Опус 03.05 Чернавка
Пьеска (по сути фанфик) по мотивам произведения А.С. Пушкина "Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях".
Царевна вышла замуж и счастлива с королевичем, царица умерла, богатыри вернулись к прежней вольной жизни... а что же сталось с сенной девушкой Чернавкой?
Горница, освещенная солнцем. Дубовый стол, резное кресло, лавки, крытые ковром, по углам светцы, у окна большие пяльцы. На лавках сидят три девицы и шушукаются.
1-я девица. Что-то заспалась сегодня царевна наша. Солнце уж высоко, а всё почивает…
2-я девица (лукаво). Как не почивать! Всю ночь с молодым супругом небось о делах государственных беседовали, под утро только вышел.
Хихикают. Из опочивальни слышатся голоса, в горницу высовывается ещё одна девица.
4-я девица. Девки, государыня проснулась! Велит одеваться да поутренять (скрывается за дверью, 1-я и 2-я девицы убегают за ней).
3-я девица (кричит в сени). Эй! Государыня проснулась, трапезничать будет!
3-я девица торопливо обмахивает лоскутом стол и кресло, распахивает дверь в сени, принимает и расставляет на столе снедь.
Из опочивальни выходит царевна, в летнике, но с непокрытой головой, за ней прислужницы.
1-я девица. А покрывало, матушка?
4-я девица. А бровки насурьмить, щечки подрумянить, государыня?
Царевна (отмахивается). Ах, не хочу. Потом. (Садится за стол, тянется к кувшину).
2-я девица (подбегает). Позволь, налью.
3-я девица. Не зябко? Душегрею не подать ли?
Царевна (со вздохом). Ну налей. И не мельтешите боле, от вас голова кругом.
Девицы послушно отбегают и выстраиваются возле стены.
Царевна (заглядывает в одну плошку, отодвигает, берет другую). А что королевич? В своих покоях?
1-я девица. Сказывали - к дружине пошел и воеводу позвать приказал. А тебя, государыня, будить не велел.
Царевна (с нежностью). Вот неугомонный… (Девицы тихо хихикают.) А скажите-ка, голубушки, где сейчас царицы покойной девка-чернавка? Что делает?
1-я девица. Так под замком.
Царевна (бросает ложку, изумленно). Как - под замком?!
2-я девица. Да вот как посадили сразу после возвращения твоего, матушка, так и сидит.
Царевна. Выпустить немедля! И привести ко мне тотчас же!
3-я девица (с испугом). Государыня, да она же ведьма!
2-я девица. Глаз у неё черный, нехороший!
4-я девица. В воду её бросить давно надобно!
Царевна (встает, резко). Замолкните, клуши! (Спокойнее) Подите и скажите: девку-чернавку царевна приказала привести без промедления. А если кто спорить вздумает - сам под замком окажется.
Девицы кланяются и убегают. Царевна подходит к окну.
Царевна (негромко, раздумчиво). Ах, Елисей-Елисеюшка… всё-то по-своему повернуть хочешь, сокол мой ясный. Ан нет, не будет так.
Дверь в сени открывается, 1-я девица и 2-я девица девицы заводят Чернавку.
1-я девица. Вот, государыня, привели ведьму как велено.
Чернавка опускается на колени и земно кланяется.
Царевна. Встань, встань. (Девицам) А теперь ступайте и в сенях ждите. (Девицы уходят с недовольным видом, царевна жестом приглашает Чернавку подойти ближе). Не обессудь, голубушка, я и не знала, что тебя заперли.
Чернавка (встает, тихо). То не беда, государыня.
Царевна (после некоторой паузы). Что обещала тебя пожаловать - помню. От обещания не отпираюсь. Проси, что хочешь… но только меру знай.
Чернавка. Ничего не надо, государыня. Ты и так меня уже пожаловала.
Царевна. Это чем же?
Чернавка. Жизнью. Сказывали, супруг твой грозил меня конями разорвать, что останется - псам скормить… а ты не дала.
Царевна (уверенно). Это он грозил только, а делать ни за что не стал бы.
Чернавка. Как скажешь, государыня.
Царевна. Не веришь? Зря. Но не важно. Хорошо, будь по-твоему, пусть за первый раз, когда ты мне жизнь подарила, я расплатилась. А за второй раз чем тебя пожаловать?
Чернавка. Так значит, ты догадалась.
Царевна. Да уж мудрено было не догадаться, что мачеха не усыпить, убить меня велела. Но ты снова не послушалась, таким яблочком угостила, что всех обмануть смогла - даже волшебное зеркальце. (Задумчиво). Ты ведь и раньше была ко мне добра, когда я ещё совсем была малая. Смутно помню: сад, мачеха кричит на меня - что-то я плохо сделала, то ли какой-то редкий цветок сорвала, то ли не из тех ягод бусики снизала… она кричит, топает ногами, мамки-няньки мнутся, боятся слово молвить, а я уже плачу… тут подбегаешь ты, что-то ей тихо шепчешь - и она сразу умолкает, поворачивается и уходит, а няньки кидаются меня утешать. Помню подушечку с душистым сеном для добрых снов. Помню сладкий взвар… (Пауза) А потом всё вдруг закончилось.
Чернавка. Госпоже донесли, она разгневалась, побила даже. Да и мамки твои, государыня, гнали подальше, гусынями шипели.
Царевна. Они говорили, что ты ведьма, но я никогда не верила.
Чернавка. Не ведьма я, государыня. Но скажу не хвалясь, что в травах и зельях много ведаю.
Царевна. Мою мать тоже ты убила зельями?
Чернавка. Так ты знаешь…
Царевна. Я не глупа. И умею слышать, о чём шушукаются, когда думают, что я сплю или не замечаю. А о том, как внезапно и странно умерла матушка, шушукались многие. И о том, что старая кормилица матушки бросилась батюшке в ноги, умоляя не венчаться с той, которая царицу извела, но батюшка не внял и прогнал вон.
Чернавка. Не вини царя и не суди строго, государыня. Не в своём уме он был тогда.
Царевна. Ещё одно зелье? (Чернавка кивает). Вот же скверная баба… так хотелось ей царицей стать?
Чернавка. Не без того… но царя-батюшку она и впрямь любила без памяти.
Царевна. Да?.. думала, она кроме себя никого любить не умела. (Отходит от окна, садится в кресло, Чернавке). Присядь поближе, не стой столбом.
