Сарацинские города, часть 2, глава 36
ГЛАВА 36
ПЕЙРЕ МАУРИ - РОЖДЕСТВО 1320 ГОДА.
МОРЕЛЬЯ - ЯНВАРЬ 1321 ГОДА, ВАЛЕНСИЯ.
[Добрый человек] проповедовал о том, что говорится в пророчестве Исайи, о том, что […] на седьмом небе, где Отец Святой, там свет немеркнущий и люди прекрасные. И все они в коронах ярче солнца. И все эти люди седьмого неба поют песнь Сиона, но эти из вышних поют лучше, чем другие. И это место весьма превосходно […]. Там обитают ангелы, и все добрые мужчины и добрые женщины. Но что касается женщин, то души мужчин и женщин не имеют между собой различий.
Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье (июнь 1324 года)
Благословенна будь святой памяти добрая Себелия из Акса, сожженная десять лет назад в Каркассоне папским инквизитором за то, что осталась тверда в своей вере. Ее сын Арнот Бэйль дал нам этот шанс, на который мы больше не надеялись, утишивший нашу тоску и воскресивший нашу радость: возможность встречи с добрыми людьми. Церковь еще жива. И если воля Гийома останется тверда, он сможет совершить покаяние и получить отпущение. И он вернется к нам уже добрым христианином, в котором мы все так нуждаемся. Круг верующих расширяется, и семья доброй Себелии предлагает нам новые средства. Церковь возродится и, если Бог так захочет, наша жизнь потихоньку наладится, мы покинем эту бесплодную пустыню без надежды и цели. Мы услышим доброе слово, мы спасем наши души. Гийом не колебался ни минуты, я читал это по его лицу. Как только с уст Арнота слетели слова об этих двух добрых людях из дю Паллар, то в своем сердце он уже пустился в путь, чтобы присоединиться к ним. Конечно, Гийом, на Пасху мы вместе будем в дю Паллар.
Ясно, что он не собирался подвергать себя неразумному риску, и юный Арнот первым проявил озабоченность, как бы не втянуть нашего доброго человека в возможные непредвиденные опасности. Но мы с Гийомом имели опыт подпольных путешествий. С юности я, как и мой брат Гийом и отец Раймонд, был проводником еретиков - как говорят клирики. А в долине Арка я занимался этим делом с братьями Гийома - Раймондом Белибастом и Бернатом - моим другом Бернатом. Когда мы провожали в Кюбьер или в Риу эн Валь Мессера Пейре из Акса или его сына Жаума, Фелипа де Талайрак или стареющего Амиеля из Перль. Я знал, как уменьшить риск. Я знал, что в ненадежных местах, у входа в деревни, добрый верующий должен входить сам, первым, чтобы проверить, нет ли ловушки или засады на доброго человека. Мы знаем, как защитить и обеспечить безопасность Гийома Белибаста.
Он и сам об этом подумал, Гийом. Это была хорошая идея. Настало время отыскать Раймонда Изаура, о котором у нас не было новостей со времени его возвращения из Мурсии. Если бы он смог пойти с нами в Дю Паллар, то нас было бы уже двое опытных верующих. Хорошо было бы также встретиться и с Бернатом Бэйлем, старшим братом Арнота, чтобы увериться в подлинных чувствах последнего. Еще до того, как арестовали его мать, в Аксе, Бернат был уже взрослым мальчиком; он гордился своим братом, добрым человеком Понсом, и сам был добрым верующим. Нам нужно расширить и укрепить наш круг. Мы увидим, как Бернат Бэйль отреагирует на новости, принесенные его братом Арнотом, и если предложения их престарелой тети Азалаис покажутся ему достойными доверия, а брак моего кузена с их сестрой - реалистичным, то, может, он и сам с удовольствием присоединится к нашему путешествию. Таким образом, Арноту и мне нужно было совершить путешествие в Кастельон де ла Плана и в Валенсию, к Раймонду Изаура и Бернату Бэйлю. Но прежде всего, в этот праздник Рождества в Морелье, Гийом Белибаст и я пытались сделать из Арнота хорошего верующего. Мы не могли слишком доверять ему, если и он, в свою очередь, не будет связан с нами. Я и так уже по дороге сюда дал ему это понять. Монсеньор не будет больше опасаться его, если он, наконец, решится и совершит перед ним melhorier, вступив таким образом в круг добрых верующих Церкви Божьей. И тогда, даже если смерть схватит его за горло в тот день, когда он будет сам, и ни один добрый человек не сможет придти к его ложу, пока он будет в сознании, одного благого стремления его сердца, продемонстрированного хоть единожды в искреннем melhorier, будет достаточно, чтобы он, Арнот, смог быть избавлен от грехов и спасти свою душу. Вместе с тем он также должен знать, что если случиться беда и доброго человека поймают, то он не сможет солгать инквизитору, что Арнот Бэйль из Акса не принадлежит к числу его верующих. Это обоюдные обязательства, Арнот. Если ты совершишь melhorier перед добрым человеком, у тебя появятся отличные шансы спасти свою душу, и ты станешь нашим братом; и ты сможешь обращаться ко мне на «ты», как если бы у нас был один отец, а добрый человек откроет перед тобой свое доверие и свою веру. Но если ты присоединишься к нам, ты разделишь нашу судьбу, если придет Несчастье и гонения настигнут нас. Если доброго человека поймают, мы все пропали, ты должен это понять. Вот что значит быть верующим в еретиков.
