(no subject)

Apr 05, 2003 12:44

Все, что он сделал: крылья
Птице черной одной…
И.Бродский «Диалог»

У меня был друг, раньше. Художник, просто человек. Он уехал в Америку, не с первого раза, уезжал, возвращался, уезжал опять ... потом уехал совсем. Время было ни писем, ни передач, лет пятнадцать тому назад, может меньше чуть. Написали друг другу пару записок, он прислал мне как-то кусочек сыра с огромными дырками, … смеялся ... мы оба замолчали, спустя пару лет слышала еще что-то о нем, говорили, с ним жила потрясающая женщина ... был счастлив.
Позже, много дней спустя, позвонила общая знакомая, оставила сообщение на автоответчике «... умер, пол года назад ... хотела сказать, забыла» ... все. Осознание пришло спустя пару лет, защитная реакция организма. Он был последний, кого я в Америку провожать ездила в аэропорт, больше не могла. Этот человек был эпохой, моей последней дверью в детство, это он держал меня за руку, когда я захлебывалась болью, потеряв Дом … Я помню о нем мало.

Голос … нет, он молчал часто. Много, умело слушал или пропускал мимо ушей, но тоже как-то естественно. Рядом все говорили. Было столько людей вокруг. Он улыбался, не спорил, просто жил.
Руки его ко мне не прикасались, были заняты вечно чем-то, думали, рисовали, они любили машину с упрямым названием, воробья и голубоглазую женщину.
Волосы, были длинные, темные, редко распущенные, сделали для меня привычным вопрос, как люди спят, освобождая волосы на ночь или нет. Он спал, как придется. Я смотрела, как он живет, касаясь головы, не видела ни волос, ни глаз.
Запах, был свой, не помню. Говорил, есть грустные запахи, запахи погоды и ночь … в ванной всегда было много баночек с запахами. Дарил. Ночью гуляли, ели виноград на бульварах, спали на скамейке. Скамейка стояла у него в прихожей. Подарок.
Улыбка, не допускавшая близости кошек. Не видела, но ощущала, потому и не помню изображения. Он для всех был другой, не для каждого свой, а только для немногих настоящий, говорил: «жизнь она очень короткая» … я не знала тогда, что он говорит про свою жизнь.
Глаза были серо-зеленые, хорошие, смотрели внутрь с прищуром, не в уголках глаз, а в самих зрачках. Темнели, когда говорил серьезно. Очков не помню, ни от солнца, ни от зрения.
Рубашки, вечно не застегнутые, мягкие, носимые навыпуск, с закатанными рукавами, хранящие его запах не понятным образом даже после стирки … не помню. Уезжая не забрала. Носила, когда жила там, выходила к завтраку в одной, ходила по дому в другой. Босой ходила.
Картины … были … везде, много. Смотрели со стен, знали разное, не говорили ни чего, взгляды чувствовались. Однажды не смогла спать в перекрестье глаз собственных отражений, нас было 25, не похожих как дни одного года, разных до цвета глаз, одинаковых до одного автора.
Бабочка, это я помню хорошо, однажды у него в мастерской появилась бабочка, сидела на стене. Как взялась, откуда … не помню, что за окном было. У него в комнате, среди портретов, рулонов бумаги, кисточек и холстов жила обыкновенная бабочка, и это было совершенно необыкновенно.
Время, оно чуть слышно идет топ-топ, обходя глаза сеточкой стрелок, не то на зеркале пыль, не то фотографию поцарапали прошедшие дни. Мне вот уже 30, а его нет. И я все еще помню, как он говорил: «… Она… у нее есть руки …», что еще осталось у меня, воспоминания? …

Я не любила его, он просто сохранил мою жизнь …

память, мои, Художник, крылья

Previous post Next post
Up