Письмо Эрнста Мая Иосифу Сталину, о советской архитектуре

Sep 11, 2016 13:57



Опубликовано в журнале «Современная Архитектура etc.», №3, июнь 2012, г. Новосибирск.
История советской архитектуры выглядит сегодня неким набором необъяснимых данностей. Есть цифры, но нет ответа на вопрос, откуда они взялись; есть проекты, но нет ответа на вопрос, почему они такие, а не иные; известна социальная структура общества, но нет ответа на вопрос, почему она сформировалась именно такой; есть средние показатели обеспеченности жилой площадью, но нет объяснений того, кто и как эту обеспеченность регулировал; есть типология жилища, но нет разъяснений, каким образом - чьими усилиями и чьими распоряжениями - она сложилась. Известны правительственные постановления, но нет анализа причин их принятия.
     Все, что могло бы заставить задуматься над этими вопросами, из казенного советского архитектуроведения всегда удалялось, дабы не ставить под сомнение гладкость и благополучие изображаемое процесса. Постепенно в научный оборот водятся документы, которые камня на камне не оставляют от этого благополучия.
     Вот один из них.
     Седьмого сентября 1931 г., известный германский архитектор Эрнст Май, приехавший годом раньше (в октябре 1930 г.) в СССР в качестве специалиста по строительству массового жилья, пишет письмо в самую высокую «инстанцию», которая только могла быть в то время в Советском Союзе,- И.В. Сталину:
«Союзстандартжилстрой
     Главный инженер
     Эрнст Май
     Москва 07.09.31
     Генеральному секретарю Коммунистической партии СССР тов. Сталину.
     Уважаемый товарищ!
     Уже в течение года со все возрастающим воодушевлением я работаю в качестве специалиста по градостроительству на строительстве СССР.
     Я считаю своим долгом проинформировать Вас о том, что в отношении возведения новых городов, связанного с быстрым экономическим развитием страны, исключительные возможности, которые в данный момент существуют именно в этой области не используются так, как этого требует современное состояние градостроительной науки. Вместо комплексного планирования промышленности, транспорта, жилых поселков и зеленых зон имеет место раздробленное проектирование, не охватывающее проблему в целом, а удовлетворяющееся частичными решениями. Результатом этого является то, что сегодня заново совершаются те ошибки, которые капиталистическое градостроительство старого мира старается исправить ценой огромных жертв.
     Поскольку я убежден, что даже короткий доклад об опасности, которая грозит с этой стороны социалистическому строительству сможет Вас убедить, я обращаюсь к Вам с просьбой предоставить мне короткую аудиенцию, что бы я мог изложить свою позицию и сделать конкретные предложения по устранению недостатков.
     С глубоким уважением. Май»[1].

Письмо впервые экспонировалось на выставке, посвященной творчеству Эрнста Мая во Франкфурте-на-Майне в 2011 г. и было опубликовано в сопровождавшем выставку сборнике статей. Тон письма встревоженный, если не сказать отчаянный.  
Неизвестно, получил ли Май ответ на это письмо; информации о том, состоялась ли просимая им встреча со Сталиным, тоже нет.

