Рисовал я в детстве много. Очень отрадно, что огромная часть моих рисунков сохранилась.
Перестал рисовать только в подростковый возраст -
там меня переключило на музыку, на металлёвую, андеграундную и злобную. Несмотря на свой, в общем-то, открытый нрав я, на самом деле, был предельно закрытым ребенком, который в свой мир никого не пускал.
Да, собственно, в него никто и не рвался.
Я с ранних лет, прямо как по теории Альфреда Адлера, об ошибочных детских решениях, сделал для себя однозначный вывод - кругом мир, где нет правил и закономерностей. Я никому не нужен, я один, расхлебывать все что происходит буду сам.
Меня не убивают только потому, что с этим связано больше мороки.
Моя задача - закрыться, приспособиться, не выдать себя и выжить. А затем уйти.
По сути рисование было для меня сбросом всего творящегося внутри меня психодела, тревоги и ужаса не находящих выхода.
Я видел много мистического, но всегда был убежден, что это, в общем-то, нормально и это все видят.
И только потом осознал, что на самом-то деле нет.
Долгое время я сомневался в том, что я существую. Иногда не сомневался, и был практически убежден в том, что я не существую, я всего лишь кратковременная гримаса энергетических сгустков, увидеть которую еще можно, но потрогать нет.
В моих детских рисунках практически отсутствуют люди.
Зато очень много роботов и существ.
Зато что у меня всегда было потрясающе - это композиции, верстка и нестандартное мышление.
А еще совершенно невероятный, взрослый такой, абсурдный цинизм.
Я сам своими рисунками любуюсь.
Вот, например, на рисунке зоопарк.
Уровни, лестницы, проходы вовнутрь.
Совершенно хаотичная компоновка.
Хотя при этом много мелких, наблюдательных деталей - питьевой фонтанчик слева вверху. Балкон, колонны с лепниной. Дорожки и мостки раскиданные на разные этажи.
Звери.
Показательно даже не то, как они изображены, а скорее их соседство и расположение их обиталищ.
Слева внизу - рыба-пила в аквариуме укрепленном на стене, причем аквариум явно маловат.
Там же рыба плавающая в бутыли с водкой - да, у меня было деревенское детство, в котором я был совершенно убежден, что все нормальные люди бухают. Что я с своих ранних лет поспешил доказать, чтобы не чувствовать себя неполноценным.
Кит в большой бассейне. У кита отсутствуют плавники - я часто рисовал животных и существ просто вот таким однородным слизнем, массой. Это у Роберта Говарда в эпопее про Конана есть такой персонаж - навечно заточенный в пещере живой студенистый кисель, который тоскует и воет на все подземелье.
Лестница идет вверх, сбоку от лестницы прикреплен вольерчик с крокодилом. Не спрашивайте меня, почему он больше похож на каракатицу - может я нарисовал как умел, а может и, повинуясь своему абсурдизму, специально.
Сбоку площадка, на спит и храпит толстая мышь. Храпит "хо-о-о... до-о-о" - это Карлсон так храпел, когда привидение изображал.
Черепаха ползает прямо по коридорам. На специальных крючьях висит обезьяна, похожая, скорее, на зомби-мертвеца - насколько помню, так я ее изобразил специально.
Справа вверху соседствуют в пакетах с водой рыба-игра и пиявки. Давно вы в последний раз в зоопарк на пиявок смотреть ходили?
Слева по трем ступенькам прыгает белка, скорее похожая на новорожденного Чужого.
Круглая банка, в ней водяная змея. Левее специальный стол, на нем лежит кошка. Над ней пояснение и инструкция - "Кошка. Гладьте". Кошка привычно нагло развалилась.
Справа вход в музей, на ним, очень типично для моих рисунков, роботная рожа.
Роботы, потом покажу, одни из самых частых моих персонажей.
Это мой глубоко дошкольный рисунок - мне в руки попала белая замазка-корректор. Она привела меня в восторг.
Специально чтобы можно было ее использовать, я нарисовал дерево, а потом уже замазкой дорисовал снег.
Еще я презирал разные альбомы для рисования. Если у меня они были - я их презрительно избегал.
Я рисовал на окаемке газет, в тетрадях, совершенно хаотично открывая на случайном листе.
