Как в Постхалкидонизме "уточнялись" термины
Какова христологическая схема Нестория?
Она такова - две ипостаси (две природы), одно лицо.
Какова христологическая схема Кирилла?
Она такая - одна ипостась (одна природа), одно лицо.
Понятие природы в дохалкидонских христологических схемах второстепенно, и используется лишь как поясняющее приложение к понятию ипостаси. Можно сказать, что природа есть ничто иное, как общее и умозрительное того, что есть ипостась, как конкретное и субстанциональное. Собственно говоря, латинское слово "суб-станция" является калькой греческого "ипо-стасис" (под-стоящее). Поэтому, хотя это может восприниматься как тавтология, но мы говорим, что ипостась является объективной субстанциональной реальностью. Ипостась есть то, что ЕСТЬ! Но природа человека не субстанция. Без ипостаси это лишь абстракция. Природа зрится в ипостасях, или как еще говорится, постигается умозрением. Поэтому, вопреки устоявшемуся в халкидонизме мнению, первична именно ипостась, а природа за ней следует.
Для понятности посмотрим это на простых примерах. Есть природа серебристого тополя, не потому, что она есть сама по себе, а потому что есть реальные деревья-ипостаси серебристые тополя . Есть природа собаки, потому что есть собаки-ипостаси - Шарик, Полкан, Кабздох... Так же и природа человека. Она сама по себе ничто, если нет конкретных людей-ипостасей. Есть миллиарды людей - Вася, Петя, Жорик, ......, Хон-Гиль-Дон, которые и есть ипостаси, но природа человека одна. ОДНА НА ВСЕХ! Ее нельзя потрогать, ее нельзя сфотографировать, ее ничего нельзя.
Всякая природа объединяет множество ипостасей, но ипостаси являют свою одну - общую на всех природу. Обратного порядка быть не может. Не может быть одной ипостаси, которая являет множество природ. Безусловно, всякая ипостась (пока мы говорим о тварном мире) сложна, поскольку состоит из множества составляющих. В человеке наверняка есть вся таблица Менделеева. У каждого элемента своя природа. У каждого органического составляющего своя природа. Но природа человека одна - ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА. Даже сложный состав из души и тела, которые, естественно, имеют каждая свою природу, не изменяет того факта, что природа человека одна. Можно смело говорить, что человек из двух природ, но без утверждения природного единства человека, пришлось бы признавать в человеке две ипостаси - эдакого духа, обитающего в плотском существе.
Но мы говорим о едином существе человека, а потому и утверждаем единство его природы, хотя умозрительно различаем природу души и тела. И, в конце концов, если конкретный человек - это одна ипостась, то он одна субстанциональная реальность, сколько бы составляющих его природ в нем бы не различали. Какой смысл упираться в исповедании двух общих умозрительных категорий - природ, если субстанция, т.е. ипостась одна? У единой субстанции должна быть единая природа, иначе она не будет единой. Именно поэтому Кирилл и настаивал на единой природе Христа, коль признавал в Нем единую ипостась. И совершенно необходимо подчеркунуть, что конфликт между несторианами и кирилловцами был был вовсе не в подсчете природ, а в споре об ипостасях-субстанциях. Кирилла обвиняли в том, что исповедуя одну ипостась с ее одной природой, он, якобы, смешивает божество и человечество. А это, не много не мало, делает из Христа ни человека, ни Бога. В ответ Кирилл обвинял оппонентов с их двумя ипостасями, а стало быть и двумя природами в разделении на двух Сынов.