Чернавка (кланяется). Благодарствую (присаживается на лавку у стола).
Царевна. Коль голодна, бери что по нраву. (Чернавка отрицательно качает головой) Тогда обскажи-ка мне, голубушка, то, чего я ведать не ведаю, но очень хочу, - и о матушке, и о батюшке, и о… и о обо всём.
Чернавка. Долгая это будет сказка, государыня.
Царевна. То не печаль. Царь-батюшка на богомолье отправился, сокол мой ясный к дружине завеялся... никто не помешает.
Чернавка. Что же как пожелаешь, государыня. Расскажу, не утаю. Только не обессудь, издалека заходить придется.
Царевна. Так не томи, голубушка, сказывай.
Чернавка (после небольшой паузы). Началась эта повесть давным-давно: не токмо тебя, государыня, даже матушки твоей на свете не было ещё. В большом царстве, твоего батюшки-царя государстве жил да был боярин славный со своей женой доброй. Всё у него было: и богатая казна, и высокий терем, и верная челядь… только вот деток не давал бог долго-долго. Затяжелела боярыня впервые, когда у её ровесниц уже внучата бегали, еле-еле дитя выносила, мучилась, рожаючи, страшно, к ночи родила - да к утру и преставилась. (Царевна вздыхает.) Да, государыня, так вот счастье горем обернулось. Остался боярин в тоске превеликой с дочерью на руках. А дитя-то родилось маленькое, слабенькое, того гляди за матушкой отправится.
Собрал тогда боярин самых лучших лекарей, самых надёжных нянек и самых здоровых кормилиц, злато-серебро посулил, коли дитя выходят, а коль не уследят - кары грозные пообещал. Стала дочь ему светом в окошке, единственным утешением.
Выходили лекаря да няньки девочку. Годы шли, боярышня росла - вот только хоть её на руках носили, ветру дунуть не давали, пылинке упасть, была она всё одно чахлая, капризная… и очень некрасивая. (Царевна удивленно ахает.) Уж поверь, государыня, когда увидела я госпожу в первый раз - ажно испугалась. Сама тощая как лучинка, личико в желтизну, спинка кривенькая, волосики редкие, ходит шаркая - не девица, а старая старушка. И нраву злобного. А то подумать: какой тут нрав будет, если каждая жилка болит ежечасно?
Царевна. Не жди, что пожалею.
Чернавка. Не для того сказываю, чтобы жалела, но чтобы понимала. (Пауза.) Будешь дальше слушать, государыня? (Царевна кивает.) Боярин славный к тому времени уже и сам занемог. Мучила его дума - если умрёт, на кого недужная дочь останется, кто холить-лелеять будет? И тут прослышал он о великом мудреце, лекаре и звездочете, что как раз мимоездом в ваших краях оказался. Нашёл его боярин, земным поклоном кланялся, молил исцелить любимую дочь. Подумал мудрец немного - и согласился. Уж больно ему занятно стало, сумеет ли превозмочь злую долю!
Целый год с половиной прожил великий лекарь у боярина и с дочерью его возился с утра до ночи, почитай, каждый день. Отварами её поили, в настоях купали, тельце гнули да растирали, заставляли ходить, кормили яствами невкусными, зато полезными. Ох, и злилась она поначалу! Кричала, посуду била, вставать из постели не желала. А лекарь обошёлся с ней неласково, дал оплеуху и сказал: "Хочешь быть на свете всех милее? Тогда терпи!". Она ещё поплакала, потом зубы сцепила и сделала, как велено.
Долго ли, коротко, - стала боярышня здороветь и хорошеть. Боярин нарадоваться на неё не мог, лекаря величал кудесником. Тот же, увидев, что дело его сделано, заскучал и начал снова в странствия собираться. А так как без зелий да растираний каждодневных хвори к боярышне сразу вернулись бы, продал ей девку-невольницу, выученицу свою.
Царевна. Тебя.
Чернавка. Меня.
Царевна. И служила ты с тех пор ей верой и правдой, все приказы выполняла…
Чернавка. Пришлось.
Царевна (помолчав). То дело давнее. Дальше сказывай.
Чернавка. То, государыня, была присказка, теперь сказка начинается. Госпожа в возраст вошла, заневестилась… да старый боярин никак не мог с милой дочерью расстаться. Всё казалось ему, что нет для неё жениха, по красоте и богатству равного. А в ту пору царь-государь, батюшка твой, о наследниках грядущих думая, собрался пару себе найти да под честной венец повести. По обычаю стародавнему устроены были смотрины, со всего царства родовитых девиц собрали, и, конечно, мою госпожу не обошли. Она и впрямь была тогда хороша - где надо тонка, где надо кругла, лицом бела, без румян румяна, средь других девиц как пава среди кур. Помню, смотрит в зеркальце и приговаривает: "Я на свете всех милее, всех румяней и белее! Кому ж царицей быть, как не мне!". Но сердцу ведь не прикажешь, на её беду царю другая больше глянулась. Твоя матушка, может, и не так ярка была, но нравом кротка и добра, в речах скромна - и при том весела без притворства.
Госпожа, как о царском выборе прознала, поначалу словно ума лишилась - то рыдала, то ярилась, кричала, что жизнь не мила, что разлучница проклятая украла у неё суженого. Потом притихла, только очи стали словно у зверя хищного. Заставила меня показать, какие травы ядовитые, усмехнулась этак криво и говорит: "Ох, и больно мне… но боль терпеть мне не привыкать. Будет он мой". Боярин хотел увезти домой - воспротивилась, упросила после царского венчания к молодой царице на службу пристроить. Чуял старик, что добром это не кончится, но не смог своему ясному солнышку противоречить, царю с царицей челом бил. А матушка твоя, душа светлая, ни в ком зла видеть не видела и принять её согласилась. Так и завязался этот узелок крепкий.
Царевна. Умна была змеища.
Чернавка. Умна. При царице услужлива да приветлива была, нрав смиряла до времени… вот холопьям её нелегко приходилось. Боярин уж не вставал, заступиться не мог, а у госпожи рука была тяжелая. Я-то ей нужна была - и то попадало, а над другими лютовала так… нет, не буду сказывать, прости.