Рисовал маленькие картины на ватманах, на обрезках картона, на изнанке каких-то документов и справок.
На салфетках, туалетной бумаге, обертках, коробках.
А здесь поступил и особенно показательно - нарисовал на горчичнике.
Нет-нет.
Маленький я уже прорабатывал планы на побег, для чего надо было подзаработать денег.
Я обожал разные карты и у меня все прекрасно было с познаниями в географии.
Я чертил маршруты куда я сбегу, чтобы не пересекать границы пока-что - я понимал, что это будет непросто, но и так, чтобы жить там, где не будет зимы и много будет подножного корма, самому прокормиться.
Помню этим критериям Абхазия удовлетворяла.
Мне с этим жилось легче - я всегда знал, что мое положение не безвыходно, я всегда могу сбежать и отправиться бродяжничать.
Мысль о бродяжничестве и о ситуации, когда я не буду знать где проведу следующую ночь, вызывала у меня восторг.
Именно это и было моим тогдашним пониманием свободы.
Обратная сторона горчичника с "нет-нет"
Я сызмальства деньги любил - несмотря на свои пространные материи, как только дело касалось денег я сразу же становился весьма алчным и меркантильным.
Поскольку мир мне казался крайне абсурдным, то я решил этим увещеванием содрать денег с тех, кто этот горчичник в руки возьмет.
Нет выхода. Цена 100 копеек.
Под завершение пока что - это моя школьная тетрадь по русскому языку, класс третий, мне лет 8-9.
Школа была главным, циничным и совершенно бессмысленно безжалостным унижением в моей жизни.
Я к школе и к ее обитателям относился в ответ так же.
Знаете, когда всякие диктанты по произведениям каких-то мудацких писателей, которые пишут про каких-то птичек, как они гуляли где-то по природе, там голосили зайцы и сношались вальдшнепы, ну и прочее там сопливое мимими.
Я их ненавидел. Они представлялись мне садистами.
Особенно Пришвина ненавидел. В том числе за фамилию - Пришвин. Звучит так, словно о каком-то вшивом, обосранном беспризорном, жалком пацаненке говорят - "а мальчонка-то - пришвенькый... До утра-то чай не доживет, пристрелил бы ты его, Авдотий Макарыч...", и гладят мальчонку по вшивой головке, сидящей на узких плечиках как у петуха колено.
Помнится было какое-то очередное задание, представляющееся мне верхом бессмыслицы и потери времени.
Там были слова, и из них надо было составить рассказ. Попутно еще транскрипции расставить, бред какой-то в общем.
Транскрипции я специально расставил сознательно насмешливо, например на слово "но" - {но}, а то вдруг вы не разберетесь, как его произносить.
Примеры слов - вор, матюк.
А само сочинение с использованием слов получилось такое, нарочито пришвинское, с таким, показным покряхтыванием и вспоминанием того "эх, как оно в наше время-то хорошо было, и девок дворовых пялили, и водочку кушали, и похмелье было в радость"
Прекрасные и удивительные вещи лежат на витрине магазина: раскрытые готовальни, боевые ножи, кастеты, наручники, пистолеты. Сколько великолепных, чудесных вещей! Но больше всего мне нравится складной ручной огнемет с блестящим прикладом и деревянная ручка и красным дулом. Я разглядываю его и думаю: "Хорошо бы вернуть детство и пострелять по пацанам разрывными пулями".
Умри, Пришвин, лучше не скажешь. Устами ребенка истина глаголит.
Воистину, хорошо бы вернуть детство, да действительно пострелять кое по кому разрывными пулями.
Вернуться в собственное детство, встретить себя мальчика, обнять и сказать себе с гордостью - "ты просто молодчина! Я тобой горжусь. Ты выдержал невероятное и прошел через невероятное. Посмотри, пройдет не так много времени и ты станешь мной - большим, сильным, красивым мужиком с большим членом, который больше никому не позволит издеваться над собой".
Потом я передам мальчику подарок - винтовку и много-много разрывных пуль.
Возьму его за руку, прижму к себе. "Иди, хороший мой" - скажу - "Сделай то, что ты давно-давно хотел".
Он закусит губу от восторга и радостно кивнет.