Поэтому, богословам дохалкидонской эпохи приходилось выбирать между этими двумя принципиально разными христологическими доктринами. Александрийцы ради единства Богочеловеческого Субъекта исповедовали одну ипостась-субстанцию, подвергаясь обвинениям в смешении божества и человечества. Антиохийцы ради несмешения божественной и человеческой субстанций исповедовали две ипостаси, соответственно подвергаясь обвинениям в разделении Христа на отдельных Бога и человека. Но третьего варианта не было и быть не могло. Создать некий гибрид и сказать, что умозрительные природы две, а реальная субстанция одна, никто до Халкидона не догадался. Даже некоторое время после Халкидона, те, кто стал исповедовать две природы при одной ипостаси сами себе не могли объяснить, как это возможно. В таком исповедании было очевидное противоречие, для устранения которого теоретикам новой папско-имперской христологии необходимо было "уточнить" свою богословскую терминологию.
Но вернемся к временам до Халкидона, дабы понять, откуда ноги растут у халкидонизма с его исповедальной формулой и его терминологией. Третий Вселенский Собор осудил т.н. несторианство (что на самом деле было ничем иным, как антиохийской христологией), утвердив исповедание единой испостаси Христа, что святой Кирилл лишь подчеркивал своей знаменитой формулой единства природы Бога Слово воплощенного. Но одно дело провести Собор, и совсем другое дело принудить оппонентов верить не так, как они считали правильным. Поэтому христологический конфликт проистекал и после Эфесского Собора, раздражая самого императора желающего религиозного мира в государстве. Чтобы не нарваться на репрессии, стороны решили пригасить богословские страсти в исповедании "Антиохийской унии". Выход был найден в том, что договаривающиеся стороны, в виду невозможности хоть как-то примирить исповедания одной или двух ипостасей, вовсе "забыли" о понятии ипостась. Нет слова, нет конфликта... на время, пока не улягутся страсти.
Но страсти не улеглись. Пока термин ипостась был под негласным запретом, богословская война началась за природы. В конце концов, какая разница, говорить о природах или ипостасях, если по факту речь идет об одном и том же, лишь в выражениях общих и умозрительных, либо конкретных и реальных. И пока антиохийцы пытались сорвать все свое возмущение Кириллом Александрийским на Евтихии, в дело вмешался папа Лев со своим злосчастным томосом, в котором как и в тексте "Антиохийской унии" отсутствовал термин ипостась. То, что было предложено Иоанном Антиохийским и Кириллом Александрийским как вынужденная и временная мера, отныне, благодаря Льву становилось "сакральной истиной". Так по факту папского авторитета догматизировалась новая прото-халкидонитская выхолощенная схема - две природы и одно лицо, без всякой ипостаси, повлекшая последующую трансформацию терминологии в халкидонизме. Но для начала обратим внимание на логику прото-халкидонитов!
1. Можно и нужно верить, что лицо Богочеловека одно. (Лицо - грч. просопон, лат. персона - это только маска, лик, образ, а не сам Субъект).
2. Но, нельзя исповедовать две ипостаси. (Дабы не быть обвиненными в разделении Христа на двух Субъектов).
3. При этом, необходимо утверждать две природы во Христе. (Дабы не быть обвиненными в смешении божества и человечества).
Но как реализовать эту "логику", если природа есть ничто иное, как умозрительное общее ипостасной конкретной реальности? Тут либо и того и этого по два, либо и этого и того по одному. Т.е., как не крути, сколько природ во Христе, столько и Его субстанций-ипостасей. И если что и смешивается в единстве, то это как раз ипостась, которая есть реальность. И в этом смысле отказ Льва от путающего все карты понятия ипостаси явился эдаким "гениальным изобретением". Нет понятия - нет и проблемы. Но, спросите - куда, в таком случае, делось само ТО, что словом ипостась обозначалось? Куда подевалась конкретная субстанциональная реальность, которая и есть Субъект? Нельзя же вот так взять и сказать, что есть природа Субъекта, есть даже его лицо, а самого Субъекта нет? Но не нужно так волноваться! Папа не просто убрал неудобное для него слово ипостась, но перенес его реальное содержание на два оставшихся термина.
