Лев Н. Толстой, "Смерть Ивана Ильича"
Нам пишут. Читательница укоряет меня, мол классику не читаю, и не скрывает своего пренебрежения: "Ты хоть Толстого-то читал когда? Сомнительно мне это. У тебя нет культурной основы, хотя ты начитываешься современными авторами до одури".
Редакция отвечает: Нет у меня культурной основы для чего? Чтобы книжки читать? Для этого нужна основа скорее грамматическо-лингвистическая. А что до классики, то спешу заверить, что, конечно, пробелов в моем "классическом" чтении не мало, но это не тот случай, когда "танкер тонет от нанесенных ему пробоин". Мои "умелые матросы" быстро конопатят любые бреши (которых, кстати, не так уж и много).
И так, по заявкам читателей и поЧитателей, осваиваем культурно-классическую программу по средством доктора Майорова Льва Николаевича, нашего, Толстого.
Для начала мною была взята книга рассказов, опознанных, как цикл "Севастопольских"(но прямого указания на то ни на обложке, ни внутри не было). Первый же рассказ, а вернее его длинное, непрекращающееся предложение на полстраницы (такие штуки "периодами" называются) поверг меня в уныние. Далее шла короткая фраза - "О нем-то [имярек] и будет мой рассказ". После были долгие и нудные страницы, на которых совсем не шло рассказа об оглашенном выше имяреке. Лев Николаевич, как умелый боксер тяжеловес (был у меня один такой спаринг-партнер) свалил меня. Раунд был проигран, а рассказ не дочитан. Но, пытливого читателя можно сравнить либо с упорным боксером, снова рвущемся на ринг, либо с гопником, решившим не нарываться на тех, кто сильнее и звездулей навешает, а переключится на кого-то послабее. Таким образом, с книжной полки была вытянута повесть "Смерть Ивана Ильича". "Матросы" принялись радостно конопатить бреши, а я - читать.
Стоит ли много разливаться соловьем про это произведение? Кажется, ни одна из исследовательских работ об этой повести не будет стоить и страницы того, что написано. О гениальных произведениях очень сложно писать отзыв. Они гениальные. Точка. Их читать надо самому. Это уже вопрос интимный осмысления и душевного брожения, на дрожах прочитанных строчек.
Иван Ильич умер. Вот так сразу. С первой же страницы дал дубу. Пришли друзья-знакомые с ним попрощаться, а дальше "флешбек" - рассказ о жизни Ивана Ильича и его смерти. Конечно же, блистательны описания характеров:
Иван Ильич
"В служебных делах он был, несмотря на свою молодость и склонность к
легкому веселью, чрезвычайно сдержан, официален и даже строг; но в общественных он был часто игрив и остроумен и всегда добродушен, приличен и bon enfant, как говорил про него его начальник и начальница, у которых он был домашним человеком.
Была в провинции и связь с одной из дам, навязавшейся щеголеватому правоведу; была и модистка; были и попойки с приезжими флигель-адъютантами и поездки в дальнюю улицу после ужина; было и подслуживанье начальнику и даже жене начальника, но все это носило на себе такой высокий тон порядочности, что все это не могло быть называемо дурными словами: все это подходило только под рубрику французского изречения: il faut que jeumesse se passe4. Все происходило с чистыми руками, в чистых рубашках, с французскими словами
и, главное, в самом высшем обществе, следовательно, с одобрением высоко стоящих людей".
Пожалуй, на этом характере я и останавлюсь, так как иначе придется цитировать всю повесть целиком. Вообще, по описанию Иван Ильич очень уж напомнил мне довлатовское: "- Каширин - опытный журналист. Человек - довольно мягкий... - Дерьмо, - говорю, - тоже мягкое."
Перед смертью Иван Ильич осмысливает свою прожитую жизнь и с ужасом осознает, что хорошего-то в ней и было, разве что детство да юность: с чистой дружбой и мечтательными помыслами. А все после - ложь, притворство и все корысти ради, да чтоб в обществе угодным быть. Хотел бы Иван Ильич раскаяться и жизнь новую, аки буддийский монах, начать, да помер. Ну я об этом уже говорил. Умирает наш герой, правда, с легким сердцем и душой, быть может не очистившейся, но побеленной слегка, и слова из финала, пожалуй, самые сильные:
"Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.
Вместо смерти был свет.
- Так вот что! - вдруг вслух проговорил он. - Какая радость!"
Отдельно стоит отметить, что моральный переворот описан в книге кратко, на паре-тройке страниц, против долгого томительного приготовления к оному. И это сделано блестяще и не в укор я ставлю. Настолько живо и полно вводит читателя Толстой во внутренний мир и даже в самую болезнь и связанные с ней переживания Ивана Ильича, что у самого чуть ли не почка начинает побаливать.
Что ж, собственно, читать обязательно. Ну, да думаю, вы и так это уже давно прочли. Один я такой, чухан, грамоты не знающий, азбуки не ведующий.
Правда, особливо, я хотел бы отметить, как сильно "Смерть Ивана Ильича" впаялась в ткань русской литературы. Это и некая полемика повести в "Раковом корпусе" Солженицына: где главный герой проходит тот же путь мучений, перед смертию, дает зарок жизнь к лучшему поменять, коли в живых останется. Но герою не дарована очистительная смерть. Он выздораливает и ... да ничего он не делает. Оказываются зароки теми же, как обещание похудеть с нового года.
Или же печать "классицизма" на "Веселых похоронах" Людмилы Улицкой, в которой герой, через смерть почти что сатори достигает. И очень уж мне созвучной показались произведения.