Скорее всего не состоялась, хотя бы уже и потому, что проблемы жилищного строительства, меньше всего волновали тогда Политбюро, озабоченное совсем другими вещами. Но не так уж трудно представить себе в чем именно Май хотел убедить Сталина.
1. Май приехал со своей группой в СССР для того, чтобы проектировать и строить новые промышленные города. В Европе в это время проблема массового жилья для рабочих была центральной проблемой архитекторов. В Германии - особенно. Она решалась самыми разными способами, в том, числе и теми, которые прославили Мая, построившего во Франкфурте множество новых жилых поселков.
Но и в Германии, и в других европейских странах, новое рабочее жилье было индивидуальным. Прорабатывались разные варианты минимальных экономичных квартир на одну семью и способы соединения их в комплексы.
     В Советском Союзе само понятие «рабочая квартира на одну семью» было выведено из употребления еще в 1929 г., до приезда Мая. Капитальные каменные дома для рабочих, которые в 1930-31 г. проектировал Май в Магнитогорске, изначально, согласно программе должны были быть коммунальными. Официально, рабочих с семьями должны были селить в эти дома по норме в 6 кв. м., которая заведомо исключала посемейное расселение. Даже гипотетическая санитарная норма в 8-9 кв. м., еще недавно иногда упоминавшаяся в прессе не давала возможности селить одну семью в квартиру.
     В Магнитогорске же при Мае расселение в деревянные бараки шло по норме 3,5 кв. м. на человека (при средней обеспеченности меньше 2 кв.м), и никаких шансов, что заселение каменных домов будет происходить иначе не было.
     В любом случае, это все очень мало напоминало цивилизованный подход к решению жилищной проблемы и несомненно должно было вгонять Мая в депрессию. Тем более, что ситуация не оставляла никаких надежд на улучшение - масштабы государственного финансирования строительства жилья были ничтожны, а требования к качеству жилья снижены до самого возможного предела. Дома Мая в Магнитогорске будут сдаваться и заселяться без водопровода, канализации, кухонь (которые собственно и не планировались), а в некоторых случаях даже без внутренних перегородок.
     Правительство СССР непрерывно требовало удешевления жилого строительства. В частности, 4 марта 1931 года вышло постановление СНК РСФСР о лимите средней стоимости жилой площади по республикам СССР. Для России стоимость кв. метра ограничивалась 102 рублями. Если учесть, что расчетная стоимость каменных домов Мая должна была составить 198 рублей за кв. м., то вдвое меньшая стоимость означала резкое плановое ухудшение качества жилья по стране в целом. Поскольку в это время строилось еще и некоторое, хотя и минимальное количество благоустроенного жилья для привилегированных слоев общества (в Магнитогорске в 1930-31 гг - 10% от общей построенной жилой площади), то реальная средняя стоимость массового жилья оказывалась намного меньше. В Магнитогорске фактическая стоимость бараков, в которые расселяли рабочих, составляла тогда от 40 до 50 рублей за кв. м. Только часть из них была комнатными, остальные - общими. Благоустройства (водопровода, канализации, кухонь...) - никакого.
     Возможно, Май надеялся убедить Сталина, что жилое строительство в новых промышленных городах должно быть более цивилизованным, и, следовательно, на него надо выделять больше денег.
     С тем же успехом можно было попросить Сталина отменить индустриализацию.
     План строительства тяжелой и военной промышленности, известный под названием «индустриализация» СССР» предполагал снижение уровни жизни населения до физически возможного минимума и использование полученных таким образом ресурсов в промышленном производстве, что особенно ярко проявлялось в новых, построенных на пустом месте городах - таких как Магнитогорск.




Фото: Дмитрий Горчаков, 66.ru - из архива строительства Уралмаша http://66.ru/realty/news/166191/

