Дискуссионный текст к проекту "Инфрастуктура"
Инфрастуктура
Инфраструктура - это правда каждой вещи, самое важное каждой вещи. Правда человека - это кровеносные сосуды, сухожилия, кости, мускулы и печень, Правда города - это дороги, каналы, канализация, и бескончно переплетенные провода с бегущими по ним электричеством и информацией. Мы ужасно боимся увидеть как на самом деле устроен человек: если бы увидели, то либо испытали шок либо постарались бы не заметить. Таким же парадоксальным образом мы не хотим замечать инфрастуктурную изнанку города. Получается, что устройство жизни и проживание жизни - это два разных модуса человеческого бытия: город как "вещь для нас" рядится в разноцветные одежды, веселит огнями, развлекает кинотеатрами и кормит кафешечками, город же как "вещь для себя" перекачивает говно, проводит в дома электричество и дает транспорту ездить по своим дорогам. Мы не хотим обращать на последнее ни малейшего внимания: инфрастуктура скучна именно тем, что мы не хочем смотреть на равную себе правду. Почему нам скучно на стройке, но интересно в пустыне, хотя они как бы сделаны из одних и тех же материалов? Потому что на стройке все функционально: стройматериалы, стройплощадки, стройтехника - мы окружены вещами равными самими себе, самоочевидными и поэтому не дающие пищи для анализа и эстетического переживания. Можно сказать, что "чистая" инфраструктура - это модель культуры свободной от искусства и констатировать, что будучи изначально чистой абстракцией область трансцедентального обрела в урбанистической цивилизации материальное воплощение.
Культурморт
Если мы видим человека с которого сняли кожу и стали видны внутренности, мы понимаем, что имеем дело с трупом. Обнажение инфрастуктуры тоже ассоциируется со смертью. Художники, когда работают с урбанистическими темами часто используют "мертвые" сюжеты типа панорам заброшенных строек. Если в подобных работах добавляется временное измерение (видеоарт, например), то мы имеем дело с медитативными и циклическими сюжетами. Поэт Михаил Гронас называет такие произведения культурмортами, слепками мертвой культуры по аналогии с nature morte. "Умертвив" лишенную самостоятельного эстетического фермента культуру (какой является городская инфрастуктура), мы делаем ее произведением искусства. Лишив "вещь для себя" ее функциональности, мы как бы переводим стрелку нашего восприятия на ее сущность, делаем ее феноменом, загадкой, принципиально непознаваемой "вещью в себе", третьей части кантовской триады, появление которой было неминуемо после того как были произнесены "вещь для нас" и "вещь для себя". А тайна - это именно то, что делает искусство искусством. Выходит, чтобы сделать дорогу произведением искусства, нужно ее разъебать.
Зазор
Диверсионный сюжет с разрушением объектов городской инфрастуктыры в качестве художественного высказывания может показаться привлекательным хотя бы в силу своей понятности. Однако, несмотря на кажущуюся радикальность, он является лишь компромиссной (скандал в обществе спектакля - это всегда компромисс) иллюстрацией ко всему вышесказанному. Как показывает опыт диверсий которые чеченские террористы устроили в метро и на железке, это ни в коей мере не способствует культурной рефлексии, не говоря уж о том, что людей ужасно жалко. Очевидно, что поиск новых содержаний предполагает более вдумчивую и осторожную работу. Зафиксировав кажущееся нетривиальным различие между эмпирическим города (огни, кинотеатры, дворы и кафешечками) и трансцендентальным (инфрастуктура), важно не настаивать на других связях и различиях, чтобы максимально чисто прочувствовать зазор между предложенными сущностями, через который, возможно хотя бы краешком глаза взглянуть на город как "вещь в себе" и почувствовать предстояние перед неожиданно проявившимся трансцедентальным и, глубоко скрытым, но в то же время находящимся где-то рядом трансцедентным смыслами нашего города. На большее расчитывать пока бесполезно.
