Командир полка, хвост до потолка
Зря я выпендривался, что понимаю кошачий язык.
Нет, кое-что, конечно, понимаю, но оказалось... что всё не так просто
Вчера вечером собрался-таки написать небольшое поэтическое эссе. Ну или просто эссе про поэзию. И только я поднял свои руки, чтобы вдохновенно ударить по клавишам
слева раздалось мулино "Мчяв!".
Всё ещё держа руки в гору, скосил глаза влево. Муля гордо возлежала на углу дивана в позе сфинкса и смотрела на меня своими пронзительными зелёными глазами. "Вылитый майор Пронин", - вдруг подумал я. Правда, у майора глаза были пронзительно-серыми, но зелёные были ещё круче.
Руки начали падать на клавиши стремительным домкратом и тут раздалось такое "Мчявъ!!!", что они замерли буквально в сантиметре от клавиатуры.
Мулино "Мчяв" очень многогранно.
Представьте меня лежащим на спине на диване, правая нога вытянута, левая согнута в колене и стоит эдаким домиком. И под этим домиком в позе сфинкса, прищурив глаза, лежит Муля. Это тоже "мчяв", только более высокое.
Если она будит меня, чтобы её погладили (я уже проснулся, но ещё не совсем), это "мчяв" будет одновременно ласковым, нежным, томным и завораживающим. Причём с таким белорусским "в", которое и "в", и "у" одновременно, что даже я млею. Если такое "мчяв" произнесу я, она мгновенно материализуется рядом, где бы и в каком состоянии ни была. Тут главное - не перепутать интонацию. Не обидится, но ляжет в стороне.
Если рука перестаёт гладить, то это тоже "мчяв", только короче и тоньше, проглатывая "в/у". И головкой так... почти как в "Формуле любви": "амор" и головкой так...
Но в этот раз мулино "Мчявъ!!!" не было похоже ни на что ранее слышанное.
- Чево?!! - удивлённо переспросил я. В зеркало не надо было смотреть, чтобы понять, какое было у меня лицо: ошарашенно-удивлённое, со слегка выпученными глазами и высоко поднятыми бровями. Хорошо, что коротко стриженный, а то ещё и волосы дыбом стояли бы.
- Мння! - твёрдо мявкнула Муля.
- Почему "мння"?!.. - зря я это спрашивал. Ой, зря!
Потому что далее последовала непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений. Представьте себе, как одновременно говорили бы Леонид Каневский и Григорий Шпигель (кстати, где-то я говорил, что жил в одном доме с Григорием Ойзеровичем, только в разных подъездах) и на кошачьем - потому что говорила только кошка. Не просто говорила - вещала. И таким высоким штилем, что я проглотил язык.
Я пристыженно молчал.
Потому что ни хрена не понимал. НИ-ХРЕ-НА!
Ни что, ни почему.
А главное - ни слова!
Понимал только, что писа́ть она мне не даст. Это точно.
Но почему?!!
Нет ответа.
Монолог продолжался не менее десяти минут.
Меня спасла внучка, влетевшая в комнату и радостно бросившаяся обнимать недовольную Мулю. Недовольную и тем, что её прервали, и тем, что обнимают.
Потом Люба попросила: "Деда, обними меня!" - поставив окончательную точку в мулином монологе. Муля пожала плечами и ушла на окно. Там у неё сейчас личный кабинет.
Но на этом история не закончилась.
В 1:23 ночи я неожиданно проснулся. Беспричинно. От слова "совсем".
Муля лежала рядом.
Я лежал на спине, но как только начал поворачиваться на правый бок, левую ногу свело. Не до ора, так, взрыкнул только. Больно, но терпимо - бывало намного хуже. Пришлось вставать.
Пять минут хождения по квартире ничего не дали, при попытке лечь опять началась судорога, поэтому пришлось долго ходить и тянуть спину, пока всё не прекратилось. Примерно полчаса ходил. Всё это время Муля лежала на краю дивана в позе сфинкса и внимательно наблюдала за мной.
Нет-нет! музыкального сопровождения не было. Никакого. В эфире, зефире и прочих флогистонах стояла первозданная тишина. Даже на улице было тихо - ни шороха, ни шелеста, ни всхлипа... Чудесная пора!
Вспомнил вечер, вспомнил "Donna, Donna", вспомнил, что собирался написать небольшое эссе, вспомнил, что наш отель в Александрове располагался напротив дома-музея Цветаевой. И только я протянул руку к стулу, чтобы сесть за комп и вдохновенно ударить по клавишам, как услышал твёрдое мулино "Мння!!!"
- Ну почему, Муля?
Муля молча встала, прошла к подушкам и легла там, всем своим видом показывая, что сидеть за компом она мне не даст и я должен лечь. Здесь и сейчас. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Даже думать не хочу, что было бы, если бы ослушался.