Вообщем, проза Толстого не просто плоть от плоти русской литературы, но костяк оной. Примусь ка за что-нибудь еще.
Читать повесть Льва Николаевича Толстого:
"Смерть Ивана Ильича"
Редакция отвечает: Нет у меня культурной основы для чего? Чтобы книжки читать? Для этого нужна основа скорее грамматическо-лингвистическая. А что до классики, то спешу заверить, что, конечно, пробелов в моем "классическом" чтении не мало, но это не тот случай, когда "танкер тонет от нанесенных ему пробоин". Мои "умелые матросы" быстро конопатят любые бреши (которых, кстати, не так уж и много).
И так, по заявкам читателей и поЧитателей, осваиваем культурно-классическую программу по средством доктора Майорова Льва Николаевича, нашего, Толстого.
Для начала мною была взята книга рассказов, опознанных, как цикл "Севастопольских"(но прямого указания на то ни на обложке, ни внутри не было). Первый же рассказ, а вернее его длинное, непрекращающееся предложение на полстраницы (такие штуки "периодами" называются) поверг меня в уныние. Далее шла короткая фраза - "О нем-то [имярек] и будет мой рассказ". После были долгие и нудные страницы, на которых совсем не шло рассказа об оглашенном выше имяреке. Лев Николаевич, как умелый боксер тяжеловес (был у меня один такой спаринг-партнер) свалил меня. Раунд был проигран, а рассказ не дочитан. Но, пытливого читателя можно сравнить либо с упорным боксером, снова рвущемся на ринг, либо с гопником, решившим не нарываться на тех, кто сильнее и звездулей навешает, а переключится на кого-то послабее. Таким образом, с книжной полки была вытянута повесть "Смерть Ивана Ильича". "Матросы" принялись радостно конопатить бреши, а я - читать.
Стоит ли много разливаться соловьем про это произведение? Кажется, ни одна из исследовательских работ об этой повести не будет стоить и страницы того, что написано. О гениальных произведениях очень сложно писать отзыв. Они гениальные. Точка. Их читать надо самому. Это уже вопрос интимный осмысления и душевного брожения, на дрожах прочитанных строчек.
Иван Ильич умер. Вот так сразу. С первой же страницы дал дубу. Пришли друзья-знакомые с ним попрощаться, а дальше "флешбек" - рассказ о жизни Ивана Ильича и его смерти. Конечно же, блистательны описания характеров:
Иван Ильич
"В служебных делах он был, несмотря на свою молодость и склонность к
легкому веселью, чрезвычайно сдержан, официален и даже строг; но в общественных он был часто игрив и остроумен и всегда добродушен, приличен и bon enfant, как говорил про него его начальник и начальница, у которых он был домашним человеком.
Была в провинции и связь с одной из дам, навязавшейся щеголеватому правоведу; была и модистка; были и попойки с приезжими флигель-адъютантами и поездки в дальнюю улицу после ужина; было и подслуживанье начальнику и даже жене начальника, но все это носило на себе такой высокий тон порядочности, что все это не могло быть называемо дурными словами: все это подходило только под рубрику французского изречения: il faut que jeumesse se passe4. Все происходило с чистыми руками, в чистых рубашках, с французскими словами
и, главное, в самом высшем обществе, следовательно, с одобрением высоко стоящих людей".
Пожалуй, на этом характере я и останавлюсь, так как иначе придется цитировать всю повесть целиком. Вообще, по описанию Иван Ильич очень уж напомнил мне довлатовское: "- Каширин - опытный журналист. Человек - довольно мягкий... - Дерьмо, - говорю, - тоже мягкое."
Перед смертью Иван Ильич осмысливает свою прожитую жизнь и с ужасом осознает, что хорошего-то в ней и было, разве что детство да юность: с чистой дружбой и мечтательными помыслами. А все после - ложь, притворство и все корысти ради, да чтоб в обществе угодным быть. Хотел бы Иван Ильич раскаяться и жизнь новую, аки буддийский монах, начать, да помер. Ну я об этом уже говорил. Умирает наш герой, правда, с легким сердцем и душой, быть может не очистившейся, но побеленной слегка, и слова из финала, пожалуй, самые сильные:
"Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было.
Вместо смерти был свет.
- Так вот что! - вдруг вслух проговорил он. - Какая радость!"
Отдельно стоит отметить, что моральный переворот описан в книге кратко, на паре-тройке страниц, против долгого томительного приготовления к оному. И это сделано блестяще и не в укор я ставлю. Настолько живо и полно вводит читателя Толстой во внутренний мир и даже в самую болезнь и связанные с ней переживания Ивана Ильича, что у самого чуть ли не почка начинает побаливать.
Что ж, собственно, читать обязательно. Ну, да думаю, вы и так это уже давно прочли. Один я такой, чухан, грамоты не знающий, азбуки не ведующий.
Правда, особливо, я хотел бы отметить, как сильно "Смерть Ивана Ильича" впаялась в ткань русской литературы. Это и некая полемика повести в "Раковом корпусе" Солженицына: где главный герой проходит тот же путь мучений, перед смертию, дает зарок жизнь к лучшему поменять, коли в живых останется. Но герою не дарована очистительная смерть. Он выздораливает и ... да ничего он не делает. Оказываются зароки теми же, как обещание похудеть с нового года.
Или же печать "классицизма" на "Веселых похоронах" Людмилы Улицкой, в которой герой, через смерть почти что сатори достигает. И очень уж мне созвучной показались произведения.
Вообщем, проза Толстого не просто плоть от плоти русской литературы, но костяк оной. Примусь ка за что-нибудь еще.
Читать повесть Льва Николаевича Толстого:
"Смерть Ивана Ильича"