Царевна. Бедные… (Пауза.) А ты никогда не думала…
Чернавка. Думала, не скрою. Только что потом бы со мной сталось? Боялись меня за занятья мои, сторонились, ведьмой кликали. Этот хомут привычный, а новый как бы шею не сломал.
Царевна. Твоя правда.
Чернавка. Сказывать дальше?
Царевна. Сказывай.
Чернавка. В те поры война была, пришлось царю дружину собирать и в поход отправляться. А вскоре по всем признакам обнаружилось, что царица молодая, матушка твоя, непраздна. Гонца с вестью радостной отослали, да не мог царь-отец вернуться, войско бросив. Тосковала по нему царица, всё у окна сидела, ждала с утра до ночи… К сочельнику наступил срок родин. Госпожа моя к тому времени все пальцы искусала в надежде, что не так что-нибудь пойдёт, что приберёт бог царицу как её матушку прибрал, и не придётся самой грех на душу брать. Да не случилось: легко ты пришла на свет, царица по всему оправилась бы быстро - да тут ещё царь-батюшка гонца прислал, что уж к столице подъезжает и с часу на час будет. И такая зависть и злоба её одолели, что достала она припрятанный яд, в сбитень добавила и своими ручками белыми поднесла царице молодой поутру. Та, бедняжка, только и успела, что разок на дитя желанное и супруга милого взглянуть перед кончиной.
Царевна. И никто, кроме старой матушкиной кормилицы, дурного не подумал?..
Чернавка. Да кто бы тогда подумал, царевна! На людях госпожа печаловалась горше всех. Потом уж, когда сама царицей стала, нрав свой гордый и ревнивый оказала, стали шептать всякое… но уж поздно было.
Царевна. Хитра, хитра! А как случилось, что батюшка мой ей в сети попался?
Чернавка. Как бы тебе сказать… Впрочем, ты, царевна милая, теперь не девица невинная, мужняя жена, потому не серчай, что говорить буду открыто - статью и силой мужской бог одарил царя немалой. (Царевна смущенно отводит взгляд.) Горевал сначала сильно, неутешен был… да время шло, тоска стихла. Покойным-то ничего не надобно, а он живой человек - вот и заскучал по ласке. Крепился, правда, сколь мог, но стал на девиц поглядывать с желанием. Госпожа моя это приметила, стала ему на пути попадаться там и сям, то очами томными поведёт, то уста приоткроет, то коснётся невзначай. А потом велела зелье приготовить, от которого такой огонь в чреслах мужских разгорается, что и коряга с дуплом красной девой покажется.
Царевна (стыдливо отворачивается, прикрывая лицо рукавом). Ну, полно… речи твои вольные…
Чернавка (улыбаясь). Не буду, не буду. Одно лишь скажу: спозналась госпожа с царём-батюшкой ещё до того, как под венец с ним пошла.
Царевна. Ох, бесстыжая-то! (Озабоченно.) Погоди-ка, голубушка… это что - у всех мужей так? И когда я, бог даст, затяжелею… иль Елисеюшке, соколу моему ясному, без меня куда отправиться надолго придётся, он заскучает и будет на девок засматриваться?..
Чернавка (улыбаясь). Хочешь, я тебе на ушко нашепчу, что делать надо, чтобы не засматривался?
Царевна (снова смущаясь). Может, потом… когда-нибудь. Не о том мы говорим.
Чернавка. Так дальше ли сказывать? Точно ли всю правду знать хочешь?
Царевна. Да. Иначе покою мне не будет.
Чернавка. Что ж, твоя воля. Только уж позволь не растекаться долго, как ты росла-расцветала, не то до завтрева не поспеть.
Царевна. Ох, истину глаголешь! Оно и незачем, о себе сама знаю. Ты скажи одно - за что мачеха меня так возненавидела, что извести вдруг порешила? По чести сказать, ничем её не обижала, дурного слова не молвила… мы и виделись, почитай, не каждый день и даже не каждую седмицу. Неужто только за то, что её зеркальце чудесное меня румяней и белее сочло?
Чернавка (склоняется к царевне, заговорщицким полушепотом). Открою тебе, царевна, страшную и заветную тайну… (Загадочно умолкает.)
Царевна (тоже склоняется к Чернавке, нетерпеливо). Ну? Говори же?
Чернавка (обычным голосом). Не чудесное оно вовсе. Самое простое стекло, лишь чистота хороша и работа тонка.
Царевна ещё мгновение смотрит на Чернавку изумленно, потом откидывается на спинку кресла и звонко хохочет.
Царевна (сквозь смех). Не шутишь? (Чернавка, улыбаясь, качает головой отрицательно.) Вот потеха - так потеха! Всех обманула, лиса! А мы-то, курицы, и впрямь думали, что зеркальце говорить умеет!
Чернавка. А ты подмечала, что с зеркальцем мачеха твоя говорила только наедине, когда никого рядом нет? Она больше всего боялась красоты лишиться, вот мудрец-лекарь её и научил: как тревога одолеет, спроси зеркальце - и сама ответь себе за него, изменив голос, "Я на свете всех милее!", сразу успокоишься. Кто-то услышал невзначай, что вроде как двое беседуют, - вот и слух пошёл.
Царевна. Как же проста отгадка оказывается, когда тебе всё расскажут и объяснят!
Чернавка. Очень ей это помогало… но до поры до времени.
Царевна. А потом что стряслось?
Чернавка. Я, царевна, не подруга задушевная госпоже была, лишь покорная раба, мысли свои сокровенные она мне не поверяла. Расскажу как понимаю, не обессудь, а верно ли поняла - бог весть.
Царевна. Ох, не скромничай, голубушка. Ты и разумна, и приметлива, суждению твоему верить можно.
Чернавка. Спасибо на добром слове, государыня. Прости дерзость мою… (берёт руку царевны и целует, царевна мягко отстраняется). О чём я речь-то вела… ах, да! Пока ты росла, царевна, она старалась лишний раз тебя не видеть, потому как - хочешь верь, хочешь нет - сразу вспоминала, как матушку твою отравила и как та почти на руках у неё умирала. Грех душу тяготил.
Царевна (резко). Может, и тяготил… Но от другого греха не сберёг! Матушка, сама того не ведая, ей дорогу перешла - а я чем прогневала?!
