95 лет одиночества
Мне снилась Латинская Америка. Наверное это был Уругвай.
Залитая солнцем набережная. Щербатые плиты.
Полуденный зной. В берег бьют синие атлантические волны.
Кое где на солнце сидят разморенные люди, подставив зажмуренные глаза солнцу. Рядом с ними неизменная посудина с мате.
Я не знаю какая она, Латинская Америка. Но она меня пугает. Я боюсь там раствориться. Боюсь заснуть и потерять себя. Мой голос станет тихим, потом шепотом, а потом просто беззвучным шевелением губ. И я уже никогда себя не услышу.
Довлатов сказал про Нью-Йорк - "отсюда уже никуда не эмигрируешь. Только если на Марс". А Латинская Америка - это какая-то такая земля, куда можно приехать только с билетом в один конец.
В свое время я боялся Индии.
Теперь понял почему - Индия это страна чувств. А чувства были мне небезопасны.
Индия это материнское принятие. Обволакивающий, защищающий и любящий кокон. Индия принимает и убаюкивает.
Кокон стал мне мал.
А Латинская Америка - земля одиночества. Того самого, которое я еще не принял. Которое гудит мне в затылок звенящей тишиной.
То самое одиночество, которое живет в тенях на потолке. Которое живет в толпе. Которое живет на пустой лавочке городского парка.
Это одиночество - неизменный близнец свободы. Цена свободы. Они приходят в паре.
Одиночество среди людей. Одиночество среди голосов.
Одиночество.
Я один, когда мы вместе. Я один, когда я говорю с тобой.
Я в одиночестве, когда меня забыли. Я в одиночестве, когда ты вспоминаешь меня.
Я свободен. Значит одинок.
Иногда я смотрю в окно, и вижу улицы залитые дождем.
Иногда я сижу в тени тропического дерева, смотрю на морские волны.
Иногда я ступаю по зыбкой палубе корабля. Иногда я просыпаюсь дома. С мятыми волосами, бурчащий иду в ванну. Звуки словно приглушены. Открываю воду. Провожу мокрыми руками по лицу.
Я ложусь спать.
Я иду. Оглядываюсь. Иду.
Я и есть одиночество.
Без него не было бы меня. Точнее - если бы я не был одинок - это уже был бы не я.
Я с особой остротой понял, о чем именно писали латиноамериканцы. Это "Сто лет одиночества" Маркеса - жизнь семьи, в связке, в одном доме, в одном пространстве, где каждый при этом щемяще одинок и забыт, словно иллюзорен, словно приглушен, словно потерян, пропал без вести.
Это обреченность Борхеса. Это тот самый "Юг", в котором одинокая жизнь глупо и обыденно переходит в одинокую смерть и забвение, всего лишь крошечную каплю в океане времени.
Это потерянность Кортасара, "Игра в классики". Книга-жизнь, которую можно читать произвольно выбирая главы, где действие скачет из Парижа в Буэнос-Айрес и обратно, но смена декораций ничего не меняет в одиночестве и бессмысленности.
Я и есть одиночество. Оно навсегда во мне. Оно мой неизменный спутник.
Настало время прийти в еще один зал большого неизведанного храма, затерянного в джунглях Перу, по которому я брожу, с замиранием от страха сердца вступая в очередную комнату.
Я хочу соединиться со своим одиночеством.
Если я не научусь быть одиноким - я никогда не смогу быть вместе.
Истинная любовь рождается в одиночестве.
Я хочу родить любовь. В моих силах принять эти роды. В моих силах пройти путь.
Я вспомнил кое-что. Точнее кое-кого. Цыганку.
Давно дело было.
Она подошла и сказала, что хочет мне погадать. А я почему-то согласился.
Дал ей денег. А она их почему-то не взяла.
Взглянула мне на руку и сказала - "путь твой будет долгим. Трудным. Но он тебя не ранит, и не обожжет. Награда твоя найдет тебя".
Я тогда не понял о чем это. Только сейчас начинаю понимать.
- "Сколько лет проживу?" - спросил я откровенно беспардонную глупость.
