Тюки хлопкаОкончание.Начало
здесь Итак, пытаясь понять, почему в стране стоит хаос, в городах нет дров и продовольствия, а железные дороги находятся в коллапсе, Рита Дорр приходит к выводу, что виной тому- захват рабочими контроля над средствами производства. Как это происходит, она попыталась узнать, посетив петроградские фабрики.
"Когда я попала в поезд., увозящий меня из России, первым знакомым, которого я там встретила, был Даниэль Чешир, владелец и управляющий петроградской фабрики.
Владелец покинул Россию, добровольно оставив фабрики “товарищам”. Он был не единственным , уехавшим из страны фабриканом, бросившим бизнес после упорных попыток приспособиться к новой ситуации.
Тем, кто привык думать о России как о стране снегов и льдов, будет интересно узнать, что в Туркестане, в Закавказье и в некоторых других восточных и южных ее областях люди выращивают хлопок очень хорошего качества, семена которого когда-то были завезены из Америки.
Те, кто думают, что каждый русский крестьянин только и делает, что занимается фермерством. Будут удивлены, что больше миллиона русских работают на текстильных фабриках, производящих, главным образом, хлопковые такни.
Laying of the foundation stone for Mill No. 2 of the
Nevskii Cotton Mill (1895), a British-owned firm.
Когда в России начали открываться текстильные фабрики, их владельцы, в большинстве случаев, выписывали из Англии мастеров и управляющих. Некоторые из их потомков до сих пор живут в России и управляют фабриками.
Семья Чеширов - тому пример. Основатель российской династии Чеширов приехал из Манчестера в 1840 году и стал управлять маленькой фабрикой в Петербурге . Вскоре он смог выкупить свою долю в деле, вложить скопленные деньги в расширение производства. Его сыновья еще больше расширили дело, а сегодня его внуки управляют десятью текстильными фабриками в Петербурге и его окрестностях.
Silk workers of Moscow's Fabrique de Soleries C.O. Giraud et Cie.
Дэниэль Чешир, умный молодой человек лет тридцати, является главой семьи и главным владельцем семейного бизнеса. Точнее, таковым он был до февраля 1917-го. После этого он им быть перестал. “Товарищи”, которым он платил зарплату, стали настоящими владельцами, и в августе 1917-го, они стали, по крайней мере временно., единственными владельцами."
Именно на фабрике Чеширов Рите Дорр удалось наблюдать, что же происходит с делом, когда рабочие владеют средствами производства, “точнее сказать - захватывают средства производства.”
После того, как Рите Дорр не разрешили осмотреть фабрику, работающую по заказу военного министерства, случай привел ее на фабрику Чешира. Ее проводили в контору, которая имела вполне современный вид: столы для служащих, папки,с делами, сейфы. Но для того, чтобы напомнить о том, что Рита Дорр находится в революционной России, стены были украшены красными флагами и транспарантами с белыми буквами призывов и лозунгов.
Пока глава комитета нерешительно рассматривал ее пропуск, раздумывая, пустить или не пускать иностранку инспектировать фабрику ,открылась дверь и вошел молодой англичанин.
Workers at the Nevskii Cotton Mill, St. Petersburg
“Посмотреть производство?”- спросил он. “Конечно можно. Сегодня, мне кажется, ничего бы большего не хотелось , чем показать свою фабрику представителям прессы”.
Он сказал что-то по-русски рабочему, тот пожал плечами и отошел в сторону, а мы прошли вместе в мистером Чеширом в соседнее помещение.
Это был склад…где лежали тюки грубой пряжи. Тюки были мягкие и могли подойти для отличной постели. Этот факт оценили некоторые рабочие, в то время, когда мы проходили мимо, двое из них, блаженно растянувшись на кипах, спали невинным сном младенца.
Они были не единственными, кто в это время спал на фабрике.
Несколько женщин дремали на кипах материи рядом со своими станками, многие другие могли бы тоже спать, ведь они не выполняли никакой работы.
Одна из женщин показывала новую пару обуви группе женщин, которые ради этого случая остановили свои станки. Сегодня обувь настолько дорога в России , что новая пара обуви стоит того, чтобы на нее посмотреть…я допускаю это, но осмотр можно было отложить до конца рабочего дня. Эти женщины стояли и обсуждали туфли, они не вернулись к своим станкам даже после того, как мы остановились и стали их обсуждать.
“Вы хотите сказать, что Вы не можете им приказать вернуться к работе ? ”- спросила я.
“Ну, я могу приказать,” - ответил мистер Чешир. “Но , если они решат не работать, я буду выглядеть дураком, неправда ли?”
“Вы бы могли их уволить, ведь так?” - заметила я.
“Конечно, я не могу этого сделать, “ - воскликнул мистер Чешир.
“Никто не может уволить наемного работника без рассмотрения его случая фабричным комитетом и решения о том, что данный работник предприятию не нужен. Все, что я могу сделать, это - пожаловаться в комитет и попросить их принять меры.”