Нет, кое-что, конечно, понимаю, но оказалось... что всё не так просто
Вчера вечером собрался-таки написать небольшое поэтическое эссе. Ну или просто эссе про поэзию. И только я поднял свои руки, чтобы вдохновенно ударить по клавишам
слева раздалось мулино "Мчяв!".
Всё ещё держа руки в гору, скосил глаза влево. Муля гордо возлежала на углу дивана в позе сфинкса и смотрела на меня своими пронзительными зелёными глазами. "Вылитый майор Пронин", - вдруг подумал я. Правда, у майора глаза были пронзительно-серыми, но зелёные были ещё круче.
Руки начали падать на клавиши стремительным домкратом и тут раздалось такое "Мчявъ!!!", что они замерли буквально в сантиметре от клавиатуры.
Мулино "Мчяв" очень многогранно.
Представьте меня лежащим на спине на диване, правая нога вытянута, левая согнута в колене и стоит эдаким домиком. И под этим домиком в позе сфинкса, прищурив глаза, лежит Муля. Это тоже "мчяв", только более высокое.
Если она будит меня, чтобы её погладили (я уже проснулся, но ещё не совсем), это "мчяв" будет одновременно ласковым, нежным, томным и завораживающим. Причём с таким белорусским "в", которое и "в", и "у" одновременно, что даже я млею. Если такое "мчяв" произнесу я, она мгновенно материализуется рядом, где бы и в каком состоянии ни была. Тут главное - не перепутать интонацию. Не обидится, но ляжет в стороне.
Если рука перестаёт гладить, то это тоже "мчяв", только короче и тоньше, проглатывая "в/у". И головкой так... почти как в "Формуле любви": "амор" и головкой так...
Но в этот раз мулино "Мчявъ!!!" не было похоже ни на что ранее слышанное.
- Чево?!! - удивлённо переспросил я. В зеркало не надо было смотреть, чтобы понять, какое было у меня лицо: ошарашенно-удивлённое, со слегка выпученными глазами и высоко поднятыми бровями. Хорошо, что коротко стриженный, а то ещё и волосы дыбом стояли бы.
- Мння! - твёрдо мявкнула Муля.
- Почему "мння"?!.. - зря я это спрашивал. Ой, зря!
Потому что далее последовала непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений. Представьте себе, как одновременно говорили бы Леонид Каневский и Григорий Шпигель (кстати, где-то я говорил, что жил в одном доме с Григорием Ойзеровичем, только в разных подъездах) и на кошачьем - потому что говорила только кошка. Не просто говорила - вещала. И таким высоким штилем, что я проглотил язык.
Я пристыженно молчал.
Потому что ни хрена не понимал. НИ-ХРЕ-НА!
Ни что, ни почему.
А главное - ни слова!
Понимал только, что писа́ть она мне не даст. Это точно.
Но почему?!!
Нет ответа.
Монолог продолжался не менее десяти минут.
Меня спасла внучка, влетевшая в комнату и радостно бросившаяся обнимать недовольную Мулю. Недовольную и тем, что её прервали, и тем, что обнимают.
Потом Люба попросила: "Деда, обними меня!" - поставив окончательную точку в мулином монологе. Муля пожала плечами и ушла на окно. Там у неё сейчас личный кабинет.
Но на этом история не закончилась.
В 1:23 ночи я неожиданно проснулся. Беспричинно. От слова "совсем".
Муля лежала рядом.
Я лежал на спине, но как только начал поворачиваться на правый бок, левую ногу свело. Не до ора, так, взрыкнул только. Больно, но терпимо - бывало намного хуже. Пришлось вставать.
Пять минут хождения по квартире ничего не дали, при попытке лечь опять началась судорога, поэтому пришлось долго ходить и тянуть спину, пока всё не прекратилось. Примерно полчаса ходил. Всё это время Муля лежала на краю дивана в позе сфинкса и внимательно наблюдала за мной.
Нет-нет! музыкального сопровождения не было. Никакого. В эфире, зефире и прочих флогистонах стояла первозданная тишина. Даже на улице было тихо - ни шороха, ни шелеста, ни всхлипа... Чудесная пора!
Вспомнил вечер, вспомнил "Donna, Donna", вспомнил, что собирался написать небольшое эссе, вспомнил, что наш отель в Александрове располагался напротив дома-музея Цветаевой. И только я протянул руку к стулу, чтобы сесть за комп и вдохновенно ударить по клавишам, как услышал твёрдое мулино "Мння!!!"
- Ну почему, Муля?
Муля молча встала, прошла к подушкам и легла там, всем своим видом показывая, что сидеть за компом она мне не даст и я должен лечь. Здесь и сейчас. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Даже думать не хочу, что было бы, если бы ослушался.