Чернавка. Молодостью своей. Тем, что твоя краса расцветала, а её - вянуть стала. Так случилось, что ненароком услыхала я, как царь-батюшка сказывал ей: мол, какого дочери-красавице жениха хорошего сыскал, завтра девичник, за ним скоро свадебка, глядишь, и детушки пойдут, будет, кому престол передать, коль сынка-наследника самому бог не дал вовремя - а теперь уж что говорить, срок почти прошёл. Царице как ножом по сердцу это слова пришлись, особливо потому, что ближние бояре батюшке-царю не раз до того пеняли - царица, мол, неплодна, надо бы ей в монастырь, постриг принять, а царю другую взять. Да она бы рада была родить, но чрево больно слабое было, не держало, и ничем эту хворь не исправить было. После разговора весь день не ела она ничего, всю ночь без сна проворочалась, то и дело плакала, от того голову разломило - не порадовало её зеркальце в то утро. И на пущую беду увидела она, когда девки ей косу расчёсывали-плели, седой волосок… Перестал помогать её заговор.
Царевна. Но ведь если бы я умерла - она не помолодела бы!
Чернавка. Да. Но, убив, она не видела бы перед собой тебя - здоровую, тебя - красивую, тебя - молодую, тебя - детную, тебя - безгрешную. Такую, какой она сама не была никогда.
Царевна (после паузы). Видно, лекарь тот, какой бы ни был мудрец, тело мачехе излечить сумел, а душа так и осталась покалечена… жалкая она. И всё одно не пойму её…
Чернавка. И не надо.
Царевна. А ты? Почему ты меня не погубила? Тебе ведь могло тяжело прийтись, что наказ не исполнила…
Чернавка. Не захотела. В душе-то я всегда тебя любила. Хоть и не подпускали к тебе, но издалека украдкою смотрела, голосок твой милый слышала - и душа радовалась А царица… я тебе так скажу, царевна, - она от страха совсем ума лишилась. Все ж только и говорили, как так случилось, что дочка царская пропала, вот и стало ей казаться, что царь-батюшка от тоски и тревоги охладел к ней, что люди на неё кивают, смотрят с подозрением. Тут на беду молва пошла, что у семи богатырей в тереме откуда не возьмись появилась девица-красавица. Может, я чем себя выдала ненароком, не ведаю, но она вдруг на меня как буря налетела - я уж не чаяла живой остаться. Рогаткой грозила… испугалась я и призналася во всём.
Царевна. Бедная моя…
Чернавка. Вот так и пришлось тебе то яблочко налитое поднести, потому как положила царица иль мне не жить, иль тебя погубить. Я так рассудила: пусть думает, что умерла ты, успокоится маленько, а то, глядишь, нашла бы она иную оказию и если не я с ядом, так лихой человек с железом подкрался бы. А царю-батюшке открыться не решилась, он бы царице, жене любезной, всяко больше поверил бы, чем девке-чернавке.
Царевна. Умно, голубушка, придумала, умно.
Чернавка. Одного боялась до смерти - как бы не похоронили тебя братья-богатыри… но тут бог миловал, обошлось. Они - лесовики, тоже кой-что понимают. Хотела поискать случая и жениху твоему, королевичу, подать весточку. Он-то тогда далеко был, в поисках по белу свету скакал.
Царевна. Искал далеко, а нашёл близко.
Чернавка (улыбается). Добрый ветер помог.
Царевна (с лукавинкой). Не подскажешь, как тот ветер звать-величать? А то, небось, веет на просторе и ведать не ведает, что о нём вздыхают…
Чернавка. Ах, о чём ты, государыня!..
Царевна (с лукавинкой). Молчу, молчу! (Посерьёзнев) Ещё одно спрошу, а ты ответь без страха, никто не узнает и тебя винить не станет. Мачеха моя и впрямь сама от тоски умерла… иль ты помогла?
Чернавка. Не пришлось помогать. Как поняла она, что жива ты, что козни напрасно строила - затосковала смертно, свет белый немил стал. Вот тогда ей последний раз зелье и пригодилось, такое же, каким твою матушку напоила.
Царевна. Что же, может, так оно и к лучшему, что сама решилась, а не батюшке пришлось… (Помолчав) Рада я, что ты мне поведала всё и без утайки. Так ведь?
Чернавка. Как на духу, государыня.
Царевна. На любовь и доброту твою сердечную хочу, душа моя, ответить лаской. Скажи, чем могу тебя пожаловать, чем порадовать?
Чернавка (встает, прижимает руки к груди). Об одном попрошу - не прогоняй меня, позволь служить тебе верой и правдой!
Царевна (тоже встаёт). Будь по-твоему. Служи, только не как раба сенная, а как девица вольная, служанка ближняя. (Чернавка тихо вскрикивает и низко кланяется) А как вернется царь-батюшка, мы с королевичем, супругом моим, в свой город отправимся, из тех, что в приданое дадены, - станешь там моей ключницей.
Чернавка. Царевна, добра ты сверх меры, но о том не пожалеешь! (Снова кланяется в пояс.)
Царевна (со смешком). Вот девки-то мои раскудахчутся! Да и пусть их.
Чернавка. А если королевич рассердится? Не жалует он меня…
Царевна. Так ему наплели, что ты меня в лес волкам свела, вот и грозен был. А как правду узнает - сам повинится и благодарить станет.
Слышен стук, дверь приоткрывается, забегают 1-я и 2-я девицы.
1-я девица. Государыня, супруг твой, королевич, возвернулся!
2-я девица (выглядывая из-за 1-й девицы). Хочет тебя повидать, матушка!
Царевна. Лёгок на помине, сокол быстрокрылый! (Чернавке) Ты иди пока, к вечеру позову (Чернавка кланяется и выскальзывает в сени. Девицам) Поспешите, красавицы, покрывало мне сыщите да помогите другой летник надеть, понаряднее!
Царевна уходит в опочивальню, девицы за ней. Через мгновение в горницу бесшумно проскальзывает Чернавка, подходит к столу, достает из рукава крохотный флакончик. Открыв его, хочет было капнуть зелье в кубок царевны… но останавливается. Закрывает флакончик, снова прячет в рукав.
Чернавка (чуть слышно). Жизнь моя, душа моя, звездочка ясная! Ничего, придет время, ты и без зелья полюбишь меня так, как я тебя люблю. А пока… пока ласкай своего милого, коль сердечко твоё этого хочет. Я подожду!