Арнот Бэйль не колебался. Когда, в этот канун Рождества и по просьбе Гийома я показал ему слова и жесты melhorier, он сделал это так же легко, как и я. Вслед за мной он встал на колени перед добрым человеком, трижды склонился перед ним до земли, и попросил его благословения.
- Benedicite, добрый христианин. Прошу благословения Божьего и Вашего.
И трижды торжественно Гийом Белибаст благословил его:
- Прими благословение Божье и наше.
И потом, вслед за мной, Арнот поднялся и совершил caretas, тройной поцелуй мира, склонив голову на одно и другое плечо доброго человека, затем, поцеловав его в губы, попросил молиться за него.
- Я буду молиться за тебя Богу, - сказал Гийом, глядя ему прямо в глаза, - чтобы Он сделал из тебя доброго христианина и привел к счастливому концу.
Арнот Бэйль вступил на дорогу добрых верующих.
Я первым совершил ритуальный жест и произнес ритуальную просьбу. Вновь я показал свою веру и стремление. Я был добрым верующим с того времени, как совершил melhorier. Это было в Арке, перед добрым христианином Пейре из Акса - мне было тогда около восемнадцати лет. С тех пор большинство добрых людей, перед которыми я обновлял melhorier, исчезли на кострах Инквизиции, но я знал, что они молятся за меня на самых вышних небесах. Сегодня, в Морелье, в отличие от Арнота Бэйля, я знал, что добрый человек, перед которым я стою на коленях, падший: у него нет власти благославлять меня и спасти мою душу. Но я оставался добрым верующим, и в этом жесте была вся моя надежда. Придет день, и Арнот, как и я, сможет - если Богу так будет угодно - склониться перед достойным добрым христианином.
Зимняя ночь объяла красавицу Морелью. Декабрьская ночь, ранняя и морозная, однако, отличная от других ночей. Город допоздна не спал и шумел, весь укутанный ароматными дымками, создававшими нимбы вокруг факелов и ламп. Рождественская ночь. Завтра утром ремесленнику Пейре Пеншенье, его супруге и золовке предстояло отправиться на великую мессу со всеми христианами города. Само собой, их юный кузен Арнот пойдет вместе с ними. Ну а то, что их далекий родственник, пастух, крестный отец новорожденного, воздержится, вполне извинительно. Но эта ночь была нашей, канун Рождества в фоганье Раймонды, рядом с добрым человеком.
Этот рождественский вечер мы начали в прекрасном настроении. Мы, трое мужчин, сидели на лавке за очагом, держа в руках чаши с горячим вином со специями, пока женщины готовили провизию, которую мы с Арнотом купили в городе. Это было время, когда к нам вернулась надежда, и Гийом Белибаст был в ударе. Я чувствовал, что он хочет произвести выгодное впечатление на нового верующего. Он стал подшучивать над моим упорным желанием избегать поповских месс.