- "Девяносто пять" - не смутившись и ни на секунду не запнувшись ответила она мне.
Залитая солнцем набережная. Щербатые плиты.
Полуденный зной. В берег бьют синие атлантические волны.
Кое где на солнце сидят разморенные люди, подставив зажмуренные глаза солнцу. Рядом с ними неизменная посудина с мате.
Я не знаю какая она, Латинская Америка. Но она меня пугает. Я боюсь там раствориться. Боюсь заснуть и потерять себя. Мой голос станет тихим, потом шепотом, а потом просто беззвучным шевелением губ. И я уже никогда себя не услышу.
Довлатов сказал про Нью-Йорк - "отсюда уже никуда не эмигрируешь. Только если на Марс". А Латинская Америка - это какая-то такая земля, куда можно приехать только с билетом в один конец.
В свое время я боялся Индии.
Теперь понял почему - Индия это страна чувств. А чувства были мне небезопасны.
Индия это материнское принятие. Обволакивающий, защищающий и любящий кокон. Индия принимает и убаюкивает.
Кокон стал мне мал.
А Латинская Америка - земля одиночества. Того самого, которое я еще не принял. Которое гудит мне в затылок звенящей тишиной.
То самое одиночество, которое живет в тенях на потолке. Которое живет в толпе. Которое живет на пустой лавочке городского парка.
Это одиночество - неизменный близнец свободы. Цена свободы. Они приходят в паре.
Одиночество среди людей. Одиночество среди голосов.
Одиночество.
Я один, когда мы вместе. Я один, когда я говорю с тобой.
Я в одиночестве, когда меня забыли. Я в одиночестве, когда ты вспоминаешь меня.
Я свободен. Значит одинок.
Иногда я смотрю в окно, и вижу улицы залитые дождем.
Иногда я сижу в тени тропического дерева, смотрю на морские волны.
Иногда я ступаю по зыбкой палубе корабля. Иногда я просыпаюсь дома. С мятыми волосами, бурчащий иду в ванну. Звуки словно приглушены. Открываю воду. Провожу мокрыми руками по лицу.
Я ложусь спать.
Я иду. Оглядываюсь. Иду.
Я и есть одиночество.
Без него не было бы меня. Точнее - если бы я не был одинок - это уже был бы не я.
Я с особой остротой понял, о чем именно писали латиноамериканцы. Это "Сто лет одиночества" Маркеса - жизнь семьи, в связке, в одном доме, в одном пространстве, где каждый при этом щемяще одинок и забыт, словно иллюзорен, словно приглушен, словно потерян, пропал без вести.
Это обреченность Борхеса. Это тот самый "Юг", в котором одинокая жизнь глупо и обыденно переходит в одинокую смерть и забвение, всего лишь крошечную каплю в океане времени.
Это потерянность Кортасара, "Игра в классики". Книга-жизнь, которую можно читать произвольно выбирая главы, где действие скачет из Парижа в Буэнос-Айрес и обратно, но смена декораций ничего не меняет в одиночестве и бессмысленности.
Я и есть одиночество. Оно навсегда во мне. Оно мой неизменный спутник.
Настало время прийти в еще один зал большого неизведанного храма, затерянного в джунглях Перу, по которому я брожу, с замиранием от страха сердца вступая в очередную комнату.
Я хочу соединиться со своим одиночеством.
Если я не научусь быть одиноким - я никогда не смогу быть вместе.
Истинная любовь рождается в одиночестве.
Я хочу родить любовь. В моих силах принять эти роды. В моих силах пройти путь.
Я вспомнил кое-что. Точнее кое-кого. Цыганку.
Давно дело было.
Она подошла и сказала, что хочет мне погадать. А я почему-то согласился.
Дал ей денег. А она их почему-то не взяла.
Взглянула мне на руку и сказала - "путь твой будет долгим. Трудным. Но он тебя не ранит, и не обожжет. Награда твоя найдет тебя".
Я тогда не понял о чем это. Только сейчас начинаю понимать.
- "Сколько лет проживу?" - спросил я откровенно беспардонную глупость.
- "Девяносто пять" - не смутившись и ни на секунду не запнувшись ответила она мне.