всерьез конкурентоспособно. Он указывает на то, что социально неблагополучные, нижние слои общества получая социальные подачки, воспроизводят воспитанием свою неактивную, паразитическую модель поведения у своих детей - плохие зубы, лишний вес, трудности с чтением и письмом - всё это наследуется. Одним из признаков социального неблагополучия семьи считается включенный в детской телевизор. Если фраза Саррацина о то, что если дома холодно надо не выпрашивать денег на отопление, а надеть свитер, и в самом деле отдает тэтчеризмом, то скажем его вызвавший возмущение эксперимент - когда он просчитал что на соцпособие можно питаться изобретательно и разнообразно, если просто приложить время и ум, он и в самом деле довольно тонок. Когда человек оказывается "на дне", то главная его проблема в том, что он недостаточно использует даже имеющиеся у него механизмы выживания и поддержания своего достоинства. Социальные идеи Саррацина - требовать от безработных отрабатывать своё пособие наверняка найдут сейчас в Европе применение, раз уж объявлено о кончине социального государства.
Мигранты в этой мозаике занимают место камня, который тянет всё немецкое общество вниз. В турецких гетто концентрируются в предельной степени все описываемые Саррационом проблемы - социальный паразитизм, воспроизведение невежества и тупости, и там они доходят до криминальной и агрессивной степени. Главное что неплохо удается показать Саррацину - это механизмы дезинтеграции мигрантов Второе поколение мигрантов хуже адаптировано, чем первое. Поскольку сначала приезжает одинокий турок (кстати, как подчеркивает Саррацин, с середины 70-х никакого экономического значения миграция для Германии не имеет). Он молод, хочет неплохо жить, красиво одеваться и приставать к местным девушкам, он похож на диковатого, но европейца. Но потом он приезжает в Турцию, его женят на закутанном до бровей полене, он перевозит её, перевозит папу с мамой, невежественных анатолийских стариков. Поскольку они не знают другого языка, кроме турецкого, подключают спутниковое турецкое ТВ, пристраиваются к ближайшей мечети, и дети мигранта уже растут практически в Турции - их морочит бабка, дед рассказывает мальчишке, что главное это семейная честь и если сестра шлюха шляется с немцами - убей её. И на месте полуцивилизованного отца вырастает не цивилизованный сын, а напротив - звереныш при этом уверенный в том, что Германия обязана его кормить. Миграционная глава написанно и в само деле ярко, остро, скандально, зло. Отдельно достается Эрдогану, который, по сути, призывает турок не интегрироваться и в приватных беседах обещает восстановление Османской Империи до Ла Манша.
Если выделять эссенцию взглядов Саррацина, то получится следующее - для того, чтобы Германия осталась Германией, то есть страной передовой инженерной мысли и надежных технических решений без которых она экономически не конкурентоспособна и процветать не может необходимо чтобы не происходило инфляции человеческого капитала. Самые умные должны оставлять многочисленное потомство и у них должны быть развязаны руки (поэтому главное на что Саррацин обращает внимание в демографической главе - это необходимость детсадов). Напротив, для самовоспроизводства пассивных, косных, паразитических социальных элементов необходимо если не создавать препятствия, то, по крайней мере, не создавать благоприятных условий в виде безадресной и несвязанной социальной помощи. И уж конечно нельзя портить социум миграцией захребетников из культурно и этически чуждых регионов (кстати, Саррацин не против миграции как таковой - поляки, российские немцы, вьетнамцы его вполне устраивают - они отлично интегрируются, учат немецкий и прекрасно работают, часто лучше самих дойчей). Программа, понятное дело, совершенно неприемлемая для леваков, но абсолютно логичная, поскольку если Германия конкурентоспособность потеряет, то гораздо хуже будут жить все - и богатые и бедняки (и мы, кстати, тоже, поскольку не станет, к примеру, надежных немецких машин). Рай может и впрямь закончиться.
4. Ниал Фергюсон. Империя
Еще один интелектуальный бестселлер, еще один герой списка самых влиятельных социогуманитариев - числится там под номером 7. Тема Британской империи очень интересная, а в России еще и мистифицированная - то "англичанка гадит", то "Россия и СССР - криптоколонии Британии".