- Если там нет ничего хорошего, то это не значит, что там есть что-то плохое, - сказал он, смеясь. - Ну, разве что можно подхватить простуду. В церквях ведь всегда так холодно…
Меня обуяла какая-то сумасшедшая радость, и я подхватил шутку:
- Никогда не забуду, как Мессер Пейре из Акса сам учил меня еще в юности совершать крестное знамение, входя в церковь: «Вот лоб, вот борода, вот одно ухо, а вот другое». Он особенно рекомендовал совершать это крестное знамение летом. Не для того, чтобы избежать простуды, а чтобы отгонять мух от лица. Оба мы, Гийом и я, увидев озадаченное и даже испуганное лицо Арнота Бэйля, вновь расхохотались. Видно было, что молодой человек не привык к шутливой свободе слова добрых христиан. И тогда наш добрый человек забил последний гвоздь: сам он вовсе не боится, подтвердил он, если нужно, показываться на мессе, чтобы избежать подозрений. И конечно же, он без стеснения принимает причастие у алтаря вместе с другими.
- Она же не скоромная, эта облатка! Нужно совсем не иметь аппетита, чтобы не проглотить ее. Я уже съел их, наверное, целую тарелку, этих маленьких вафелек.
Потом, после непродолжительного молчания, пока мы пытались подавить наш неуемный хохот, я продолжил нарочито ученым тоном:
- И в самом деле, в облатке нет ничего, противоречащего обетам воздержания добрых христиан: мука и вода, ни унции ферезы…
Глаза Гийома смеялись.
- Однажды я даже махал кропилом, - сказал он. Это было на похоронах моего покойного брата и товарища, господина Раймонда, чтобы нас допустили за ограду приходского кладбища Ла Гранадельи. Будьте уверены, что я тщательно окропил толпу, саван, да и себя хорошенько смочил этой так называемой святой водой. В конце концов, когда вы в пути, то вас же не остановят несколько капель дождя?
Но он заметил, что упоминания о смерти доброго человека Раймонда вряд ли могут привести меня в хорошее расположение духа. Он вздохнул и повернулся к Арноту, который все еще оставался немым. А я встал, чтобы ответить на призывы Комдорс, которая просила помощи, чтобы расставить стол на тяжелых деревянных козлах. Через открытую дверь комнаты для женщин я слышал сладкий лепет младенца, общавшегося на своем языке, и чмоканье, похожее на ягнячье у брюха матери. Я слышал, как Раймонда отвечает ему нежным голосом, теплым и звонким одновременно. И когда я нагнулся, чтобы помочь расставить стол, до меня долетел отзвук слов Гийома Белибаста:
- Да, Арнот, чтобы поиграть в добрых католиков, мне приходится довольно часто ходить в церковь, как вот завтра. В конце концов, молиться Богу, Отцу Небесному, можно и в церкви, как и в любом другом месте!
После праздничного ужина, начавшегося самым торжественным благословением нашего хлеба за столом, на котором стояло огромное блюдо с бобами и тарель с медовыми пирожными для всех, тушеным угрем для доброго человека и жареной козлятиной для верующих, женщины убрали со стола, и мы все расселись возле доброго человека, который хотел проповедовать для нас в этот полуночный час.
Рождественская ночь. Меня охватило странное чувство: мы сами собой разделились, как в церкви. Две женщины на одной лавке, двое мужчин на другой, а наш пастырь добрый прислонился к сундуку напротив нас. Женщины и девочка были одеты в самые праздничные одежды. Конечно, это были бедные наряды бедных женщин. Однако, Комдорс и Раймонда некогда были девушками из хорошей семьи - и вот из простых льняных вуалей они смогли накрутить себе причудливые грациозные головные уборы. На Раймонде было праздничное платье. Темно-красное платье нашей странной прошлогодней свадьбы. Мне вновь захотелось прикоснуться к ее рукам, скользящим над мягкой тканью как маленькие блестящие рыбки. Массивная Комдорс с острыми чертами лица держала на коленях свою племянницу Гильельму, а девочка старалась пошире открыть глаза, чтобы не заснуть. Слева от меня Арнот Бэйль сидел прямо, как жердь, в своем негнущемся камзоле из синего сукна. По своему обыкновению, он был чисто выбрит, тщательно причесан, с повязкой на черных, блестящих волосах, зачесанных за уши. Его светлый и вызывающий доверие взгляд был сосредоточен на добром человеке, а на губах играла тонкая улыбка. Я же чувствовал жажду и душевную тоску, в моей груди все сжималось, как всякий раз, когда наступал момент слушать Слово Божье, даже если этот рождественский проповедник был наименее ученым и наименее достойным из всех добрых людей, которых я когда-либо слушал.