Рассказывая о деградации фабрики, мистер Чешир не терял чувство юмора.
“Посмотрите на этого человека,” - сказал он, указывая на человека, которой сидя у станка, наматывал ткань на цилиндры. “Он и его товарищи, выполняющие такую же операцию, повысили себе зарплату до 16-ти рублей в день. Со мной не советуются. Если бы я и имел право голоса, это был бы всего один голос против сотен. Этот парень имеет 16 рублей в день, а я должен нанимать девушку за 4 рубля снимать тюки с его станка.”
Рита Дорр спросила мистера Чешира, правда ли, что те, кто не выполняет работу на фабрике, а работает только в комитете, являются высокооплачиваемыми работниками и продолжают получать свою зарплату. Мистер Чешир ответил утвердительно. Он показал журналистке станки, которые производят очень дорогую и редкую в Петербурге ткань, которую раньше импортировали из Германии и Великобритании.
Один из комитетчиков пожаловался мистеру Чеширу, что он нигде не может ее купить. Мистер Чешир заметил, что в этом нет ничего удивительного, поскольку фабрика производит теперь очень мало такой ткани. Он предложил рабочему сходить в цех и посмотреть, сколько станков простаивают из-за отсутствия рабочих. После этого Чешир предложил поставить на простаивающие станки четырех рабочих из комитета, обещая, что после этого ткань появится в продаже.
Рабочий согласился уговорить четырех комитетчиков занять рабочие места.
“И что Вы думаете эти рабочие потребовали за это? Они сказали, что занимались тяжелым умственным трудом в течение двух месяцев, и решили, что прежде чем приступить к работе, им нужен оплачиваемый месячный отдых.”
Но тут мистер Чешир был непреклонен. Он ответил, что лучше уж он тогда вовсе закроет фабрику. Тем не менее, это навело его на мысль, что комитет уже обсуждает возможность получения месячного отпуска через каждые два месяца работы.
“Они говорят, что умственный труд - они называют собрания в комитете умственной работой - намного тяжелее физического труда”
“Я рада за них, что они это обнаружили,”- заметила я. “Возможно, через некоторое время они заметят, что даже Вы принадлежите к пролетариям.”
“Если они еще раз повысят зарплату, “- сказал мистер Чешир, “Мне придется наниматься к ним на работу. И тогда им придется, действительно заняться тяжелым умственным трудом, чтобы придумать, чем платить мне, да и себе тоже.
Эта фабрика, и другие предприятия, принадлежащие нашей фамилии, все больше и больше работают в убыток.
Нам придется скоро закрыться. Мы должны были давно это сделать, но все надеялись на то, что будет сформировано сильное правительство, и промышленность, как и армия и флот, получат диктатуру.”
В этой отрасли комитет ввел восьмичасовой рабочий день, некоторые отрасли ввели шестичасовой день. Мне сказали, что некоторые рабочие заявляли, что двухчасовой рабочий день, это - то, к чему нужно стремиться. В некоторых местах предлагали закрытие фабрик на период трех жарких летних месяцев.
“Мы заканчиваем работу в пять часов,”-рассказывал мистер Чешир. “Однако уже в четыре я начинаю наблюдать рабочих, уходящих домой.”
Я смогла это наблюдать сама. Мужчина за мужчиной и женщина за женщиной, они выключали свои станки и начинали надевать обувь ( многие из них работали босиком). Они собирались группками, выглядывали в окна, разговаривали ни о чем, гуляли по цеху, некоторые вообще ушли. В половине пятого в цехах, по которым я прошлась, работала едва ли половина станков.
“Неужели так происходит везде? “ - задает вопрос журналистка.
"Именно так, если еще не хуже." - отвечает владелец. “Индустриальная Россия разрушается очень быстро”.
"В то время как Временное правительство обсуждало, каким образом работники постепенно , смогут стать заинтересованы в производстве и получить право голоса в управлении.Эти рабочие решили вопрос , выгнав своих нанимателей с производства и, получив контроль над предприятиями. Они повысили себе зарплаты, сократили рабочий день, уменьшили объем работ. Но они ничего не сделали для того, чтобы гарантировать себе постоянный доход." - рассказывает журналистка
Вот такой развал происходит в стране, когда работники захватывают средства производства.
"Все же возможно, что однажды, рабочие научатся владеть средствами производства, и тогда они будут использовать их ради общей пользы." - надеется Рита Дорр.
Выезд мистера Чешира и остальных владельцев и специалистов из страны, считает Рита Дорр, был знаменателен не только тем, что его предприятие обеспечивало важное для страны производство, а теперь страна не получит ценных товаров, но и потому, что его поступок может ускорить момент, когда доведенные до предела нищеты и голода русские люди оставят утопические идеи и согласятся на капиталистическое правительство, которое спасет их от голода и разрушения.
Тогда американской журналистке казалось, что все , что нужно России для успешного будущего - это капитализм и сильная рука.
Фабрика "И. А. Воронин, Лютш и Чешер".
Что значит зарплата в 16 рублей? читать
здесь