По началу книга не понравилась, поскольку я ожидал, что это будет систематическое и аналитическое изложение и анализ тех механизмов, с помощью которых Британия правила миром, перечисление того, что она миру в самом деле дала, как мы можем перечислить, к примеру, что дал миру Рим. А вместо этого пошел хронологический пересказ уже и без того мне известных событий и фактов, которые к тому же я освежил в начале года благодаря книге Кагарлицкого с почти тем же названием. Но постепенно свод более-менее известных банальностей исчезает и начинается вкуснейшее увлекательное повествование о том чем была Британская империя и как она была устроена - в чем был смысл путешествий Ливингстона по Африке, как была устроена Британская Индия и как в ней боролись сторонники уважения к индийским традициям и сторонники "евангелизации" (которые по уверению автора и спровоцировали сипайский мятеж), что собой представляла высокогорная столица Индии Симла, и как англичане своими руками вырастили слой образованных индусов, который их и прогнал, как Австралия из каторги стала прекрасно устроенной страной, почему жить надо как хоббиты - в Новой Зеландии (проиллюстрировано графиком выживаемости британских солдат - в НЗ она была в два раза выше чем в Англии, а настоящими лагерями смерти были Сьерра Леоне и Ямайка).
При этом, благожелательно описывая империю, никакой комплиментарности к реальным преступлениям Фергюсон не проявляет - к примеру он с пафосом и гневом описывает англо-бурскую войну, даже не пытаясь оправдывать англичан, имперские фантазии Чемберлена и цинизм Милнера привели к террору против белого народа. Описание концлагеря в Блумфонтейне, где англичане рассматривали мыло как предмет роскоши, а износившиеся доски танцевального зала продавались бурским женщинам на гробы для их умерших от голода детей - относятся к лучшим в книге. Фергюсон не обходит множества "конспирологических" острых углов - например крайне высокой степени контроля лорда Ротшильда за британскй политикой (и англо-бурская война по факту была войной Ротшильда). Родс был фактически его приказчиком, министры - мальчиками на побегушках. Поразительно сравнение писем по одному и тому же суданскому вопросу королевы Виктории "я просила, но не могла добиться" и Ротшильда министру иностранных дел "немедленно и четко исполнить". Весьма иронично раскрыта тема "расового превосходства строителей империи" тем, что значительная их часть была открытыми или латентными гомосексуалистами - Родс, Китчнер, Баден-Пауэлл, причем подано это не гей-френдли, а скорее со здоровой язвительностью.
Показателен и отмеченный перелом от империи к империализму. Все чаще звучавшие восторги по поводу Империи, её бремени белых, парады раджей на слонах, которые устраивал лорд Керзон в Индии, "ассоциации имперских мальчиков", которые за хорошее поведение получали путевку на ферму в канадскую глушь - были симптомами того, что империя начинает сдаваться и умирать. Так что чем меньше имперства, тем империя здоровее.
Итоговое резюме Фергюссона состоит в том, что Британская Империя создала основные цивилизационные структуры современного мира, собственно наш мир как целое, от коммуникаций до правил гигиены ("евангелие чистоты"), а погибла она в неравной борьбе с молодыми империями, которые были гораздо хужее и бесчеловечней её - Германией, Японией, СССР, по хорошему Фергюсону следовало бы добавить США. Борьба эта велась весьма цинично - скажем большое внимание уделяется разжиганию исламизма и джихадизма на Востоке, которым занималась Германия во время Первой мировой (хотя сейчас рассадником является как раз взращенная Британией Саудовская Аравия, плод победы в закулисной борьбе Филби и Саудитов над Лоуренсом и Хашимитами).
В общем, после Фергюсона хочется перечитать многое по истории Британии и её империи и всё это оценить и переоценить, чем я и занялся.
5. Эдуард Саид. Культура и империализм
Объемистый бедселлер автора "Ориентализма", еще более невыносимо скучный, чем упомянутая книга, в которой была хотя бы новизна идеи и целостность монографического текста. "Культура и империализм" - это собрание плохо подогнанных друг к другу статей, написанных характерным для Саида мутным, вялым, невнятным и раздражительным языком. Тексты первой главы - это собрание каких-то бессвязных обид на то, что авторов из третьего мира недостаточно ценят в Европе и Америке. А вот почему не читают такого-то писателя кенийца Нгуги и суданца Салиха?! - с пафосом посвященного восклицает Саид. Ответ, обычно, прост - потому что плохо пишет, как плохо пишет сам отец политкорректности. Больше всего это напоминает советское втюхивание поделок каких-нибудь Мухтара Ауэзова, Кайсына Кулиева или, прости господи, Шарафа Рашидова. И с тем же конечным смыслом. Надо ли напоминать, что знаменитая песня "на слова Расула Гамзатова" в оригинале начиналась "Мне кажется, порою, что шахиды...". В некоторых случаях тексты Саида неконкретны до идиотизма - скажем в большой статье о "Сердце тьмы" Конрада невозможно понять ничего о Конраде и даже не упоминается фильм Копполы.