2. Главная задача Мая по приезде в СССР состояла в проектировании схем генпланов новых промышленных городов. Известно, что Май со своей группой принимал участие в разработке генеральных планов, примерно, двух десятков соцгородов. Это больше половины из тех 37 новых поселений с численностью жителей почти в 4,5-5 млн. чел.[2], возведение которых было намечено планом индустриализации за первые пять лет[3]. Центральное место среди них для Мая занимал Магнитогорск. Но работа над планировкой города осложнялась тем, что вопрос о месте расположения города стал предметом ведомственной борьбы между Главным Управлением Коммунального хозяйства НКВД РСФСР и ВСНХ СССР за право сосредоточения в своих руках дела проектирования генпланов всех соцгородов-новостроек[4].
     Май начал проектировать город на левом берегу реки Урал согласно первоначальному заданию, но потом последовало решение о переносе его на правый берег, потом опять на левый... Эта неразбериха, естественно тормозила и дезорганизовывала работу проектировщиков. К тому же, в реальности, отдельные конторы Магнитостроя строили свои барачные поселки и тянули коммуникации вне всякой связи с запроектированным Маем генеральным планом, что фактически сводило на нет работу проектировщиков.
     Каждое ведомство решало свои сиюминутные задачи, конкурируя между собой. Единого планового центра заинтересованного в таком конечном результате, как комфортабельный, удобный для жизни город просто не существовало. Что еще хуже - руководство страны и не ставило такой конечной цели, как создание комфортабельных городов. Жилые поселки вокруг промышленных предприятий должны были гарантировать функционирование этих предприятий при предельно низких затратах на их строительство и жизнеобеспечение.
     Возможно, именно против этой политики выступал Май, когда писал, что «...в отношении возведения новых городов, связанного с быстрым экономическим развитием страны, исключительные возможности, которые в данный момент существуют именно в этой области не используются так, как этого требует современное состояние градостроительной науки. Вместо комплексного планирования промышленности, транспорта, жилых поселков и зеленых зон имеет место раздробленное проектирование, не охватывающее проблему в целом, а удовлетворяющееся частичными решениями. Результатом этого является то, что сегодня заново совершаются те ошибки, которые капиталистическое градостроительство старого мира старается исправить ценой огромных жертв».
     Можно предположить, что под ошибками, которые на Западе «исправляются ценой огромных жертв» Май подразумевал проектирование и строительство «временных», неполноценных в градостроительном отношении и в отношении качества жилой среды жилых образований.
     Если Май надеялся убедить Сталина ввести в СССР нормы современного градостроительства и нормы проектирования современного комфортабельного жилья для всех, то его затея была заведомо обречена на неуспех. Планы государственного финансирования жилого строительства первой пятилетки исключали такой расклад даже в своем первоначальном, мягком варианте 1928 г. А принятие в декабре 1929 г. планов «ускоренной индустриализации» ввергло жилищное строительство СССР в состояние перманентной гуманитарной катастрофы, свидетелем чему были Май и его сотрудники.
     Через год, в августе 1932 г. сотрудник Мая архитектор Вальтер Швагеншайдт писал коллеге в Германию: «В последние месяцы... я за закрытыми дверями разработал предложение для нового типа социалистического города, которое естественно направлено против партийной линии. Исходя из реальной жизни в развивающихся районах, я говорю - Советский Союз еще долго сможет строить только примитивные бараки. Имеющиеся материалы и силы они вынуждены использовать для строительства промышленности...Одноэтажные застройка из местных материалов - это правильный путь. А потом я предлагаю барачный город по мере поступления денег, материала и рабочей силы перестраивать».[5]
     Швагеншайдт, на свой страх и риск разрабатывал проект «барака с растущим благоустройством». На первой стадии это одно помещение с нарами на 222 человека. На третьей - «законченный культурный барак» с уборными, умывальниками и спальнями с кроватями на 100 человек.
     Вряд ли у Мая могло сложиться иное представление о состоянии дел в советском жилищном строительстве. Но, в отличие от Швагеншайдта, Май, занимавший довольно высокий пост в советской системе и много раз публично выступавший в немецкой прессе с сообщениями о своей работе в СССР, оказался в очень щекотливом положении.

***

В первом номере основанного Маем франкфуртского журнала «Дас нойе Франкфурт» за 1931 г. была помещена короткая заметка «Эрнст Май в России».:

«В конце 1930 г. была закончена первая большая работа Мая и его сотрудников для города Магнитогорска на Урале. Речь идет о рабочем городе на 200 000 жителей, строительство которого начнется в 1931 г. Предполагаемый срок строительства - шесть лет. Мы опубликуем проект в одном из следующих номеров. Сегодня только некоторые предварительные данные.
     Город Магнитогорск находится в двух километрах от промышленного комплекса, где работают его жители. В центре города располагаются театр, общественные и торговые здания. Город поделен на кварталы, 10 000 жителей каждый, отделенные друг от друга зеленой полосой. Тип жилища ориентирован на семью, что означает, что каждая семья получит собственную квартиру с общей комнатой, двумя спальнями, ванной, маленькой кухней и уборной. Широко применяется галерейный тип дома, поскольку он дает наилучшие предпосылки к будущему переходу к общественным кухням. Жилые здания имеют максимум три этажа. В каждом квартале предусмотрен рынок, который может быть использован для других целей, когда исчезнет частная торговля. Проект был представлен в Москве в конце декабря».[6]

Эта информация, несомненно, сообщенная редакции самим Маем, практически целиком не соответствует действительности. Проект города на 200 тыс. жителей действительно был сделан к декабрю 1930 г., но о его реализации не могло быть и речи, о чем Май несомненно знал.
     Стоимость города на 200 000 жителей, подсчитанная техническим отделом Цекомбанка (где работала группа Мая) составила 471, 67 миллиона рублей (жилищное строительство плюс коммунальное)[7]. Всего же на жилищное и коммунальное строительство РСФСР на 1931 г. было выделено 1,1 мрд. рублей.[8]
     Таким образом, стоимость строительства Магнитогорска на 200 тыс. жителей составляла около 43% всех средств, выделенных на жилищное строительство в РСФСР в 1931 г. При этом население Магнитогорска составляло примерно одну шестидесятую часть прироста городского населения СССР за годы первой пятилетки (13,8 млн.человек).
    На совещании в Цекомбанке 4-5 декабря было решено построить в 1931 г. город с населением 30 тыс. и стоимостью около 90 млн. рублей. Но поскольку рассчитывать можно было только на 35-40 млн. рублей, принято решение обеспечить постоянным жильем только 15 000 человек, остальные 15 000 должен был разместить  Магнитострой во временных помещениях существующих поселков.[9]
     Это означало, что уже в декабре 1930 г. Май знал, что ему предстоит спроектировать каменных домов только на 15 000 человек. В то же время численность населения Магнитогорска действительно достигла к концу 1931 г. 200 000 человек,[10] размещавшихся в бараках, землянках, палатках и вагонах.

***

О строительстве квартир на одну семью также не могло быть и речи. В это время (и в ближайшие десятилетия) они строились в СССР только для очень узкого круга высшего руководства.
     В основу проектирования жилья в Магнитогорске группой Мая была положена условная норма в 6,8 кв.м жилой площади на человека («голодная» санитарная норма, по выражению 20-х годов). Она служила основой для расчета жилья в 20-е годы, когда средняя обеспеченность городского населения жилплощадью колебалась вокруг 5 - 5,5 кв. м. на человека. Такая норма сама по себе исключала поквартирное расселение рабочих семей, но и она была совершенно не реальной для эпохи индустриализации. В начале 1931 г. в Магнитогорске на одного человека приходилось 2,2 кв. м. жилья.[11] К январю 1932 г. этот показатель снизился до 1,75 кв. м. на человека. Заселение рабочих в бараки происходило в то время по норме в 3,5 кв. м. на кадрового рабочего и 1,3 кв. м на члена семьи.[12]
     Все типы жилья, которые проектировались группой Мая для Магнитогорска, были коммунальными, то есть рассчитанными на заселение от 3 до 5 человек в одну комнату.
     В первом квартале Магнитогорска группой Мая были запроектированы дома с двумя типами секций ИНКО-А (20 штук) и ИН-В (5 штук).
     Аббревиатура «ИНКО» расшифровывалась как «индивидуально-коллективное». «ИН» - индивидуальное.
     Дома Инко/А состояли из секций, по две жилые единицы на этаже, каждая из двух проходных комнат прибл. по 18,5 метров. Вход с лестницы вел в узкую прихожую с туалетом и дверью в жилую комнату. Из первой комнаты дверь вела во вторую, из которой можно было попасть в душевую с умывальником. Судя по проекту, в первой комнате должна была располагаться плита и одна кровать, во второй - еще четыре кровати. Трудно себе представить, как мог получиться такой абсурдный план. Точнее, в какие условия нужно было поставить архитекторов, чтобы в результате получилось нечто подобное.
     Секция ИН/ В состояла из двух трехкомнатных жилых единиц (13,4+10+8 кв.м), более похожих на квартиры, чем вариант ИНКО/А. В них по плану имелась ванная комната, небольшая кухня и только одна комната была проходной.[13] Теоретически квартиры ИН-В можно было использовать как индивидуальные, но фактически этого произойти никак не могло и не происходило.
     Крытые рынки действительно были заложены в программу и сметы строительства, разработанные группой Мая,[14] но полный запрет частной торговли делал этот пункт бессмысленным. Снабжение населения Магнитогорска едой происходило через ведомственные распределители.

