Москва. Быт, Хаос и Разнобой (часть 8)
Чертановские чертоги чертили черными чернилами чертеж похожи на фигурки из тетриса, кое-где уложенные неровно
Второй этаж дискриминационно лишен балкона и вешать белье негде, но благодаря смекалке справедливость восторжествовала
Реклама Canon на Октябрьской была словно всегда.
Еще помню рынок на Калужской площади, где Абрамович начинал свою бизнес-карьеру, торгуя в розницу мягкими игрушками, а реклама Canon уже есть.
С обратной стороны выглядит колоритнее
65 лет Победы в газовой конфорке
Рыба от производителя - это как? От тех, кто икру метал?
Магазин Нумизмат переживает не лучшие времена, но стихийный рынок монет, бон и прочей мелочевки остался
В Митино находится самое нелепое почтовое отделение из виданных - на первом этаже жилого дома, в помещении квартиры. Доставка - тупо на лоджию
Вход - через жилой подъезд, отсеченный домофоном. Входи как хочешь
Парк Дружбы у Речного Вокзала.
Здесь заложил камень Карлос Фонсека Амадор, самый внешне невзрачный из мирово известных партизан, но изумляюще фанатично живучий - мало кто может, притворяясь мертвым, быть проткнутым несколько раз штыком, и при этом не издать ни звука и не двинуть на лице ни одним мускулом.
Но главное не это, главное скульптуры.
Я восхищаюсь советской скульптурной школой, всей этой любовью к жутко эротичным, на самом-то деле, вещам.
Изображенные люди будят во мне зверя, своим пышущим здоровьем, эдакие сильные, мускулистые животные, словно с полотен Дейнеки сошедшие.
Ну вот, две жницы, со снопом пшеницы (ой, стихи) - именно так жнет пшеницу раскрепощенная женщина-строитель социализма.
Больше всего мне традиционно нравятся сосцы.
Груди наливные, как перед месячными.
А животик! А ляжки! Омномном!
Я думаю если бы в поле воистину такие жницы потом орошали землицу, то ни один местный комбайнер работать бы не смог.
Округлая, аппетитная задница. Ветер прибил юбку к ягодицам так, что становится понятно - белья на кораблестроительнице нет, а бедра упругие как для анального соития под заказ
А грудь! О-о-о, эта грудь!
На мосту в Днепропетровске помнится была столь же ужасающе манящая, но там еще несколько схематична, а тут просто сплошная непристойность
Лисьи носики. Аааа!
Стояк запрещен. Аааа!
Речной Вокзал.
Памятник архитектуры в коматозном состоянии.
Все что с ним было сделано - огорожен и внутрь перестали пускать, во избежание смертоубийства шматом штукатурки.
Он и до того был мрачен, залит мертвенно желтым светом а по углам характерно пахло
Как корабль назовешь - так ему и надо.
Теплоход Анна Каренина - в конце круиза попадает под поезд.
Теплоход Порт-Артур - разбивается и сдается
В Москве есть свойственный многим мегаполисам недостаток общения.
Казалось бы - много людей, много движений, но дело именно в этом - в мегаполисе любое общение становится дежурным, и в таком режиме человек, как существо социальное и нуждающееся в человеческом тепле, начинает хандрить.
Тогда этот недостаток начинает выплескиваться на стены.
Граффити те же, или разговор наклейками на автотранспорте - это она же и есть, социальная неуслышанность.
Это заявление - услышьте меня. Я есть. Я существую. Я хочу быть услышанным. Услышьте меня. Я живу. Услышьте меня. Услышьте меня.
Эту песню хотят задушить и убить, а ее не задушишь и не убьешь.
Граффити приравнивают к вандализму, и запрещают как общественно небогоугодное дело, а оно в ответ - "запрещать запрещено"
Общество затыкает - "иди лучше найди работу", а невидимый народный глас - "никогда не работай"
Уличный арт - социальный нарыв на больной коже общества, голос тех, кто чувствует себя выброшенным из жизни, но страстно хочет жить.
Понять и пропустить
Я к этому неясному бесформенному существу, которое страстно нуждается в любви, и которое ее не получает, чувствую нежность.
Как к ребенку, который взахлеб, наперебой рассказывает о своих маленьких, но очень важных в его жизни делах.
Это неясное бесформенное существо - оно ведь и есть город, тот самый город в котором мы живем в дефиците любви, и который не слышим.