Последующие части немного поконкретней. Анекдотичный разбор Саидом романа Джей Остин "Мэнсфилд-парк", героев которого Саид упрекает в том, что они не осознают, что их благосостояние покоится на сахарных плантациях Антильских островов, побудил меня прочесть этот роман Остин и посмотреть аж три экранизации - начиная от великолепного сериала БиБиСи 80-х, идущего точно по тексту романа и заканчивая голливудской постановкой 1999, которая выполнена в духе марксизма-ленинизма... то есть саидизма-антиориентализма. Вот там ничего от истории Остин не остается, зато все построено на страданиях негров. Получше разбор Саидом "Аиды" Верди (смешная формула: "Все оперы Верди о том как тенор и сопрано любят друг друга, а баритон и меццо им всячески мешают), которую он рассматривает как империалистическое явление на том основании, что хедив дал Верди полную свободу и диктаторские полномочия при постановке (мол, такое возможно было сделать только на Востоке). При этом самого хедива Исмаила Саид описывает совершенно империалистическими глазами, как обезьяну, пытавшуюся воспроизвести Париж в Каире, хотя на деле Исмаил-паша действительно много сделал для деколонизации Египта и очень старался держаться с Европой на равных, за что его и сместили. В этом внезапно прорывающемся совершенно имперском взгляде на хедива понимаешь, что по сути сам Саид, конечно, обиженный империалист, главная претензия которого к Империи в том, что Империя рухнула, когда он был маленьким. Это особенно чувствуется в очерке о "Киме" Киплинга написанном с большой любовью и имперской романтикой. Он и называеся "Радости империализма" и написан гораздо легче и прозрачней, чем прочие тексты Саида. Очень забавно смотрится очерк о Камю, который, как известно, был империалистом и врагом алжирского народа. Очень сложные и путанные рассуждения Саида скрывают простую вещь - если читать "Постороннего" из Москвы 2013, то это будет история о самооборонщике, которого толерастический суд приговорил к казни за то, за что мусульманину дали бы условку.
В разделе об антиимпериалистах в культуре я ознакомился с творчеством такого совершенно омерзительного персонажа, как Фанон. Собственно, похоже, именно он является создателем светски-левой версии той мерзости, которая теперь осуществляется в религиозной версии глобального джихада: вся та схема господства и иерархий, которую осуществляли белые и европейцы должна повториться но только господство будут осуществлять небелые и неевропейцы, и лишь тогда, когда белые захлебнутся кровью - тогда наступит эпоха равенства и слияния. То, что леваки делают с Европой, они делают именно по "Проклятьем заклейменному" Фанона.
В собственно культурно-политических статьях Саида поражает то, как он еще при жизни начал устаревать. Он противник исламского фундаментализма, чрезмерной традиционности и т.д. Его идея довольно наивна - надо вынудить белых людей принять "черных" на равных, а для этого их надо шантажом и запугиванием заставить отказаться от стереотипных суждений, что все арабы террористы, негры либируют в беге и т.д. Но беда в том, что эти стереотипные суждения оказались по большей части совершенно справедливыми. А массовые миграционные потоки показали "черных" белым вблизи причем с самой худшей стороны. У Саида есть целая статья, где в заголовке слово миграция. Но ее совершенно не поймешь. Очевидно, что по саидовской матрице он должен был бы заниматься промигрантской риторикой, поскольку вся промигрантская риторика изготовляется "по Саиду", но у него этого не получается, поскольку он все-таки человек западной культуры и все, что он хотел, это именно чувство признания и равенства на Западе.Самая интересная и красивая мысль, которая есть в книге, это то, что картография является формой империализма и колониализма. Это очень точно. Господство белого человека над миром было создано и обеспечено тем, что он первым создал этот мир, создал планету Земля из совокупности разнородных и непересекающихся локальных пространств "от этого камня до того ручья". Единая сетка, единая система представления пространства - это форма власти над ним. Существует то, что нанесено на карту. Владычествует тот, кто наносит или не наносит на карту. Это факт.