***

В июне 1931 г. Эрнст Май дважды прочитал в Германии доклад о положении с градостроительством в СССР, 5 июня в Берлине и 12 июня - во Франкфурте-на-Майне.
     Переработанный им текст доклада был опубликован в №7 (июльском) журнала «Дас нойе Франкфурт» и проиллюстрирован работами группы Мая. Доклад получился откровенно просоветским, пропагандистским и описанная в нем ситуация имела мало отношения к реальному положению дел. Частично это можно объяснить тем, что Май, излагая и прогнозируя ситуацию, искренне выдавал желаемое за действительное, но встречается в нем и заведомая неправда, причем касающаяся самых важных для понимания советской реальности вещей.
     В самом начале доклада Май говорит о жестокой борьбе разнообразных градостроительных теорий в СССР и утверждает, что твердого предпочтения одной системы градостроительного планирования пока нет, и вряд ли такое решение будет принято в ближайшее время.
     Как раз в это самое время, 11-15 июня в Москве проходил июньский пленум ЦК ВКП(б), на котором членом Политбюро и первым секретарем Московского горкома партии Лазарем Кагановичем был сделан доклад «За социалистическую реконструкцию Москвы и городов СССР», который можно считать поворотным моментом в советской градостроительной политике и надгробным камнем современному градостроительству в СССР.
     Говоря о «главной проблеме социалистического города» Май повторяет советский идеологический тезис о том, что в отличие от западных стран, где структура города определяется ценами на землю и складывается вокруг торговых площадей, структура социалистического города базируется на промышленном производстве и определяется «социальной гигиеной и экономичностью». Но он совершенно не упоминает о том, откуда берется население строящихся едва ли не на пустом месте новых «социалистических городов». Хотя не может не знать о том, что практически речь идет о массах подневольных людей, принудительно перемещаемых по стране волей центрального правительства. В таком контексте выражение «социальная гигиена» приобретает совсем другой смысл, новый для Западной Европы.
     Май говорит о том, что «цель политики СССР состоит в использовании всех работоспособных людей на службе у государства, не только мужчин, но и женщин. Коммунизм считает разбазариванием ценной рабочей силы и вместе с тем, несоответствующим функции женщины в современном мире то, что она, вместо того, чтобы использовать свои физические и духовные силы на благо общества, а в свободное время совершенствовать свои тело и дух, приговаривается к пожизненной уборке и готовке, и он выражает те самым то, что думают сотни тысяч и миллионы прогрессивных людей всех стран планеты».[15]
     Май довольно точно передает стандартный советский пропагандистский тезис, но умалчивает о том, что советская политика вовлечения женщин в производство объяснялась не заботой о них, а наоборот - стремлением максимальной эксплуатации женского труда там, где обычно применялся только мужской. Об этом ясно говорилось, например, в постановлении ЦК ВКП (б) от 15/VI-1929 г. «Об очередных задачах партии по работе среди работниц и крестьянок».[16]

