VADEMECUM. Ремемба-сериал. Пролог
- Что такое "ваде мекум"?
- Задний проход.
- Что-о?!
- "Ваде" значит "иди", а что такое "мекум" я знал да забыл... но очень похоже на что-то неприличное.
- Тогда это значит "иди в задницу", а не "задний проход". Сколько я помню латынь глаголы от существительных там заметно отличаются. "Иди" это все-таки глагол.
- Мальчики - сказала подошед к нам Лариса Ивановна - что я слышу, вы рассуждаете о латыни?
- Гм... - смутился Виктор - ну, не совсем о латыни... Мы тут обозревали старую аптеку, очень красивое здание, такой ранний модерн - там в витрине стоят громадные песочные часы, старинный микроскоп, еще какая-то фигня, и надпись по латыни "Vade mecum". Вы не помните? - у кого-то из наших классиков, чуть ли не у Пушкина в "Евгении Онегине" этот самый "вадемекум" фигурирует.
- У Пушкина фигурирует "васиздас" - сказал я - "в который раз - ля-ля - открывает васиздас", то есть форточку, то бишь варежку...
К нам подошел муж Ларисы Ивановны, Олег.
- Ты только послушай, Олег - сказала Лариса Ивановна восторженно - мои ученики еле на ногах стоят, Дима с Машей уже и стоять не могут - ничего себе молодожены, а наша постановочная часть ни в одном глазу, да еще филологические разговоры ведут! Ты не знаешь что такое "вадемекум"?
- Пособие.
- Какое пособие?
- Точно! - щелкнул пальцами Виктор - вспомнил! Пособие, инструкция - "иди за мной"!
- В задницу - не удержался я.
Лариса Ивановна посмотрела на меня с ласковой укоризной
- Извините, Лариса Ивановна! Не поймите меня превратно. Просто под микроскопом и часами клистир лежал, сиречь клизма...
- Сиречь, говоришь? - сказал Виктор, когда супруги нас покинули и направились проведать своих подопечных - Грубый ты. Я вот при Ларисе не рискнул сказать "клизма", а от тебя всего ждать можно. Смотри, разлюбит она тебя - она женщина тонкая и мягкая, при ней даже на латыни аккуратно материться следует. И Олег такой же...
- Я ж не матерился. Если она такая нежная, то я не понимаю как она столько лет с первым мужем выдержала...
- Вот потому и выдержала.
Разговор этот происходил на перроне львовского вокзала, теплым августовским вечером. Мы ждали когда подадут поезд на Будапешт. А до того почти целый день бродили по прекрасному городу Львову, оторвавшись от всей нашей актерской молодежи, которые как цыгане, с гитарами и монистами наперевес, рванулись покорять своими талантами мирное население. Им это удалось, что и констатировала, не без гордости, но и не без печали, милая их наставница, народная артистка СССР Лариса Ивановна Малеванная. Удалось настолько, что заработанного на улицах и площадях славного галицийского града хватило аж почти до самого Будапешта. "Как хорошо, что вы такие малопьющие" - сказал прочухавшийся к полуночи Дима, лучший актер труппы, обещающий в скором времени вырасти в матерого забулдыгу. Он завалился в наше купе в поисках своей красавицы-жены Маши, тоже очень талантливой актрисы, и, забыв зачем пришел, расположился выразить нам свой респект по полной программе: сел на мою койку, ноги закинул на противоположную - не мою, и вообще не нашего человека, а всего лишь попутчика, отлучившегося в тамбур покурить - и продолжил перечень моих и Виктора великих достоинств, от которых мы сами уже несколько притомились. "У нас самая лучшая постановочная часть - почти не пьют, женщин наших не совращают, все делают сами, ни одной репетиции еще не сорвали, Лариса от вас без ума, Олег на вас молится... Слушайте - вы святые! За это надо выпить! Я сейчас вернусь..."
Но он не вышел, а перегнувшись в открытую дверь заорал: "Мишань! неси сюда пузырь - худпостчасть жаждет!"
Из какого-то купе раздался визгливый собачий лай, из соседнего высунулась леди в халате и бигудях, увидела уже спешащего из другого конца коридора Мишаню, и скрылась обратно.
Отвертеться нам не удалось. Мы не особенно-то и упирались - до Будапешта было еще далеко.
