Избыточная трагедия
Избыточная трагедия
Мне было восемь лет. Среди ждановского доклада я заметил ахматовские строчки…
...я их запомнил на всю жизнь -
и сразу все понял и про Ахматову, и про советскую власть.
Д.Быков
ДБ стоит на укрепленных котурнах, одетый в тунику,
из-под нее выглядывают красные шорты в белый горох.
На голове самодельный венок из листьев лавровишни, подкрашенных серебрянкой.
В венок вплетены бубенцы, за ухом - здоровенное гусиное перо.
Живот лежит на специальной подставке с колесиками, на ней же - блюдо с дымящимися котлетами.
На полу - внушительная гора из больших книг, журналов, видеокассет.
Повсюду валяются фото самого ДБ, вместо обоев - фото ДБ разного размера.
На стене - портрет Пастернака.
ДБ
Заглатывает котлету и, не дожевав, начинает монолог.
Все говорят: нет гениев в стране.
Но есть - опроверженье. Для меня
Так это ясно, как простая рифма.
Родился я с любовию к искусству:
Ребенком будучи, когда впервые
Я Жданова прочел доклад известный,
Мгновенно понял все. Литература
Открылась мне в сиянии волшебном
И путь кремнистый осветила к славе.
Да, труден первый шаг! Его я сделал,
Насмешками терзаем. Я поставил
Рукомесло подошвою искусству.
Я стал начетчиком: литературу
Как хладный труп разъял я на цитаты,
Старательно их выучив на память.
Наслышан быв, что лучшие поэты
Свой дар уменью птиц уподобляли,
Я тетерева взял себе примером
Заливистого звукоизверженья.
Вороны подсказали мне тональность,
А крику у павлинов я учился.
Так мой язык бескостно укреплялся
Усильным упражненьем в многословье.
Съедает две котлеты. Портрет Пастернака меняется в лице:
поднимаются брови и отвисает нижняя губа.
Во всем стараясь мастером казаться,
Избыточности следовал канону,
Да так, что стал я тучен. Впрочем, туку,
Таким пристало быть. Я в этом вижу
Метафору моей священной жертвы.
Мой голос не силен, зато он громок,
Настолько, чтобы прочие изъяны
На задний план, бледнея, отступали.
Мне главное - напор! Без остановки
Пространство заполнять бурлящим звуком,
И не давать простора оппоненту.
Напору жизнь меня учила с детства -
Уменье крикнуть быстро: «Сам дурак!»
Почту за главное. Так недостатки
Мои достоинствами обернулись.
Проглатывает три котлеты.
Портрет Пастернака зажмуривается
Когда больной словесности российской
Прорвало вдруг трубу постмодернизма,
И затопило все, - тут пригодились
Плоды моих усердных тренировок:
Я был третьеразрядным журналистом,
Потом - второразрядным, и в итоге
Я опустился прямо в телевизор.
Но мало мне и этого. Зане -
Творить хотелось, звуки облекая
В нетленные одежды алфавита.
И - затворил! Восторг и вдохновенье
Испытывал от строчек, мной рожденных,
Могуществом над смыслом упиваясь.
Эпоха Симулякра! Ты - опора
Для алчущих признания и славы.
Ты все перевернула вверх ногами,
И стало невозможное возможно.
Когда я первую бумаги тонну,
Извел, и в чине командора принят
Был в Орден Куклуазных Барбиристов,
(И - Боги! Величаться стал Поэтом!),
Тогда поверив в собственные силы,
Я в миссии высокой укрепился.
Идеи Барбиризма продвигая,
Стал лучшим среди равных письмолюбов.
Но изгнан был с иной формулировкой
Магистра кулаком некуртуазным.
Повсюду я изгой. Людская зависть
Виной тому. Я - сам завистник, знаю!
Казалось, кончено! Однажды, с горя,
Я в Яузе пытался утопиться...
Портрет Пастернака с надеждой открывает один глаз.
Не вышло ничего! Не тонет тело,
Плавучестью изрядной обладая.
Запрокинув голову, проглатывает четыре котлеты; вытирает руки о живот.
Портрет Пастернака обреченно вздыхает.
Так стал я одиночкою в искусстве.
Стихам и прозе равно уделяя
Внимание. Творил, не разгибаясь,
И плоти продолжалось укрупненье.
Нет худа без добра - филейны части,
В три раза увеличившись в охвате,
Усидчивость стократно повышают:
Иной прождет полгода вдохновенья,
А мне всемирной тяготенья силой
Высиживать дано любые тексты
В любое время и в любом объеме.
Устав от сочинения романов
И прочих ждущих Нобеля шедевров,
На ниве написанья биографий
Перо решил попробовать свое.
Строчить о Классиках совсем нетрудно:
Берешь их дневники и переписку,
Тома воспоминаний пролистаешь,
Цитат нарежешь ровно на полкниги,
Своим приправишь вольным измышленьем,
Глядишь - и накропалось! Ай да Дима!
Не важно, что гиньоли чередою
Страницу за страницей обживают,
Что с легкостью твоей необычайной
Здесь правду полуправда подменяет,
А важно, что такое - продается.
Спасибо покупателям за то!
Силится поклониться залу, но живот мешает.
Портрет Пастернака близок к обмороку.
И вот - стяжал известность, лавреатства,
Признание я в целом полусвете.
Включи утюг - и мой услышишь голос,
Иль чайник - и во всей красе увидишь!
И нет уже такой в природе бочки,
Которой я б затычкой не пришелся.
Но славы - нет, как нет! А я ведь - гений...
Хотя об этом знаю я один.
Портрет Пастернака в обмороке.
Я лучшее отдал литературе:
Культурную традицию лелея,
Я прядь своих усов и даже шорты,
В которые давно уж не влезаю,
Отнес вчера в музей, что на Петровке,
(Ужо Вам, Маяковский, с желтой кофтой!)
Тянется за котлетами, но блюдо пусто.
Ну, полно раскисать мне! Чую верно:
Перо дрожит за ухом и знакомо
Рука зудит. Пора бы и за дело!
Вот только не решил: стихом размяться,
Иль снова биографию поэта,
Какого познатнее, навалять?
Уходит, ведя перед собой подставку на колесиках.
К звону бубенцов примешивается нарастающее «Тореадор, смелее в бой!»
Потрет Пастернака срывается со стены и с грохотом ударяется об пол.
ЗАНАВЕС