Основным средством принуждения женщин идти работать на производство была тотальная нищета, невозможность для советской семьи прокормиться на одну зарплату главы семьи. Май, объездивший за несколько месяцев множество советских промышленных центров, не мог этого не видеть.
     Таким щадящим и оправдывающим образом Май интерпретирует многие отталкивающие стороны советской социальной политики - общественное питание, общественное воспитание детей, разрушение семейной жизни... - «Представители капиталистического мира озабочены не сходящим с языка вопросом: во что превратится там семья? Я обычно отвечаю: А во что превратилась семья у нас?».
     Май апеллирует к тому, что и на Западе понятие традиционной семьи отмирает, что молодежь уже давно не желает терять время в общении с «дядюшками и тетушками» и предпочитает его использовать для заботы о душевном и физическом здоровье и общения с друзьями». У слушателей эта часть доклада должна была создать впечатление, что и в СССР проходят похожие общественные процессы, что, конечно же не соответствовало истине.
     Далее речь идет о том, что коллективная жизнь не нарушает отношений между мужчиной и женщиной, каковые остаются их сугубо личным делом и не означает «коммунизации» женщин. Надо полагать, что слухи об обобществлении женщин в СССР были популярны в Европе и Май таким образом успокаивал своих слушателей.

***
 Май описывает три основных категории жилищ разной степени радикальности, принятых в СССР и существующих параллельно, хотя «генеральная линия движется в направлении все большего стимулирования коллективной жизни, что особенно ярко выражается в подрастающем поколении, молодежи, находящей свое наиболее полное воплощение в комсомоле».
     Самый умеренный тип жилья - собственный одноквартирный дом. Частные жилые дома стоимостью меньше 10 тыс. рублей, согласно закону 1918 г. не подлежат экспроприации и могут оставаться в частном владении. Семьи в таких домах, как пишет Май, «живут как у нас, возможно только с тем немаловажным отличием, что в СССР делается то, за что многие из нас борются уже в течение десятилетий, а именно, поселки объединяются с «народными домами», или, как выражаются в СССР - клубами, которые образуют центры общественной жизни в поселениях».
     Это описание очень трудно сопоставить с советской реальностью. Небольшие частные дома действительно не муниципализировались, но целенаправленное строительство поселков из таких домов было с конца 20-х годов невозможно даже теоретически. Ведомственные коттеджные поселки с клубами, строившиеся для привилегированных слоев населения при промышленных предприятиях (речь о которых ниже), никак не напоминали частные жилые поселки в Германии, которые собственно и прославили Мая-архитектора. Хотя бы уже потому, что состояли не из частных домов. Советские клубы были местом политической пропаганды, а отнюдь не центрами общественной жизни поселка в прямом, понятном слушателям и читателям Мая смысле этого слова.
     Жилые поселки из частных домов в это время возникали стихийно в виде «нахаловок» и разного вида трущобных строений типа землянок, но сказать, что жизнь в них протекала «как в Германии» было, мягко говоря, преувеличением.
Следующая группа, это, согласно Маю, - коллективные жилища или общежития («Оbjeschidien») - «...в них живут группы людей, у которых больше нет личных кухонь, они либо пользуются общими кухнями на каждом этаже, либо общественными кухнями, которые строятся для районов»
     Самая радикальная категория жилища - дома-коммуны, представляющие собой здания на 400 или 800 человек с полным коллективным бытом. Каждый житель располагает индивидуальной площадью от 6 до 9 кв. метров, супружеская пара от 12 до 18 кв. м.
     Из текста доклада не очевидно, что «дома-коммуны» - не реальные постройки, а утопические фантазии, инициированные в 1929 г. к разработке партийными функционерами среднего уровня (Милютин, Сабсович...) и фактически запрещенные специальным постановление ЦК ВКП(б) еще год назад, в мае 1930 г.[17]
     Из текста доклада также не следует, что единственной массовой формой жилья в СССР в это время являются именно общежития - и не в силу неких идеологических причин, а вследствие общей искусственно организованной нищеты и отказа советского правительства санкционировать и финансировать строительство квартир на одну семью...