Мой старый друг Гийом Белибаст. Он ведь читать-писать умеет чуть больше, чем я. Наверное, добрый человек Фелип показывал ему, как различать красные и голубые буквы своей Библии - ведь он и мне однажды показал начало главных книг Писания. Возможно, там есть слова, лично продиктованные Господом Нашим. Но у Гийома не было Книги. Если у него даже и была одна, то он ее потерял. Но слова Евангелия он хранил в своей памяти и своем сердце. «Gloria in excelsis Deo!» Этими удивительно музыкальными словами, сказал он нам, ангелы приветствовали таких, как мы, пастухов, пошедших за звездой в ту ночь, когда Сын Божий вотенился в этом мире. «Слава в вышних Богу!» Гийом полузакрыл глаза, как он всегда делал, ища вдохновения. Его лицо было неподвижным и напряженным, как у статуи в церкви. Он еще тихо, вполголоса, пробормотал, что эти слова передал нам евангелист святой Лука. Потом его лицо вновь стало выразительным, а взгляд вернулся к нам - Гийом начал свою рождественскую проповедь.
- Ибо Отец Небесный может быть только в вышних! - сказал он. - Мы хорошо знаем, что не стоит искать Его здесь, в этом видимом и преходящем мире, который во зле лежит, или в этом видимом небе, несущем тучи и грозы. Его мир - Царствие, на которое мы полагаем всю нашу радость и всю нашу надежду, находится над самой вышней небесной сферой. Мы не должны в этом сомневаться.
Он объяснил нам, откуда добрые христиане узнали, что Бог находится в вышних небесах: об этом тоже сказано в Писании. Там написано, в пророчестве Исайи, что однажды добрый человек, сомневавшийся в своей вере, был вознесен ангелом, переносившим его от одного неба к другому. Все выше и выше. И на каждом небе жили люди, красивые и доброжелательные; они пели славу Богу, а их господин проповедовал. И чем выше поднимались ангел и добрый человек, тем ослепительнее были небеса, красивее люди, а их господа походили на Отца. Но никто из них не был Отцом, и ангел не позволил доброму человеку поклониться ни одному из них. И тут голос Гийома зазвучал как будто издалека и с вышины:
- Наконец, они прибыли на седьмое небо, где Отец Святой. И там был свет немеркнущий и люди прекрасные. И у всех них были короны ярче солнца. И все народы семи небес пели Песнь Сиона, но те, что были в вышних, пели лучше, чем другие. И место это было чудесным… И там были ангелы, и все добрые мужчины и добрые женщины.
И снова Гийом замолчал на некоторое время. Я услышал, как заскрипела лавка, где сидели женщины, я различил фигуру Комдорс, которая меняла позу. А я почувствовал, будто у меня мороз пошел по коже, прямо у корней волос. Мне показалось, что я вижу вдалеке свет давно утраченной земли. Этот свет был словно ветер, вдохновляющий ангелов, тех самых, которые падали так часто, как капли дождя или цветы в траве, когда дьявол проделал дыру в Божьем небе, чтобы сманить Его созданья. Это голос Гийома Белибаста или юного святого Жаума из Акса, из глубин моей юности, по дороге в Риу эн Валь?
Но нет, это Гийом Белибаст, падший добрый человек, продолжал свою проповедь. Но теперь он обращался именно к Арноту, потому что молодой верующий казался удивленным, услышав, что среди ангелов седьмого неба есть добрые мужчины и добрые женщины.
- Да, Арнот, наши души - это падшие ангелы. И если мы умрем, будучи добрыми христианами, то вернемся в нашу небесную отчизну. И пророк Исайя видел души всех добрых мужчин и добрых женщин, покинувших этот мир… И среди них есть женщины, потому что души мужчин и женщин не имеют между собой разницы, - подчеркнул Гийом. - Это только в плоти, в телах из глины, Сатана, князь мира сего, создал разницу между полами. Но души Божьи - все благие, равные между собой и подобны друг другу. Я даже слыхал однажды от очень ученого доброго христианина, нашего Старшего, Пейре из Акса, что когда души добрых женщин поднимаются к небу, то они сразу же становятся мужчинами, потому что в телах славы, уготованных для нас в Царствии, вместе с тронами и сияющими коронами, мы возрождаемся в виде тридцатилетнего мужчины. Это по примеру Сына Божьего, Который пришел в этот мир и был гоним, имея вид тридцатилетнего мужчины…
Меня пронзила абсурдная мысль. Я подсчитал в уме: а ведь мне уже больше тридцати пяти лет. Мое тело из глины, недавно столь полное сил, уже, конечно, начало становиться немощным. И машинально я повернулся к Раймонде.
