"Три профессора"
Эту фотографию можно найти среди фото Музея Сибаки, там она называется "Старая версия фонтана" , подзаголовок - Три профессора, 1938г
Сомневаюсь, что фото довоенное: портретируемые хотя и кажутся мне моложе, чем помню я их (речь о воспоминаниях послевоенных лет), но ровно настолько, насколько на всех фото тех лет люди кажутся мне моложе, чем я их помню,
кроме того, деревья на заднем плане, перед фасадом старого корпуса, на фото студенческих лет моих родителей ( 36 - 39 года) много ниже, чем здесь, на этом снимке они такой высоты, как в конце 40х.
Но в конце концов ошибка в дате не столь уж и важна, хуже, что люди лишены имён, тогда как имена их вместе с портретами можно разыскать на любом из коллективных снимков любого из институтских выпусков послевоенных лет.
( ссылку на фото в музее не привожу, так как последнее время попытки зайти на сайт музея кончались плохо: появлялась и закрывала всё чрезвычайно агрессивная громкая реклама, от которой никакими силами мне не удавалось избавиться).
Здесь я поместила мобильный снимок отпечатка, который и сам не подлинный, не оптический, а - цифровой со старого низкого качества скана, если смогу, заменю на лучшую копию.
Слева Виктор Николаевич Энгельгардт, в послевоенные годы и до своей смерти заведовал кафедрой иностранных языков института.
Виктор Николаевич был близким другом моего отца, часто бывал у нас дома, приходил к нам обычно вместе с Венедиктом Константиновичем Ивановым, под их разговоры и споры я нередко засыпала в соседней комнате, но иногда подолгу вслушивалась, мне было интересно - кто такой Омарха-Ям, о котором так часто говорил В. Н., помню свои фантастические предположения по этому и подобным поводам.. Ещё помню, как папа читает им " Тобольского летописца" Леонида Мартынова (любимая его поэма, мне он её много раз читал вслух) и как спорили о Мартынове, которого папа очень любил, а В.Н., насколько я тогда могла понять, несколько скептически относился к пвпиному восхищению, хотя, кажется, речь шла в тот раз только о переводах. Каждый такой вечерний разговор давал обильную пищу моим размышлениям, но как мало теперь достоверно помню!
Недавно Омский литературный музей опубликовал выдержки из переписки папы с В.К. Ивановым, но там я мало нашла такого, что помогло бы восстановить в памяти эти разговоры.
Папа очень долго уговаривал В.Н. давать мне уроки английского, В. Н. отвечал, что не имеет никакого опыта работы с детьми, но конце концов неохотно согласился, и в течение двух (или полутора?) зим я раз в неделю ходила к нему домой на уроки (хотя фактически это было реже, почему-то уроки часто отменялись).
После первого же урока В. Н. сказал, что поставить произношение он не берётся, на что папа отвечал, что это неважно, главное - научить меня читать по-английски.
Жил Виктор Николаевич в "белом доме" - двухэтажном белом здании, ближайшем к старому корпусу, семьи у него не было, в маленькой комнате жила его няня - старенькая седовласая Анна Ивановна (? в отчестве вдруг засомневалась), добрая и приветливая, В.Н. обращался с нею чрезвычайно почтительно. Сам факт, что у пожилого человека в доме живёт его няня, казался мне подтверждением того, что В Н - потомок директора Царскосельского лицея (няня - как у Пушкина); в его облике, манерах, речи чудилось мне нечто аристократическое.
Помню, как на первом уроке он открыл шкаф, достал одну, другую книгу, полистал, отложил и потом сказал - ну разве что эту вот (Louisa May Alcott "Little men")
я прочитывала сначала не более полстраницы дома со словарём, разыскивая каждое слово, и потом на уроке вслух переводила (не читала: слышать английский текст в моём произношении было ему, судя по всему, неприятно), В. Н. кивал, а там, где я спотыкалась, принимался объяснять, увлекался иногда, размышлял об особенностях английского синтаксиса, переходил на английский, потом спохватывался,
я далеко не всё понимала, но слушать его было всегда интересно. Спустя два года (или раньше) он сказал отцу: " Ну вот, я же говорил, что не умею с детьми, но читать она уже сможет сама".
Помню большую угловую комнату в первом этаже белого дома, где проходили занятия, письменный стол, стены заставлены шкафами с книгами, многие из них в старинных переплётах.
Летом, когда В. Н. уезжал в отпуск, в квартире поселялся его друг Ромуальд Иосифович Сикорский, который когда-то преподавал математику в Сибаке, с женой и дочерью Элей, с которой мы дружили, нам было разрешено брать и читать книги из всех, кроме одного, шкафов библиотеки В. Н.; корешки книг запретного шкафа ( в большинстве не русских) казались особенно притягательны и заманчивы.
Средний на снимке - Евгений Михайлович Ольховский, геодезист, муж Елены Дмитриевны, маминой подруги.
Помню его после болезни на скамейке перед трёхэтажкой, и как я подсаживалась к ним и в ранних сумерках Евгений Михайлович показывал мне созвездия, едва различимые в светлом ещё небе, называл их, от него я узнала названия планет. Евгений Михайлович умер, когда я училась в третьем классе.
А справа - Виктор Викторович Долинино-Иванский, наш дважды сосед ( в войну мы жили в первом этаже одного с ними подъезде "с чёрного хода", а после нескольких лет жизни в другом доме - трёхэтажке - получили квартиру в прежней двухэтажке на втором этаже, наш балкон был над верандой Долинино-Иванских.. Я уже показывала фотографию В.В. в особенно запомнившемся мне с раннего детства уголке его квартиры, где я бывала с дедушкой и , пока они беседовали, разглядывала фотографии на стене
Хорошо помню жену В.В., Маргариту Васильевну.
Ну вот, когда начинала писать - думала, что гораздо больше помню.. Но пусть хоть это останется записанным.
О парке, цветнике и фонтане напишу в следующий раз.