6. Дж. Р. Сили, Дж. А. Крэмб. Британская империя
Поскольку и у Фергюсона и у Саида знаменитые лекции Сили "Расширение Британии" были много раз помянуты как "евангелие Британского империализма", то я решил с ними ознакомиться. Саид в очередной раз доказал, что не знает о чем пишет. Фергюсон гораздо компетентней. Лекции Сили посвящены совсем не тому, что белый человек призван господствовать над небелыми народами и угнетать их и в этом вся прелесть империи, а прямо противоположному. Первая часть - это обоснование идеи "еще более великой Британии". Посмотрев на подъем Германии, России и США жители маленького острова осознали, что по численности населения им никогда этих молодых гигантов не перегнать. И тут профессору Сли пришла идея - у Англии есть колонии - Канада, Австралия и Новая Зеландия, Южная Африка. Еси они объединятся в единое политическое целое, поскольку их народы составляют единую нацию, то Британия будет равносильна новым нациям, а без такого объединения Британию ждет уход в тень. Джозеф Чемберлен, будучи министром колоний, бросился эту идею продвигать, но первым же его шагом была грязная англо-бурская война, - испортил песню, дурак... А так идея "еще более великой Британии" была красивой. Что касается собственно колониализма, угнетения небелых народов, то тут взгляд Сили, напротив, скептичен. Говоря об индийском вопросе он показывает, что британцы захватили власть над индией только потому, что индийцы не знали, что Индия - это Индия. Теперь индийцы от англичан это узнали и, скорее всего, потребуют Индию себе. Взгляд Сили - это взгляд скорее националиста, заботящегося об межконтинентальном единстве британской нации, чем о господстве над туземцами. И это, к сожалению, в отличие от стихов Киплинга было не евангелие, напротив, англичане до последнего держались за чуждые народы и сделали очень мало, чтобы реализовать идею единства с доминионами. Хотя, и по сей день и канадцы, и австралийцы и новозеландцы не представляют собой наций с выраженными чертами (ну может быть австралийцы немного). Это именно политически отдельные англичане. Лекции Крэмба, добавлнные в книгу, посвящены рассказу англичанам об англофобии в Германии и в частности о фигуре знаменитого историка Трейчке - идеолога этой англофобии. Забавно, как много было в тогдашней германии властителей умов славянского происхождения - Трейчке, Ницше
7. В.Б. Луцкий. Новая история арабских стран
Книга, взяться за которую побудили египетский и сирийский кризисы. Весьма недурно написана и дает общее представление о жизни арабского мира в XVIII-XIX вв. Главное внимание уделено, конечно, Египту, куда сначало пришел Бонапарт с заявлениями, что он лучший друг мусульман, поскольку революция враг папы римского и разрушает церкви и начал борьбу против мамлюков - настоящего интернационала, преимущественно кавказцев - черкесов и отуреченых грузин, правившего Египтом. Потом этот базар ликвидировал Мухаммед Али - хитрый албанец, едва не ставший для Египта его "Петром Первым", но совместное воздействие держав и отступление Франции привело к тому, что Египет так и остался слабым. Интересно о строительстве Суэцкого канала. Оказалось, что преимущественно он строился на египетские деньги, которые хедив брал под кабальные проценты в долг. Вообще, интересно описана система при помощи которой европейцы запутывали восточных правителей в долгах, на руки выдавая не более 60% от суммы кредита, да и те старались дать не наличными, а гнилыми товарами. Интересно описано восстание полковника Араби, после подавления англичанами которого Египет и оказался на положении колонии. Отдельное внимание уделено восстанию махдистов в Судане, установившемуся там теократическому режиму и постепенному его разложеннию, а затем разгрому. События в Тунисе, Алжире, Ливии, Марокко описаны подробно, но скучновато, кроме сопротивления абд аль-Кадера в Алжире. А вот Ближний Восток весьма интересный, особенно Ливан, история которого, впрочем, состоит из постоянной резни между друзами и маронитами. Оказывается во время экспедиции Орлова в 1773 году русские взяли Бейрут и им какое-то время владели, ливанцы, прежде всего христиане, охотно нашей власти присягнули. Вообще, русские на востоке тема интересная, к примеру в Оман много раз приходили наши крейсера, включая "Варяг", чтобы ослабить давление на эмира с стороны англичан. Очень интересна история Аравийского полуострова - взлет и падение ваххабитов, их разбойнически-террористические набеги - разгром и разграбление Мекки, Медины, Кербелы. Предыстория саудовской агрессии в XXI веке как на ладони. Очень полезная книга, в общем.
Во второй части будут
8. Кулик. Черный феникс. Африканские сафари
9. Колеров. Не мир, но меч.
10. Исаев. Мифы и правда о Сталинграде
11. Буркхардт. Культура Италии эпохи Ренессанса
12. Табуи. Двадцать лет дипломатической борьбы