Впрочем, дальше Май подчеркивает, что «ответственные органы в СССР далеки от того, чтобы проводить политику иллюзий и в большой степени остаются на почве реальности» и что в первую очередь это касается жилищной проблемы. - «В центрах промышленного строительства, Магнитогорске и Кузнецке во время проведения ударной акции по размещению 700 000 шахтеров с семьями до 31 декабря этого года будет построено 75% индивидуальных квартир и 25% общежитий и домов-коммун».
     Этими словами Май сознательно вводит своих читателей и слушателей в заблуждение. Массового, то есть рассчитанного на низшие слои общества строительство индивидуальных (на одну семью) квартир в СССР не существует как минимум с начала индустриализации. Более того, к лету 1931 г. был уже поставлен крест на массовом проектировании и строительстве новых многоэтажных кирпичных зданий с коммунальными квартирами.

Еще 27 февраля 1931 г. вышло постановление ЦИК СССР, подписанное Молотовым, где говорилось: «рабочее жилищное строительство зачастую не обеспечивает самых необходимых удобств и культурно-бытового обслуживания рабочих и их семей (столовые бани, прачечные, детские учреждения), а наряду с этим иногда строятся дорогостоящие многоэтажные дома и составляются прожектерские планы новых городов без учета хозяйственных условий».[18]
     Последняя фраза как будто напрямую направлена против деятельности группы Мая, что не исключено. Смысл ее очевиден: новое многоэтажное каменное строительство оказывается под запретом. Столовые, бани и прачечные абсолютно необходимы в тех случаях, когда люди не имеют возможности питаться, мыться и стирать дома. Особый упор на их строительстве означает де факто установку на массовое строительство коммунального жилья без элементарных удобств - кухонь, воды, канализации.
     Четвертого марта вышло Постановление СНК РСФСР, где устанавливался объем финансирования жилищного и коммунального строительства РСФСР на 1931 г. (748,2 млн. рублей и 359 млн.руб. соответственно) и озвучивалось требование «добиться снижения стоимости жилищного строительства с тем, чтобы стоимость 1 кв. метра жилищной площади в среднем по республике не превышала 104 руб».[19]
     23 марта 1931 г. вышло упоминавшееся выше постановление Госплана СССР, устанавливающее лимит средней стоимости жилой площади по РСФСР в 103, 5 рубля за кв. метр.
     Отсюда можно судить о плане жилищного строительства на 1931 г. по всей РСФСР - 750 миллионов рублей (при средней стоимости кв. метра в 104 рубля) предназначались для строительства приблизительно всего лишь 7 200 000 кв. метров жилья.
     Трудно представить себе, что в июне 1931 г. Май не знал об этих напрямую касавшихся его постановлениях. Тем не менее, в разделе доклада, озаглавленном «Ударная акция: 700 000 квартир до 31 декабря», Май пишет: «...теперь Вы понимаете, что означает задание организовать согласно решению Совета народных комиссаров и по личной инициативе Сталина расселение 700 000 рабочих с семьями к 31 декабря этого года. В первую очередь это касается Донецкого бассейна, Кузнецкого бассейна, Урала и Караганды.
     Семьсот тысяч квартир для семисот тысяч рабочих семей - это звучит естественно для западных слушателей, но полностью противоречит советским условиям, где словосочетание «рабочее жилище» вовсе не означает «квартира для рабочей семьи». Даже если допустить, что все 750 млн. рублей предназначались для обеспечения жильем 700 тыс. рабочий семей (что, конечно, далеко не так), то и то на одну семью должно было прийтись около 10 кв. м.