Снова бесшумной и быстрой тенью выскальзывает из солнечной горницы в темные сени.
Конец
Царевна вышла замуж и счастлива с королевичем, царица умерла, богатыри вернулись к прежней вольной жизни... а что же сталось с сенной девушкой Чернавкой?
Горница, освещенная солнцем. Дубовый стол, резное кресло, лавки, крытые ковром, по углам светцы, у окна большие пяльцы. На лавках сидят три девицы и шушукаются.
1-я девица. Что-то заспалась сегодня царевна наша. Солнце уж высоко, а всё почивает…
2-я девица (лукаво). Как не почивать! Всю ночь с молодым супругом небось о делах государственных беседовали, под утро только вышел.
Хихикают. Из опочивальни слышатся голоса, в горницу высовывается ещё одна девица.
4-я девица. Девки, государыня проснулась! Велит одеваться да поутренять (скрывается за дверью, 1-я и 2-я девицы убегают за ней).
3-я девица (кричит в сени). Эй! Государыня проснулась, трапезничать будет!
3-я девица торопливо обмахивает лоскутом стол и кресло, распахивает дверь в сени, принимает и расставляет на столе снедь.
Из опочивальни выходит царевна, в летнике, но с непокрытой головой, за ней прислужницы.
1-я девица. А покрывало, матушка?
4-я девица. А бровки насурьмить, щечки подрумянить, государыня?
Царевна (отмахивается). Ах, не хочу. Потом. (Садится за стол, тянется к кувшину).
2-я девица (подбегает). Позволь, налью.
3-я девица. Не зябко? Душегрею не подать ли?
Царевна (со вздохом). Ну налей. И не мельтешите боле, от вас голова кругом.
Девицы послушно отбегают и выстраиваются возле стены.
Царевна (заглядывает в одну плошку, отодвигает, берет другую). А что королевич? В своих покоях?
1-я девица. Сказывали - к дружине пошел и воеводу позвать приказал. А тебя, государыня, будить не велел.
Царевна (с нежностью). Вот неугомонный… (Девицы тихо хихикают.) А скажите-ка, голубушки, где сейчас царицы покойной девка-чернавка? Что делает?
1-я девица. Так под замком.
Царевна (бросает ложку, изумленно). Как - под замком?!
2-я девица. Да вот как посадили сразу после возвращения твоего, матушка, так и сидит.
Царевна. Выпустить немедля! И привести ко мне тотчас же!
3-я девица (с испугом). Государыня, да она же ведьма!
2-я девица. Глаз у неё черный, нехороший!
4-я девица. В воду её бросить давно надобно!
Царевна (встает, резко). Замолкните, клуши! (Спокойнее) Подите и скажите: девку-чернавку царевна приказала привести без промедления. А если кто спорить вздумает - сам под замком окажется.
Девицы кланяются и убегают. Царевна подходит к окну.
Царевна (негромко, раздумчиво). Ах, Елисей-Елисеюшка… всё-то по-своему повернуть хочешь, сокол мой ясный. Ан нет, не будет так.
Дверь в сени открывается, 1-я девица и 2-я девица девицы заводят Чернавку.
1-я девица. Вот, государыня, привели ведьму как велено.
Чернавка опускается на колени и земно кланяется.
Царевна. Встань, встань. (Девицам) А теперь ступайте и в сенях ждите. (Девицы уходят с недовольным видом, царевна жестом приглашает Чернавку подойти ближе). Не обессудь, голубушка, я и не знала, что тебя заперли.
Чернавка (встает, тихо). То не беда, государыня.
Царевна (после некоторой паузы). Что обещала тебя пожаловать - помню. От обещания не отпираюсь. Проси, что хочешь… но только меру знай.
Чернавка. Ничего не надо, государыня. Ты и так меня уже пожаловала.
Царевна. Это чем же?
Чернавка. Жизнью. Сказывали, супруг твой грозил меня конями разорвать, что останется - псам скормить… а ты не дала.
Царевна (уверенно). Это он грозил только, а делать ни за что не стал бы.
Чернавка. Как скажешь, государыня.
Царевна. Не веришь? Зря. Но не важно. Хорошо, будь по-твоему, пусть за первый раз, когда ты мне жизнь подарила, я расплатилась. А за второй раз чем тебя пожаловать?
Чернавка. Так значит, ты догадалась.
Царевна. Да уж мудрено было не догадаться, что мачеха не усыпить, убить меня велела. Но ты снова не послушалась, таким яблочком угостила, что всех обмануть смогла - даже волшебное зеркальце. (Задумчиво). Ты ведь и раньше была ко мне добра, когда я ещё совсем была малая. Смутно помню: сад, мачеха кричит на меня - что-то я плохо сделала, то ли какой-то редкий цветок сорвала, то ли не из тех ягод бусики снизала… она кричит, топает ногами, мамки-няньки мнутся, боятся слово молвить, а я уже плачу… тут подбегаешь ты, что-то ей тихо шепчешь - и она сразу умолкает, поворачивается и уходит, а няньки кидаются меня утешать. Помню подушечку с душистым сеном для добрых снов. Помню сладкий взвар… (Пауза) А потом всё вдруг закончилось.
Чернавка. Госпоже донесли, она разгневалась, побила даже. Да и мамки твои, государыня, гнали подальше, гусынями шипели.
Царевна. Они говорили, что ты ведьма, но я никогда не верила.
Чернавка. Не ведьма я, государыня. Но скажу не хвалясь, что в травах и зельях много ведаю.
Царевна. Мою мать тоже ты убила зельями?
Чернавка. Так ты знаешь…
Царевна. Я не глупа. И умею слышать, о чём шушукаются, когда думают, что я сплю или не замечаю. А о том, как внезапно и странно умерла матушка, шушукались многие. И о том, что старая кормилица матушки бросилась батюшке в ноги, умоляя не венчаться с той, которая царицу извела, но батюшка не внял и прогнал вон.
Чернавка. Не вини царя и не суди строго, государыня. Не в своём уме он был тогда.
Царевна. Ещё одно зелье? (Чернавка кивает). Вот же скверная баба… так хотелось ей царицей стать?
Чернавка. Не без того… но царя-батюшку она и впрямь любила без памяти.
Царевна. Да?.. думала, она кроме себя никого любить не умела. (Отходит от окна, садится в кресло, Чернавке). Присядь поближе, не стой столбом.