ПЕЙРЕ МАУРИ - РОЖДЕСТВО 1320 ГОДА.
МОРЕЛЬЯ - ЯНВАРЬ 1321 ГОДА, ВАЛЕНСИЯ.
[Добрый человек] проповедовал о том, что говорится в пророчестве Исайи, о том, что […] на седьмом небе, где Отец Святой, там свет немеркнущий и люди прекрасные. И все они в коронах ярче солнца. И все эти люди седьмого неба поют песнь Сиона, но эти из вышних поют лучше, чем другие. И это место весьма превосходно […]. Там обитают ангелы, и все добрые мужчины и добрые женщины. Но что касается женщин, то души мужчин и женщин не имеют между собой различий.
Показания Пейре Маури перед Жаком Фурнье (июнь 1324 года)
Благословенна будь святой памяти добрая Себелия из Акса, сожженная десять лет назад в Каркассоне папским инквизитором за то, что осталась тверда в своей вере. Ее сын Арнот Бэйль дал нам этот шанс, на который мы больше не надеялись, утишивший нашу тоску и воскресивший нашу радость: возможность встречи с добрыми людьми. Церковь еще жива. И если воля Гийома останется тверда, он сможет совершить покаяние и получить отпущение. И он вернется к нам уже добрым христианином, в котором мы все так нуждаемся. Круг верующих расширяется, и семья доброй Себелии предлагает нам новые средства. Церковь возродится и, если Бог так захочет, наша жизнь потихоньку наладится, мы покинем эту бесплодную пустыню без надежды и цели. Мы услышим доброе слово, мы спасем наши души. Гийом не колебался ни минуты, я читал это по его лицу. Как только с уст Арнота слетели слова об этих двух добрых людях из дю Паллар, то в своем сердце он уже пустился в путь, чтобы присоединиться к ним. Конечно, Гийом, на Пасху мы вместе будем в дю Паллар.
Ясно, что он не собирался подвергать себя неразумному риску, и юный Арнот первым проявил озабоченность, как бы не втянуть нашего доброго человека в возможные непредвиденные опасности. Но мы с Гийомом имели опыт подпольных путешествий. С юности я, как и мой брат Гийом и отец Раймонд, был проводником еретиков - как говорят клирики. А в долине Арка я занимался этим делом с братьями Гийома - Раймондом Белибастом и Бернатом - моим другом Бернатом. Когда мы провожали в Кюбьер или в Риу эн Валь Мессера Пейре из Акса или его сына Жаума, Фелипа де Талайрак или стареющего Амиеля из Перль. Я знал, как уменьшить риск. Я знал, что в ненадежных местах, у входа в деревни, добрый верующий должен входить сам, первым, чтобы проверить, нет ли ловушки или засады на доброго человека. Мы знаем, как защитить и обеспечить безопасность Гийома Белибаста.
Он и сам об этом подумал, Гийом. Это была хорошая идея. Настало время отыскать Раймонда Изаура, о котором у нас не было новостей со времени его возвращения из Мурсии. Если бы он смог пойти с нами в Дю Паллар, то нас было бы уже двое опытных верующих. Хорошо было бы также встретиться и с Бернатом Бэйлем, старшим братом Арнота, чтобы увериться в подлинных чувствах последнего. Еще до того, как арестовали его мать, в Аксе, Бернат был уже взрослым мальчиком; он гордился своим братом, добрым человеком Понсом, и сам был добрым верующим. Нам нужно расширить и укрепить наш круг. Мы увидим, как Бернат Бэйль отреагирует на новости, принесенные его братом Арнотом, и если предложения их престарелой тети Азалаис покажутся ему достойными доверия, а брак моего кузена с их сестрой - реалистичным, то, может, он и сам с удовольствием присоединится к нашему путешествию. Таким образом, Арноту и мне нужно было совершить путешествие в Кастельон де ла Плана и в Валенсию, к Раймонду Изаура и Бернату Бэйлю. Но прежде всего, в этот праздник Рождества в Морелье, Гийом Белибаст и я пытались сделать из Арнота хорошего верующего. Мы не могли слишком доверять ему, если и он, в свою очередь, не будет связан с нами. Я и так уже по дороге сюда дал ему это понять. Монсеньор не будет больше опасаться его, если он, наконец, решится и совершит перед ним melhorier, вступив таким образом в круг добрых верующих Церкви Божьей. И тогда, даже если смерть схватит его за горло в тот день, когда он будет сам, и ни один добрый человек не сможет придти к его ложу, пока он будет в сознании, одного благого стремления его сердца, продемонстрированного хоть единожды в искреннем melhorier, будет достаточно, чтобы он, Арнот, смог быть избавлен от грехов и спасти свою душу. Вместе с тем он также должен знать, что если случиться беда и доброго человека поймают, то он не сможет солгать инквизитору, что Арнот Бэйль из Акса не принадлежит к числу его верующих. Это обоюдные обязательства, Арнот. Если ты совершишь melhorier перед добрым человеком, у тебя появятся отличные шансы спасти свою душу, и ты станешь нашим братом; и ты сможешь обращаться ко мне на «ты», как если бы у нас был один отец, а добрый человек откроет перед тобой свое доверие и свою веру. Но если ты присоединишься к нам, ты разделишь нашу судьбу, если придет Несчастье и гонения настигнут нас. Если доброго человека поймают, мы все пропали, ты должен это понять. Вот что значит быть верующим в еретиков.
