По истечении недели (о "Древе жизни" Терренса Малика)
.
Идеальная геометрия кадрового пространства, солнечные блики, парящая камера, крупные планы и прямые ракурсы - это все новый Терренс Малик. Режиссер, который в кино говорит языком аудиовизуальных образов и уносит зрителя за пределы бытовых материй, в области, где не правят привычные законы пространства, времени, места. У Малика как истинного творца - своя хронология отдельно взятой человеческой жизни, которая начинается с сотворения мира, заканчивается апокалипсисом и вторым пришествием, а в целом представляет собой личную одиссею человека в поисках Бога.
Уникальность «Древа жизни» - в простых вещах. Что микрокосм и макрокосм тождественны - философема не новая по своей постановке. Однако ретроспектива кинематографа иллюстрирует, что ни один из режиссеров не смотрел на человеческое жизнеописание как историю возникновения вселенной и жизни на земле, не давал проблеме столь наглядное и возвышенное визуальное измерение. История обычной американской семьи глазами главного героя с его младенчества до взрослых лет включает в себя большой взрыв, возникновение Земли, генезис жизни на планете, эпоху динозавров и многое другое. Фабульный конец истории - символический конец времен и мост через вечность.
Отправной пункт повествования - тезис о том, что «в жизни есть два пути: путь естества и путь благодати». Естество буйствует и тешит лишь самого себя; благодать терпит, любит, смиряется. Каждый выбирает свою дорогу в жизни. Дальше все не менее просто: Он был естеством, Она была благодатью. И было у них трое детей. Средний умер в 19. Таков зачин истории. Оставшийся хронический хронометраж ленты - мучительные рефлексии старшего сына о том, что он всегда хотел быть как мать, но стал в итоге как отец. Фактически, на протяжении всего повествования герой, как и его родитель, пытается понять декларируемую прямым текстом в фильме истину: Бог - не только с тем, кому он явил свой лик, но и с тем, от кого он отвернулся.
В определенном смысле фильм иллюстративен, воплощая в себе отдельные эпизоды библейских мифов. С одной стороны, Отец и Мать - архетипические модели мужчины и женщины, Адама и Евы, живущих свои жизни в техасском раю 50-х годов ХХ века. Внешние атрибуты библейской мифориторики на лицо: сад, древо жизни, голос дьявола, толкающий ребенка к греховному и надламывая его привычный мир, конец рая и изгнание из Эдема. С другой стороны, фильм Малика - несомненно, парафраз жития Иова, который верил в Бога и никак не мог понять, за что тот насылает на него бесконечные бедствия. И в этом плане старший сын, который всем существом тянется к материнской благодати, в итоге скорее повторяет траекторию жизни отца, не способного смириться с волюнтаризмом небес, стоически приняв происходящее как данность.
Лента полна ярких аудиовизуальных образов. Можно начать высказывать бесконечный поток эпитетов в адрес гениальной операторской работы Любецкого, которая построена на крупных и общих планах (чем не метафора взгляда ребенка, который изумленно смотрит на мир с широко открытыми глазами?!), восторгаться саундтреком (большой взрыв под лакримозу Прейснера - одна из выдающихся сцен кинематографа последних лет), искать культурные аллюзии с Кубриком (вселенский масштаб) и Тарковским (глубокая интимность повествования), отмечать симфоническую природу этого фильма и невообразимый для современного кино уровень поэтического и макрофилософского осмысления феномена человеческой жизни. Но, по большому счету, все это не имеет смысла. Малик снял фильм, который невозможно понять: его можно лишь прочувствовать, пропустив сквозь призму индивидуального жизненного опыта, и в итоге - принять или не принять. Мои чувства подсказывают, что, возможно, это лучшее, что было снято за последние десять лет, со времен «Любовного настроения» и «Догвилля». Впрочем, время рассудит и поставит все на свои места.