Чернавка (кланяется). Благодарствую (присаживается на лавку у стола).
Царевна. Коль голодна, бери что по нраву. (Чернавка отрицательно качает головой) Тогда обскажи-ка мне, голубушка, то, чего я ведать не ведаю, но очень хочу, - и о матушке, и о батюшке, и о… и о обо всём.
Чернавка. Долгая это будет сказка, государыня.
Царевна. То не печаль. Царь-батюшка на богомолье отправился, сокол мой ясный к дружине завеялся... никто не помешает.
Чернавка. Что же как пожелаешь, государыня. Расскажу, не утаю. Только не обессудь, издалека заходить придется.
Царевна. Так не томи, голубушка, сказывай.
Чернавка (после небольшой паузы). Началась эта повесть давным-давно: не токмо тебя, государыня, даже матушки твоей на свете не было ещё. В большом царстве, твоего батюшки-царя государстве жил да был боярин славный со своей женой доброй. Всё у него было: и богатая казна, и высокий терем, и верная челядь… только вот деток не давал бог долго-долго. Затяжелела боярыня впервые, когда у её ровесниц уже внучата бегали, еле-еле дитя выносила, мучилась, рожаючи, страшно, к ночи родила - да к утру и преставилась. (Царевна вздыхает.) Да, государыня, так вот счастье горем обернулось. Остался боярин в тоске превеликой с дочерью на руках. А дитя-то родилось маленькое, слабенькое, того гляди за матушкой отправится.
Собрал тогда боярин самых лучших лекарей, самых надёжных нянек и самых здоровых кормилиц, злато-серебро посулил, коли дитя выходят, а коль не уследят - кары грозные пообещал. Стала дочь ему светом в окошке, единственным утешением.
Выходили лекаря да няньки девочку. Годы шли, боярышня росла - вот только хоть её на руках носили, ветру дунуть не давали, пылинке упасть, была она всё одно чахлая, капризная… и очень некрасивая. (Царевна удивленно ахает.) Уж поверь, государыня, когда увидела я госпожу в первый раз - ажно испугалась. Сама тощая как лучинка, личико в желтизну, спинка кривенькая, волосики редкие, ходит шаркая - не девица, а старая старушка. И нраву злобного. А то подумать: какой тут нрав будет, если каждая жилка болит ежечасно?
Царевна. Не жди, что пожалею.
Чернавка. Не для того сказываю, чтобы жалела, но чтобы понимала. (Пауза.) Будешь дальше слушать, государыня? (Царевна кивает.) Боярин славный к тому времени уже и сам занемог. Мучила его дума - если умрёт, на кого недужная дочь останется, кто холить-лелеять будет? И тут прослышал он о великом мудреце, лекаре и звездочете, что как раз мимоездом в ваших краях оказался. Нашёл его боярин, земным поклоном кланялся, молил исцелить любимую дочь. Подумал мудрец немного - и согласился. Уж больно ему занятно стало, сумеет ли превозмочь злую долю!
Целый год с половиной прожил великий лекарь у боярина и с дочерью его возился с утра до ночи, почитай, каждый день. Отварами её поили, в настоях купали, тельце гнули да растирали, заставляли ходить, кормили яствами невкусными, зато полезными. Ох, и злилась она поначалу! Кричала, посуду била, вставать из постели не желала. А лекарь обошёлся с ней неласково, дал оплеуху и сказал: "Хочешь быть на свете всех милее? Тогда терпи!". Она ещё поплакала, потом зубы сцепила и сделала, как велено.
Долго ли, коротко, - стала боярышня здороветь и хорошеть. Боярин нарадоваться на неё не мог, лекаря величал кудесником. Тот же, увидев, что дело его сделано, заскучал и начал снова в странствия собираться. А так как без зелий да растираний каждодневных хвори к боярышне сразу вернулись бы, продал ей девку-невольницу, выученицу свою.
Царевна. Тебя.
Чернавка. Меня.
Царевна. И служила ты с тех пор ей верой и правдой, все приказы выполняла…
Чернавка. Пришлось.
Царевна (помолчав). То дело давнее. Дальше сказывай.
Чернавка. То, государыня, была присказка, теперь сказка начинается. Госпожа в возраст вошла, заневестилась… да старый боярин никак не мог с милой дочерью расстаться. Всё казалось ему, что нет для неё жениха, по красоте и богатству равного. А в ту пору царь-государь, батюшка твой, о наследниках грядущих думая, собрался пару себе найти да под честной венец повести. По обычаю стародавнему устроены были смотрины, со всего царства родовитых девиц собрали, и, конечно, мою госпожу не обошли. Она и впрямь была тогда хороша - где надо тонка, где надо кругла, лицом бела, без румян румяна, средь других девиц как пава среди кур. Помню, смотрит в зеркальце и приговаривает: "Я на свете всех милее, всех румяней и белее! Кому ж царицей быть, как не мне!". Но сердцу ведь не прикажешь, на её беду царю другая больше глянулась. Твоя матушка, может, и не так ярка была, но нравом кротка и добра, в речах скромна - и при том весела без притворства.
Госпожа, как о царском выборе прознала, поначалу словно ума лишилась - то рыдала, то ярилась, кричала, что жизнь не мила, что разлучница проклятая украла у неё суженого. Потом притихла, только очи стали словно у зверя хищного. Заставила меня показать, какие травы ядовитые, усмехнулась этак криво и говорит: "Ох, и больно мне… но боль терпеть мне не привыкать. Будет он мой". Боярин хотел увезти домой - воспротивилась, упросила после царского венчания к молодой царице на службу пристроить. Чуял старик, что добром это не кончится, но не смог своему ясному солнышку противоречить, царю с царицей челом бил. А матушка твоя, душа светлая, ни в ком зла видеть не видела и принять её согласилась. Так и завязался этот узелок крепкий.
Царевна. Умна была змеища.
Чернавка. Умна. При царице услужлива да приветлива была, нрав смиряла до времени… вот холопьям её нелегко приходилось. Боярин уж не вставал, заступиться не мог, а у госпожи рука была тяжелая. Я-то ей нужна была - и то попадало, а над другими лютовала так… нет, не буду сказывать, прости.
Царевна. Бедные… (Пауза.) А ты никогда не думала…
Чернавка. Думала, не скрою. Только что потом бы со мной сталось? Боялись меня за занятья мои, сторонились, ведьмой кликали. Этот хомут привычный, а новый как бы шею не сломал.