Арнот Бэйль не колебался. Когда, в этот канун Рождества и по просьбе Гийома я показал ему слова и жесты melhorier, он сделал это так же легко, как и я. Вслед за мной он встал на колени перед добрым человеком, трижды склонился перед ним до земли, и попросил его благословения.
- Benedicite, добрый христианин. Прошу благословения Божьего и Вашего.
И трижды торжественно Гийом Белибаст благословил его:
- Прими благословение Божье и наше.
И потом, вслед за мной, Арнот поднялся и совершил caretas, тройной поцелуй мира, склонив голову на одно и другое плечо доброго человека, затем, поцеловав его в губы, попросил молиться за него.
- Я буду молиться за тебя Богу, - сказал Гийом, глядя ему прямо в глаза, - чтобы Он сделал из тебя доброго христианина и привел к счастливому концу.
Арнот Бэйль вступил на дорогу добрых верующих.
Я первым совершил ритуальный жест и произнес ритуальную просьбу. Вновь я показал свою веру и стремление. Я был добрым верующим с того времени, как совершил melhorier. Это было в Арке, перед добрым христианином Пейре из Акса - мне было тогда около восемнадцати лет. С тех пор большинство добрых людей, перед которыми я обновлял melhorier, исчезли на кострах Инквизиции, но я знал, что они молятся за меня на самых вышних небесах. Сегодня, в Морелье, в отличие от Арнота Бэйля, я знал, что добрый человек, перед которым я стою на коленях, падший: у него нет власти благославлять меня и спасти мою душу. Но я оставался добрым верующим, и в этом жесте была вся моя надежда. Придет день, и Арнот, как и я, сможет - если Богу так будет угодно - склониться перед достойным добрым христианином.
Зимняя ночь объяла красавицу Морелью. Декабрьская ночь, ранняя и морозная, однако, отличная от других ночей. Город допоздна не спал и шумел, весь укутанный ароматными дымками, создававшими нимбы вокруг факелов и ламп. Рождественская ночь. Завтра утром ремесленнику Пейре Пеншенье, его супруге и золовке предстояло отправиться на великую мессу со всеми христианами города. Само собой, их юный кузен Арнот пойдет вместе с ними. Ну а то, что их далекий родственник, пастух, крестный отец новорожденного, воздержится, вполне извинительно. Но эта ночь была нашей, канун Рождества в фоганье Раймонды, рядом с добрым человеком.
Этот рождественский вечер мы начали в прекрасном настроении. Мы, трое мужчин, сидели на лавке за очагом, держа в руках чаши с горячим вином со специями, пока женщины готовили провизию, которую мы с Арнотом купили в городе. Это было время, когда к нам вернулась надежда, и Гийом Белибаст был в ударе. Я чувствовал, что он хочет произвести выгодное впечатление на нового верующего. Он стал подшучивать над моим упорным желанием избегать поповских месс.
- Если там нет ничего хорошего, то это не значит, что там есть что-то плохое, - сказал он, смеясь. - Ну, разве что можно подхватить простуду. В церквях ведь всегда так холодно…
Меня обуяла какая-то сумасшедшая радость, и я подхватил шутку:
- Никогда не забуду, как Мессер Пейре из Акса сам учил меня еще в юности совершать крестное знамение, входя в церковь: «Вот лоб, вот борода, вот одно ухо, а вот другое». Он особенно рекомендовал совершать это крестное знамение летом. Не для того, чтобы избежать простуды, а чтобы отгонять мух от лица. Оба мы, Гийом и я, увидев озадаченное и даже испуганное лицо Арнота Бэйля, вновь расхохотались. Видно было, что молодой человек не привык к шутливой свободе слова добрых христиан. И тогда наш добрый человек забил последний гвоздь: сам он вовсе не боится, подтвердил он, если нужно, показываться на мессе, чтобы избежать подозрений. И конечно же, он без стеснения принимает причастие у алтаря вместе с другими.