Готовьтесь к очередному поражению!
Инфраструктура - это правда каждой вещи, самое важное каждой вещи. Правда человека - это кровеносные сосуды, сухожилия, кости, мускулы и печень, Правда города - это дороги, каналы, канализация, и бескончно переплетенные провода с бегущими по ним электричеством и информацией. Мы ужасно боимся увидеть как на самом деле устроен человек: если бы увидели, то либо испытали шок либо постарались бы не заметить. Таким же парадоксальным образом мы не хотим замечать инфрастуктурную изнанку города. Получается, что устройство жизни и проживание жизни - это два разных модуса человеческого бытия: город как "вещь для нас" рядится в разноцветные одежды, веселит огнями, развлекает кинотеатрами и кормит кафешечками, город же как "вещь для себя" перекачивает говно, проводит в дома электричество и дает транспорту ездить по своим дорогам. Мы не хотим обращать на последнее ни малейшего внимания: инфрастуктура скучна именно тем, что мы не хочем смотреть на равную себе правду. Почему нам скучно на стройке, но интересно в пустыне, хотя они как бы сделаны из одних и тех же материалов? Потому что на стройке все функционально: стройматериалы, стройплощадки, стройтехника - мы окружены вещами равными самими себе, самоочевидными и поэтому не дающие пищи для анализа и эстетического переживания. Можно сказать, что "чистая" инфраструктура - это модель культуры свободной от искусства и констатировать, что будучи изначально чистой абстракцией область трансцедентального обрела в урбанистической цивилизации материальное воплощение.
Культурморт
Если мы видим человека с которого сняли кожу и стали видны внутренности, мы понимаем, что имеем дело с трупом. Обнажение инфрастуктуры тоже ассоциируется со смертью. Художники, когда работают с урбанистическими темами часто используют "мертвые" сюжеты типа панорам заброшенных строек. Если в подобных работах добавляется временное измерение (видеоарт, например), то мы имеем дело с медитативными и циклическими сюжетами. Поэт Михаил Гронас называет такие произведения культурмортами, слепками мертвой культуры по аналогии с nature morte. "Умертвив" лишенную самостоятельного эстетического фермента культуру (какой является городская инфрастуктура), мы делаем ее произведением искусства. Лишив "вещь для себя" ее функциональности, мы как бы переводим стрелку нашего восприятия на ее сущность, делаем ее феноменом, загадкой, принципиально непознаваемой "вещью в себе", третьей части кантовской триады, появление которой было неминуемо после того как были произнесены "вещь для нас" и "вещь для себя". А тайна - это именно то, что делает искусство искусством. Выходит, чтобы сделать дорогу произведением искусства, нужно ее разъебать.
Зазор
Диверсионный сюжет с разрушением объектов городской инфрастуктыры в качестве художественного высказывания может показаться привлекательным хотя бы в силу своей понятности. Однако, несмотря на кажущуюся радикальность, он является лишь компромиссной (скандал в обществе спектакля - это всегда компромисс) иллюстрацией ко всему вышесказанному. Как показывает опыт диверсий которые чеченские террористы устроили в метро и на железке, это ни в коей мере не способствует культурной рефлексии, не говоря уж о том, что людей ужасно жалко. Очевидно, что поиск новых содержаний предполагает более вдумчивую и осторожную работу. Зафиксировав кажущееся нетривиальным различие между эмпирическим города (огни, кинотеатры, дворы и кафешечками) и трансцендентальным (инфрастуктура), важно не настаивать на других связях и различиях, чтобы максимально чисто прочувствовать зазор между предложенными сущностями, через который, возможно хотя бы краешком глаза взглянуть на город как "вещь в себе" и почувствовать предстояние перед неожиданно проявившимся трансцедентальным и, глубоко скрытым, но в то же время находящимся где-то рядом трансцедентным смыслами нашего города. На большее расчитывать пока бесполезно.
Готовьтесь к очередному поражению!