Царевна. Твоя правда.
Чернавка. Сказывать дальше?
Царевна. Сказывай.
Чернавка. В те поры война была, пришлось царю дружину собирать и в поход отправляться. А вскоре по всем признакам обнаружилось, что царица молодая, матушка твоя, непраздна. Гонца с вестью радостной отослали, да не мог царь-отец вернуться, войско бросив. Тосковала по нему царица, всё у окна сидела, ждала с утра до ночи… К сочельнику наступил срок родин. Госпожа моя к тому времени все пальцы искусала в надежде, что не так что-нибудь пойдёт, что приберёт бог царицу как её матушку прибрал, и не придётся самой грех на душу брать. Да не случилось: легко ты пришла на свет, царица по всему оправилась бы быстро - да тут ещё царь-батюшка гонца прислал, что уж к столице подъезжает и с часу на час будет. И такая зависть и злоба её одолели, что достала она припрятанный яд, в сбитень добавила и своими ручками белыми поднесла царице молодой поутру. Та, бедняжка, только и успела, что разок на дитя желанное и супруга милого взглянуть перед кончиной.
Царевна. И никто, кроме старой матушкиной кормилицы, дурного не подумал?..
Чернавка. Да кто бы тогда подумал, царевна! На людях госпожа печаловалась горше всех. Потом уж, когда сама царицей стала, нрав свой гордый и ревнивый оказала, стали шептать всякое… но уж поздно было.
Царевна. Хитра, хитра! А как случилось, что батюшка мой ей в сети попался?
Чернавка. Как бы тебе сказать… Впрочем, ты, царевна милая, теперь не девица невинная, мужняя жена, потому не серчай, что говорить буду открыто - статью и силой мужской бог одарил царя немалой. (Царевна смущенно отводит взгляд.) Горевал сначала сильно, неутешен был… да время шло, тоска стихла. Покойным-то ничего не надобно, а он живой человек - вот и заскучал по ласке. Крепился, правда, сколь мог, но стал на девиц поглядывать с желанием. Госпожа моя это приметила, стала ему на пути попадаться там и сям, то очами томными поведёт, то уста приоткроет, то коснётся невзначай. А потом велела зелье приготовить, от которого такой огонь в чреслах мужских разгорается, что и коряга с дуплом красной девой покажется.
Царевна (стыдливо отворачивается, прикрывая лицо рукавом). Ну, полно… речи твои вольные…
Чернавка (улыбаясь). Не буду, не буду. Одно лишь скажу: спозналась госпожа с царём-батюшкой ещё до того, как под венец с ним пошла.
Царевна. Ох, бесстыжая-то! (Озабоченно.) Погоди-ка, голубушка… это что - у всех мужей так? И когда я, бог даст, затяжелею… иль Елисеюшке, соколу моему ясному, без меня куда отправиться надолго придётся, он заскучает и будет на девок засматриваться?..
Чернавка (улыбаясь). Хочешь, я тебе на ушко нашепчу, что делать надо, чтобы не засматривался?
Царевна (снова смущаясь). Может, потом… когда-нибудь. Не о том мы говорим.
Чернавка. Так дальше ли сказывать? Точно ли всю правду знать хочешь?
Царевна. Да. Иначе покою мне не будет.
Чернавка. Что ж, твоя воля. Только уж позволь не растекаться долго, как ты росла-расцветала, не то до завтрева не поспеть.
Царевна. Ох, истину глаголешь! Оно и незачем, о себе сама знаю. Ты скажи одно - за что мачеха меня так возненавидела, что извести вдруг порешила? По чести сказать, ничем её не обижала, дурного слова не молвила… мы и виделись, почитай, не каждый день и даже не каждую седмицу. Неужто только за то, что её зеркальце чудесное меня румяней и белее сочло?
Чернавка (склоняется к царевне, заговорщицким полушепотом). Открою тебе, царевна, страшную и заветную тайну… (Загадочно умолкает.)
Царевна (тоже склоняется к Чернавке, нетерпеливо). Ну? Говори же?
Чернавка (обычным голосом). Не чудесное оно вовсе. Самое простое стекло, лишь чистота хороша и работа тонка.
Царевна ещё мгновение смотрит на Чернавку изумленно, потом откидывается на спинку кресла и звонко хохочет.
Царевна (сквозь смех). Не шутишь? (Чернавка, улыбаясь, качает головой отрицательно.) Вот потеха - так потеха! Всех обманула, лиса! А мы-то, курицы, и впрямь думали, что зеркальце говорить умеет!
Чернавка. А ты подмечала, что с зеркальцем мачеха твоя говорила только наедине, когда никого рядом нет? Она больше всего боялась красоты лишиться, вот мудрец-лекарь её и научил: как тревога одолеет, спроси зеркальце - и сама ответь себе за него, изменив голос, "Я на свете всех милее!", сразу успокоишься. Кто-то услышал невзначай, что вроде как двое беседуют, - вот и слух пошёл.
Царевна. Как же проста отгадка оказывается, когда тебе всё расскажут и объяснят!
Чернавка. Очень ей это помогало… но до поры до времени.
Царевна. А потом что стряслось?
Чернавка. Я, царевна, не подруга задушевная госпоже была, лишь покорная раба, мысли свои сокровенные она мне не поверяла. Расскажу как понимаю, не обессудь, а верно ли поняла - бог весть.
Царевна. Ох, не скромничай, голубушка. Ты и разумна, и приметлива, суждению твоему верить можно.
Чернавка. Спасибо на добром слове, государыня. Прости дерзость мою… (берёт руку царевны и целует, царевна мягко отстраняется). О чём я речь-то вела… ах, да! Пока ты росла, царевна, она старалась лишний раз тебя не видеть, потому как - хочешь верь, хочешь нет - сразу вспоминала, как матушку твою отравила и как та почти на руках у неё умирала. Грех душу тяготил.
Царевна (резко). Может, и тяготил… Но от другого греха не сберёг! Матушка, сама того не ведая, ей дорогу перешла - а я чем прогневала?!