- Она же не скоромная, эта облатка! Нужно совсем не иметь аппетита, чтобы не проглотить ее. Я уже съел их, наверное, целую тарелку, этих маленьких вафелек.
Потом, после непродолжительного молчания, пока мы пытались подавить наш неуемный хохот, я продолжил нарочито ученым тоном:
- И в самом деле, в облатке нет ничего, противоречащего обетам воздержания добрых христиан: мука и вода, ни унции ферезы…
Глаза Гийома смеялись.
- Однажды я даже махал кропилом, - сказал он. Это было на похоронах моего покойного брата и товарища, господина Раймонда, чтобы нас допустили за ограду приходского кладбища Ла Гранадельи. Будьте уверены, что я тщательно окропил толпу, саван, да и себя хорошенько смочил этой так называемой святой водой. В конце концов, когда вы в пути, то вас же не остановят несколько капель дождя?
Но он заметил, что упоминания о смерти доброго человека Раймонда вряд ли могут привести меня в хорошее расположение духа. Он вздохнул и повернулся к Арноту, который все еще оставался немым. А я встал, чтобы ответить на призывы Комдорс, которая просила помощи, чтобы расставить стол на тяжелых деревянных козлах. Через открытую дверь комнаты для женщин я слышал сладкий лепет младенца, общавшегося на своем языке, и чмоканье, похожее на ягнячье у брюха матери. Я слышал, как Раймонда отвечает ему нежным голосом, теплым и звонким одновременно. И когда я нагнулся, чтобы помочь расставить стол, до меня долетел отзвук слов Гийома Белибаста:
- Да, Арнот, чтобы поиграть в добрых католиков, мне приходится довольно часто ходить в церковь, как вот завтра. В конце концов, молиться Богу, Отцу Небесному, можно и в церкви, как и в любом другом месте!
После праздничного ужина, начавшегося самым торжественным благословением нашего хлеба за столом, на котором стояло огромное блюдо с бобами и тарель с медовыми пирожными для всех, тушеным угрем для доброго человека и жареной козлятиной для верующих, женщины убрали со стола, и мы все расселись возле доброго человека, который хотел проповедовать для нас в этот полуночный час.
Рождественская ночь. Меня охватило странное чувство: мы сами собой разделились, как в церкви. Две женщины на одной лавке, двое мужчин на другой, а наш пастырь добрый прислонился к сундуку напротив нас. Женщины и девочка были одеты в самые праздничные одежды. Конечно, это были бедные наряды бедных женщин. Однако, Комдорс и Раймонда некогда были девушками из хорошей семьи - и вот из простых льняных вуалей они смогли накрутить себе причудливые грациозные головные уборы. На Раймонде было праздничное платье. Темно-красное платье нашей странной прошлогодней свадьбы. Мне вновь захотелось прикоснуться к ее рукам, скользящим над мягкой тканью как маленькие блестящие рыбки. Массивная Комдорс с острыми чертами лица держала на коленях свою племянницу Гильельму, а девочка старалась пошире открыть глаза, чтобы не заснуть. Слева от меня Арнот Бэйль сидел прямо, как жердь, в своем негнущемся камзоле из синего сукна. По своему обыкновению, он был чисто выбрит, тщательно причесан, с повязкой на черных, блестящих волосах, зачесанных за уши. Его светлый и вызывающий доверие взгляд был сосредоточен на добром человеке, а на губах играла тонкая улыбка. Я же чувствовал жажду и душевную тоску, в моей груди все сжималось, как всякий раз, когда наступал момент слушать Слово Божье, даже если этот рождественский проповедник был наименее ученым и наименее достойным из всех добрых людей, которых я когда-либо слушал.