- Задний проход.
- Что-о?!
- "Ваде" значит "иди", а что такое "мекум" я знал да забыл... но очень похоже на что-то неприличное.
- Тогда это значит "иди в задницу", а не "задний проход". Сколько я помню латынь глаголы от существительных там заметно отличаются. "Иди" это все-таки глагол.
- Мальчики - сказала подошед к нам Лариса Ивановна - что я слышу, вы рассуждаете о латыни?
- Гм... - смутился Виктор - ну, не совсем о латыни... Мы тут обозревали старую аптеку, очень красивое здание, такой ранний модерн - там в витрине стоят громадные песочные часы, старинный микроскоп, еще какая-то фигня, и надпись по латыни "Vade mecum". Вы не помните? - у кого-то из наших классиков, чуть ли не у Пушкина в "Евгении Онегине" этот самый "вадемекум" фигурирует.
- У Пушкина фигурирует "васиздас" - сказал я - "в который раз - ля-ля - открывает васиздас", то есть форточку, то бишь варежку...
К нам подошел муж Ларисы Ивановны, Олег.
- Ты только послушай, Олег - сказала Лариса Ивановна восторженно - мои ученики еле на ногах стоят, Дима с Машей уже и стоять не могут - ничего себе молодожены, а наша постановочная часть ни в одном глазу, да еще филологические разговоры ведут! Ты не знаешь что такое "вадемекум"?
- Пособие.
- Какое пособие?
- Точно! - щелкнул пальцами Виктор - вспомнил! Пособие, инструкция - "иди за мной"!
- В задницу - не удержался я.
Лариса Ивановна посмотрела на меня с ласковой укоризной
- Извините, Лариса Ивановна! Не поймите меня превратно. Просто под микроскопом и часами клистир лежал, сиречь клизма...
- Сиречь, говоришь? - сказал Виктор, когда супруги нас покинули и направились проведать своих подопечных - Грубый ты. Я вот при Ларисе не рискнул сказать "клизма", а от тебя всего ждать можно. Смотри, разлюбит она тебя - она женщина тонкая и мягкая, при ней даже на латыни аккуратно материться следует. И Олег такой же...
- Я ж не матерился. Если она такая нежная, то я не понимаю как она столько лет с первым мужем выдержала...
- Вот потому и выдержала.
Разговор этот происходил на перроне львовского вокзала, теплым августовским вечером. Мы ждали когда подадут поезд на Будапешт. А до того почти целый день бродили по прекрасному городу Львову, оторвавшись от всей нашей актерской молодежи, которые как цыгане, с гитарами и монистами наперевес, рванулись покорять своими талантами мирное население. Им это удалось, что и констатировала, не без гордости, но и не без печали, милая их наставница, народная артистка СССР Лариса Ивановна Малеванная. Удалось настолько, что заработанного на улицах и площадях славного галицийского града хватило аж почти до самого Будапешта. "Как хорошо, что вы такие малопьющие" - сказал прочухавшийся к полуночи Дима, лучший актер труппы, обещающий в скором времени вырасти в матерого забулдыгу. Он завалился в наше купе в поисках своей красавицы-жены Маши, тоже очень талантливой актрисы, и, забыв зачем пришел, расположился выразить нам свой респект по полной программе: сел на мою койку, ноги закинул на противоположную - не мою, и вообще не нашего человека, а всего лишь попутчика, отлучившегося в тамбур покурить - и продолжил перечень моих и Виктора великих достоинств, от которых мы сами уже несколько притомились. "У нас самая лучшая постановочная часть - почти не пьют, женщин наших не совращают, все делают сами, ни одной репетиции еще не сорвали, Лариса от вас без ума, Олег на вас молится... Слушайте - вы святые! За это надо выпить! Я сейчас вернусь..."
Но он не вышел, а перегнувшись в открытую дверь заорал: "Мишань! неси сюда пузырь - худпостчасть жаждет!"
Из какого-то купе раздался визгливый собачий лай, из соседнего высунулась леди в халате и бигудях, увидела уже спешащего из другого конца коридора Мишаню, и скрылась обратно.
Отвертеться нам не удалось. Мы не особенно-то и упирались - до Будапешта было еще далеко.