Поскольку доклад Мая проиллюстрирован его проектами генпланов советских городов со строчной застройкой и проектами каменных многоэтажных секционных домов, у читателей складывается впечатление, что именно так и будут выглядеть через несколько месяцев советские рабочие города и поселки.
Тему стоимости «социалистических городов» Май аккуратно обходит, не называет никаких данных, характеризующих их финансирование. Говоря о сметах на строительство, он ссылается не на собственный опыт, а на вышедшую годом раньше книгу Николая Милютина «Соцгород», где приводятся фантастические расчеты стоимости будущих соцгородов с полным «обобществлением быта». Согласно Милютину, на устройство одного жителя такого «соцгорода» следует затратить 1100 рублей (36, 5 млн. рублей на 33 тыс. жителей). [20]
     Май, оговариваясь, что марка приблизительно соответствует рублю, называет цифру в 1000-1400 марок инвестиций в жилье, приходящихся на одного жителя. Последняя цифра соответствует данным, которыми пользовалась группа Мая, рассчитывая стоимость жилья Магнитогорске - 1 350 руб. на человека, но только на жилье. Вместе со стоимостью коммунального строительства - 2 353 руб. на человека.[21]
     Май, однако, не дает никаких данных о масштабах финансирования жилья в целом по стране, оставляя слушателей в неведении относительно того, что эти расчеты никакого отношения к реальности не имеют.
     Реальность же была такова. Во время первой пятилетки городское население СССР по официальным данным увеличилось прибл. на 14 миллионов человек.[22] На жилищное строительство было, опять же по официальным данным, потрачено 4 миллиарда рублей.[23] - почти в четыре раза меньше, чем следовало бы согласно расчетам Милютина (15,4 миллиарда рублей) и почти в пять раз меньше расчетов Мая (18,9 миллиардов руб). Построено же за это время было 27 миллионов кв. метров жилья[24], то есть меньше двух кв. метров на каждого нового городского жителя. Только крайне малая часть этого жилья была квартирной и благоустроенной, основная масса представляла собой коммунальные бараки; и знакомый Маю Магнитогорск 1931 года мог служить ярким образцом такого чисто советского способа расселения.
     Вышеприведенная статистика взята из официального источника, вышедшего в 1933 г., через два года после публикации доклада Мая, но предсказать развитие событий уже тогда можно было легко, тем более такому специалисту как Май.
***
      Иностранные архитекторы, принимавшие участие в конкурсе на Дворец советов из-за границы и не знавшие советских реалий, начали их осознавать только весной 1932 г, после того как стали известны результаты конкурса. Тогда отношения между теми из них, кто, как Корбюзье, симпатизировал советской власти, и СССР стали резко портиться. Они оказались окончательно оборваны к 1933 г., когда СССР отказал СИАМ в проведении в Мосвке намеченного на лето 1933 г. конгресса по градостроительству.

Те иностранные архитекторы, которые ранее имели опыт работы в СССР, не могли не понимать смысла происходящего уже как минимум летом 1931 г.
      Одним из самых информированных среди них был Эрнст Май. Возможно, именно поэтому Май и члены его группы не принимал участия в конкурсе на Дворец советов.
      Май продержался в СССР до конца 1933 г., потом уехал в Африку, потому что путь обратно в Германию, где у власти уже был Гитлер ему был заказан.
        В скупых описаниях своей советской эпопеи, опубликованных в 1960-е годы,[31] Май не углубляется в причины ее неудачи и не упоминает о попытке встретиться со Сталиным.
Источник: http://archi.ru/lib/e_publication_for_print.html?id=1850569936

_____________________________________________________
  Полностью о хитростях и особенностях градостроительства, нормах обеспечения жильем читать на http://archi.ru/lib/e_publication_for_print.html?id=1850569936
Письмо откопано и о советской архитектуре много ссылок у dmitrij_sergeev в Статьи по советской истории 2004 -2014

ландшафты коммунизма - о советской архитектуре
Невопрощенные проекты утопического социализма в Москве
«Колоссальный золотой шар поднятый могучими пилонами», из истории бесславных строек коммунизма

советское, архитектура

Previous post Next post
Up