Мой старый друг Гийом Белибаст. Он ведь читать-писать умеет чуть больше, чем я. Наверное, добрый человек Фелип показывал ему, как различать красные и голубые буквы своей Библии - ведь он и мне однажды показал начало главных книг Писания. Возможно, там есть слова, лично продиктованные Господом Нашим. Но у Гийома не было Книги. Если у него даже и была одна, то он ее потерял. Но слова Евангелия он хранил в своей памяти и своем сердце. «Gloria in excelsis Deo!» Этими удивительно музыкальными словами, сказал он нам, ангелы приветствовали таких, как мы, пастухов, пошедших за звездой в ту ночь, когда Сын Божий вотенился в этом мире. «Слава в вышних Богу!» Гийом полузакрыл глаза, как он всегда делал, ища вдохновения. Его лицо было неподвижным и напряженным, как у статуи в церкви. Он еще тихо, вполголоса, пробормотал, что эти слова передал нам евангелист святой Лука. Потом его лицо вновь стало выразительным, а взгляд вернулся к нам - Гийом начал свою рождественскую проповедь.
- Ибо Отец Небесный может быть только в вышних! - сказал он. - Мы хорошо знаем, что не стоит искать Его здесь, в этом видимом и преходящем мире, который во зле лежит, или в этом видимом небе, несущем тучи и грозы. Его мир - Царствие, на которое мы полагаем всю нашу радость и всю нашу надежду, находится над самой вышней небесной сферой. Мы не должны в этом сомневаться.
Он объяснил нам, откуда добрые христиане узнали, что Бог находится в вышних небесах: об этом тоже сказано в Писании. Там написано, в пророчестве Исайи, что однажды добрый человек, сомневавшийся в своей вере, был вознесен ангелом, переносившим его от одного неба к другому. Все выше и выше. И на каждом небе жили люди, красивые и доброжелательные; они пели славу Богу, а их господин проповедовал. И чем выше поднимались ангел и добрый человек, тем ослепительнее были небеса, красивее люди, а их господа походили на Отца. Но никто из них не был Отцом, и ангел не позволил доброму человеку поклониться ни одному из них. И тут голос Гийома зазвучал как будто издалека и с вышины:
- Наконец, они прибыли на седьмое небо, где Отец Святой. И там был свет немеркнущий и люди прекрасные. И у всех них были короны ярче солнца. И все народы семи небес пели Песнь Сиона, но те, что были в вышних, пели лучше, чем другие. И место это было чудесным… И там были ангелы, и все добрые мужчины и добрые женщины.
И снова Гийом замолчал на некоторое время. Я услышал, как заскрипела лавка, где сидели женщины, я различил фигуру Комдорс, которая меняла позу. А я почувствовал, будто у меня мороз пошел по коже, прямо у корней волос. Мне показалось, что я вижу вдалеке свет давно утраченной земли. Этот свет был словно ветер, вдохновляющий ангелов, тех самых, которые падали так часто, как капли дождя или цветы в траве, когда дьявол проделал дыру в Божьем небе, чтобы сманить Его созданья. Это голос Гийома Белибаста или юного святого Жаума из Акса, из глубин моей юности, по дороге в Риу эн Валь?
Но нет, это Гийом Белибаст, падший добрый человек, продолжал свою проповедь. Но теперь он обращался именно к Арноту, потому что молодой верующий казался удивленным, услышав, что среди ангелов седьмого неба есть добрые мужчины и добрые женщины.
- Да, Арнот, наши души - это падшие ангелы. И если мы умрем, будучи добрыми христианами, то вернемся в нашу небесную отчизну. И пророк Исайя видел души всех добрых мужчин и добрых женщин, покинувших этот мир… И среди них есть женщины, потому что души мужчин и женщин не имеют между собой разницы, - подчеркнул Гийом. - Это только в плоти, в телах из глины, Сатана, князь мира сего, создал разницу между полами. Но души Божьи - все благие, равные между собой и подобны друг другу. Я даже слыхал однажды от очень ученого доброго христианина, нашего Старшего, Пейре из Акса, что когда души добрых женщин поднимаются к небу, то они сразу же становятся мужчинами, потому что в телах славы, уготованных для нас в Царствии, вместе с тронами и сияющими коронами, мы возрождаемся в виде тридцатилетнего мужчины. Это по примеру Сына Божьего, Который пришел в этот мир и был гоним, имея вид тридцатилетнего мужчины…
Меня пронзила абсурдная мысль. Я подсчитал в уме: а ведь мне уже больше тридцати пяти лет. Мое тело из глины, недавно столь полное сил, уже, конечно, начало становиться немощным. И машинально я повернулся к Раймонде.