Чернавка. Молодостью своей. Тем, что твоя краса расцветала, а её - вянуть стала. Так случилось, что ненароком услыхала я, как царь-батюшка сказывал ей: мол, какого дочери-красавице жениха хорошего сыскал, завтра девичник, за ним скоро свадебка, глядишь, и детушки пойдут, будет, кому престол передать, коль сынка-наследника самому бог не дал вовремя - а теперь уж что говорить, срок почти прошёл. Царице как ножом по сердцу это слова пришлись, особливо потому, что ближние бояре батюшке-царю не раз до того пеняли - царица, мол, неплодна, надо бы ей в монастырь, постриг принять, а царю другую взять. Да она бы рада была родить, но чрево больно слабое было, не держало, и ничем эту хворь не исправить было. После разговора весь день не ела она ничего, всю ночь без сна проворочалась, то и дело плакала, от того голову разломило - не порадовало её зеркальце в то утро. И на пущую беду увидела она, когда девки ей косу расчёсывали-плели, седой волосок… Перестал помогать её заговор.
Царевна. Но ведь если бы я умерла - она не помолодела бы!
Чернавка. Да. Но, убив, она не видела бы перед собой тебя - здоровую, тебя - красивую, тебя - молодую, тебя - детную, тебя - безгрешную. Такую, какой она сама не была никогда.
Царевна (после паузы). Видно, лекарь тот, какой бы ни был мудрец, тело мачехе излечить сумел, а душа так и осталась покалечена… жалкая она. И всё одно не пойму её…
Чернавка. И не надо.
Царевна. А ты? Почему ты меня не погубила? Тебе ведь могло тяжело прийтись, что наказ не исполнила…
Чернавка. Не захотела. В душе-то я всегда тебя любила. Хоть и не подпускали к тебе, но издалека украдкою смотрела, голосок твой милый слышала - и душа радовалась А царица… я тебе так скажу, царевна, - она от страха совсем ума лишилась. Все ж только и говорили, как так случилось, что дочка царская пропала, вот и стало ей казаться, что царь-батюшка от тоски и тревоги охладел к ней, что люди на неё кивают, смотрят с подозрением. Тут на беду молва пошла, что у семи богатырей в тереме откуда не возьмись появилась девица-красавица. Может, я чем себя выдала ненароком, не ведаю, но она вдруг на меня как буря налетела - я уж не чаяла живой остаться. Рогаткой грозила… испугалась я и призналася во всём.
Царевна. Бедная моя…
Чернавка. Вот так и пришлось тебе то яблочко налитое поднести, потому как положила царица иль мне не жить, иль тебя погубить. Я так рассудила: пусть думает, что умерла ты, успокоится маленько, а то, глядишь, нашла бы она иную оказию и если не я с ядом, так лихой человек с железом подкрался бы. А царю-батюшке открыться не решилась, он бы царице, жене любезной, всяко больше поверил бы, чем девке-чернавке.
Царевна. Умно, голубушка, придумала, умно.
Чернавка. Одного боялась до смерти - как бы не похоронили тебя братья-богатыри… но тут бог миловал, обошлось. Они - лесовики, тоже кой-что понимают. Хотела поискать случая и жениху твоему, королевичу, подать весточку. Он-то тогда далеко был, в поисках по белу свету скакал.
Царевна. Искал далеко, а нашёл близко.
Чернавка (улыбается). Добрый ветер помог.
Царевна (с лукавинкой). Не подскажешь, как тот ветер звать-величать? А то, небось, веет на просторе и ведать не ведает, что о нём вздыхают…
Чернавка. Ах, о чём ты, государыня!..
Царевна (с лукавинкой). Молчу, молчу! (Посерьёзнев) Ещё одно спрошу, а ты ответь без страха, никто не узнает и тебя винить не станет. Мачеха моя и впрямь сама от тоски умерла… иль ты помогла?
Чернавка. Не пришлось помогать. Как поняла она, что жива ты, что козни напрасно строила - затосковала смертно, свет белый немил стал. Вот тогда ей последний раз зелье и пригодилось, такое же, каким твою матушку напоила.
Царевна. Что же, может, так оно и к лучшему, что сама решилась, а не батюшке пришлось… (Помолчав) Рада я, что ты мне поведала всё и без утайки. Так ведь?
Чернавка. Как на духу, государыня.
Царевна. На любовь и доброту твою сердечную хочу, душа моя, ответить лаской. Скажи, чем могу тебя пожаловать, чем порадовать?
Чернавка (встает, прижимает руки к груди). Об одном попрошу - не прогоняй меня, позволь служить тебе верой и правдой!
Царевна (тоже встаёт). Будь по-твоему. Служи, только не как раба сенная, а как девица вольная, служанка ближняя. (Чернавка тихо вскрикивает и низко кланяется) А как вернется царь-батюшка, мы с королевичем, супругом моим, в свой город отправимся, из тех, что в приданое дадены, - станешь там моей ключницей.
Чернавка. Царевна, добра ты сверх меры, но о том не пожалеешь! (Снова кланяется в пояс.)
Царевна (со смешком). Вот девки-то мои раскудахчутся! Да и пусть их.
Чернавка. А если королевич рассердится? Не жалует он меня…
Царевна. Так ему наплели, что ты меня в лес волкам свела, вот и грозен был. А как правду узнает - сам повинится и благодарить станет.
Слышен стук, дверь приоткрывается, забегают 1-я и 2-я девицы.
1-я девица. Государыня, супруг твой, королевич, возвернулся!
2-я девица (выглядывая из-за 1-й девицы). Хочет тебя повидать, матушка!
Царевна. Лёгок на помине, сокол быстрокрылый! (Чернавке) Ты иди пока, к вечеру позову (Чернавка кланяется и выскальзывает в сени. Девицам) Поспешите, красавицы, покрывало мне сыщите да помогите другой летник надеть, понаряднее!
Царевна уходит в опочивальню, девицы за ней. Через мгновение в горницу бесшумно проскальзывает Чернавка, подходит к столу, достает из рукава крохотный флакончик. Открыв его, хочет было капнуть зелье в кубок царевны… но останавливается. Закрывает флакончик, снова прячет в рукав.
Чернавка (чуть слышно). Жизнь моя, душа моя, звездочка ясная! Ничего, придет время, ты и без зелья полюбишь меня так, как я тебя люблю. А пока… пока ласкай своего милого, коль сердечко твоё этого хочет. Я подожду!
Снова бесшумной и быстрой тенью выскальзывает из солнечной горницы в темные сени.
Конец