Да: ещё я тут много всего пишу
Например, в последних нумерах хороших журналов выйдут ажник четыре статьи. Три обычных, а одна - погромная, все обидятся. И стихи тоже пишу. Все не буду выкладывать, а которые за эту неделю написал - выложу. Хотя двенадцатичасовой почти рабочий день и по субботам тож. А всё почему? А потому что водку пить некогда, опять же, кроме суббот.
Июль
Это очень смешно и просто,
точно в речку с тарзанки на спор.
- У тебя уже такой возраст...
- А зачем ты смотрела паспорт?
В безупречном касании рук,
в белом сумраке незамечания -
самый лёгкий на свете звук
безошибочного молчания.
А потом наступает предел.
Очень правильно, очень скоро.
- «Разлюбила»? - «Да нет - надоел».
Из подслушанного разговора.
Мост
Вот зарекался писать стихи о стихах:
это ведь как ковыряться в собственных потрохах.
Но иногда получается строчка, будто девочка-недотрога:
«В городе Вологде очень большие вороны. Много».
Про вологодских ворон мне всё написал Андрюша Таюшев.
Андрюше пятый десяток, а его называют Дюша.
Ему непременно будет семьдесят пять и даже семьдесят шесть,
но звать его станут Дюшей, потому что он Дюша и есть.
А стишата это когда по-честному. без дураков:
Хочешь ли ты быть до старости дюшей, Андрей Пермяков?
И обещаешь себе серьёзно, будто бы мог.
Но нету тебя. Нет ничего кроме слова и слога.
И речка дрожит под Красным мостом, как электрический ток:
«В городе Вологде очень большие вороны. Много».
День посёлка
Шарик вращается над переломанной двухэтажкой.
Мелкий толкает сестрёнку и сильно кричит: «Кричи»!
На стенке Администрации колышется заяц Степашка,
до автостанции тянутся тоненькие лучи.
Думаешь про другие лучи, про те, которые отклоняют магнитным полем,
чтобы они летели, как нацеленные гранаты.
Маленький взрослый ребёнок мой столько знает о боли,
сколько бы никому знать-то совсем и не надо.
Господни лучи иногда попадают мимо,
но всему надлежит завершиться непременно и хорошо
…мой старший ещё поживёт, потому что когда-то была Хиросима.
Честное слово: свет белый устроен ужасно. Смешно.
Курага
Мы кормили чужую собаку на берегу пруда.
Точнее - на берегу старицы Клязьмы-реки.
Даша ей говорила: «Дура, иди сюда».
Дурочка приходила и ела почти с руки.
По станции громыхали немногословные электрички.
Не кончалось вино и другие спиртные напитки.
Над старицей Клязьмы-реки качались тонкие вички.
Даше я, кажется, жаловался на Ритку.
Тёплый ноябрь. Тёплый финал ноября.
Тёплая, но совершенно чужая собака.
Электрички стучали по шпалам: «Всё зря, всё зря».
Выспаться. Выжить. Обняться. Не сдохнуть. Плакать.
Тёмное
Света похожа на очень красивого мальчика.
Только всё время смотрит, точно из темноты.
Света берёт телефон, говорит: «Танечка,
я не приеду сегодня, полей цветы».
Самое долгое счастье - когда ничего не обещано:
так на рыбалке бывает славно и одиноко.
Гупии плавают. Чёрные, поперечные
балки скрывают свет от чердачных окон
Света из темноты глядит как плюшевый мишка -
единственный трезвый в шумном пивбаре «Кружка.
О белую чашку звякает длинная ложка,
будто мгновенный кадр, сморщенный фотовспышкой:
Светочка будет красивой и одинокой старушкой
и назовёт Темнотой свою предпоследнюю кошку.
Июль
Это очень смешно и просто,
точно в речку с тарзанки на спор.
- У тебя уже такой возраст...
- А зачем ты смотрела паспорт?
В безупречном касании рук,
в белом сумраке незамечания -
самый лёгкий на свете звук
безошибочного молчания.
А потом наступает предел.
Очень правильно, очень скоро.
- «Разлюбила»? - «Да нет - надоел».
Из подслушанного разговора.
Мост
Вот зарекался писать стихи о стихах:
это ведь как ковыряться в собственных потрохах.
Но иногда получается строчка, будто девочка-недотрога:
«В городе Вологде очень большие вороны. Много».
Про вологодских ворон мне всё написал Андрюша Таюшев.
Андрюше пятый десяток, а его называют Дюша.
Ему непременно будет семьдесят пять и даже семьдесят шесть,
но звать его станут Дюшей, потому что он Дюша и есть.
А стишата это когда по-честному. без дураков:
Хочешь ли ты быть до старости дюшей, Андрей Пермяков?
И обещаешь себе серьёзно, будто бы мог.
Но нету тебя. Нет ничего кроме слова и слога.
И речка дрожит под Красным мостом, как электрический ток:
«В городе Вологде очень большие вороны. Много».
День посёлка
Шарик вращается над переломанной двухэтажкой.
Мелкий толкает сестрёнку и сильно кричит: «Кричи»!
На стенке Администрации колышется заяц Степашка,
до автостанции тянутся тоненькие лучи.
Думаешь про другие лучи, про те, которые отклоняют магнитным полем,
чтобы они летели, как нацеленные гранаты.
Маленький взрослый ребёнок мой столько знает о боли,
сколько бы никому знать-то совсем и не надо.
Господни лучи иногда попадают мимо,
но всему надлежит завершиться непременно и хорошо
…мой старший ещё поживёт, потому что когда-то была Хиросима.
Честное слово: свет белый устроен ужасно. Смешно.
Курага
Мы кормили чужую собаку на берегу пруда.
Точнее - на берегу старицы Клязьмы-реки.
Даша ей говорила: «Дура, иди сюда».
Дурочка приходила и ела почти с руки.
По станции громыхали немногословные электрички.
Не кончалось вино и другие спиртные напитки.
Над старицей Клязьмы-реки качались тонкие вички.
Даше я, кажется, жаловался на Ритку.
Тёплый ноябрь. Тёплый финал ноября.
Тёплая, но совершенно чужая собака.
Электрички стучали по шпалам: «Всё зря, всё зря».
Выспаться. Выжить. Обняться. Не сдохнуть. Плакать.
Тёмное
Света похожа на очень красивого мальчика.
Только всё время смотрит, точно из темноты.
Света берёт телефон, говорит: «Танечка,
я не приеду сегодня, полей цветы».
Самое долгое счастье - когда ничего не обещано:
так на рыбалке бывает славно и одиноко.
Гупии плавают. Чёрные, поперечные
балки скрывают свет от чердачных окон
Света из темноты глядит как плюшевый мишка -
единственный трезвый в шумном пивбаре «Кружка.
О белую чашку звякает длинная ложка,
будто мгновенный кадр, сморщенный фотовспышкой:
Светочка будет красивой и одинокой старушкой
и назовёт Темнотой свою предпоследнюю кошку.