Это просто невероятно, но Бог Слово, Тот, кто во веки веков определялся как вторая Ипостась божественной Троицы, в томосе Льва вдруг оказался "природой", и вместе с этим "природами" оказались и субстанции. К тому, что природа в львовском прото-халкидонизме оказалась категорией субстанциональной, можно было бы добавить и то, что понятие Субъекта, видимо лишенного субстанционального содержания, переносится на лицо. И не случайно, что прежде переводимое как "маска" латинское слово персона отныне понимается как Личность. Как получается красиво, просто и не пререкаемо! Одна Личность-Субъект и отдельно от него две его несмешиваемые субстанции! Радоваться бы этому до бесконечности! Прославлять папу во веки веков, объявлять его "святым" и "великим богословом", молиться на его иконы и пресказывать сказки, как лично апостол Петр отредактировал его томос. Но, нет... с Субъектом в халкидонизме все же не сложилось.
Бес попутал папу. Не иначе, как тот самый, что явился ему в образе апостола Петра исправлять томос. Только бес мог написать такое, что природы действуют, как свойственно каждой из них. Разве человек мог такое придумать, что действует не личность, а природа? Впрочем, не так уж и важно, нашептал ли Льву такое лукавый, либо он сам что-то перепутал. Так уж случилось и этого не отменишь, что Субъектом действия для халкидонитов стал восе не Христос, а две Его природы, одна из которых, как мы помним, - Бог Слово... Впоследствии, созданная папой Львом проблема была лишь усугублена Максимом Исповедником, которому оказалось мало действующих природ, так он сделал природы еще и Субъектами воления. Хотя, что тут удивляться, если под природами они представляли то, что в дохалкидлонском богословии являлось ипостасями. И теперь остается не ясным, что именно - лицо или природа является в халкидонизме Субъктом (Личностью).
Но могут возвразить, мол халкидониты вполне себе исповедуют ипостась, поскольку в самом Халкидонском оросе написано о двух природах при одной ипостаси и одном лице. Да, действительно, таки исповедуют. Ведь среди делегатов Халкидонского собора были и кирилловцы, которые вопреки криптонесторианскому учению папы из последних сил пытались защитить веру Церкви от несторианизации и настояли на включении выражения "одна ипостась" в соборное вероопределение. И теперь, благодаря этому, у халкидонитов получается трехчастная схема принципиально оличающаяся от несторианской.
По крайней мере так представляется на слух, что позволяет апологетам халкидонизма отрицаться от обвинений в криптонесторианстве. Дело в том, что слово-то ипостась кирилловцы вписали в орос Халкидона, но сути папского учения это так и не поменяло. Формула Халкидона формально трехчастная, но суть осталась Львовской - двухчастной, где есть только природы и лицо. Если субстанцию от ипостаси передали природе, то теоретикам халкидонизма более ничего не оставалось, как объявить термин ипостась синонимом термина лицо. Т.е. халкидонское исповедание понимать нужно не как "две природы, одна ипостась и одно лицо, а как "две природы и одно лицо (ипостась)".
При этом апологетами халкидонизма не всегда вспоминается то, что их ипостась - это их же лицо. Желающим показать, как они отличаются от несториан, не так уж и сложно умолчать в нужное время, что в их формуле в один ряд ставятся уже не два разных понятия ипостаси и лица, как это было в дохалкидонских схемах, а одно понятие под двумя разными названиями. Но эта тавтологическая схема все же годится только для внутреннего пользования, поскольку она рушится при ее сопоставлении с древними дохалкидонскими христологическими схемами. Ведь возникают справедливые вопросы. Например: "Как вы теперь сможете изложить несторианскую схему двух ипостасей и одного лица, если не отличаете ипостаси от лица?".
Понятно, что с этим вопросом им уже не справиться никак. Поэтому при обсуждении Несторианства, даже у их "докторов богословия", типа Давыденкова, идет сплошной поток мифологической мутиловки, и поскольку сами не отличают лица от ипостаси, переносят это непонимание и на несторианство, объясняя его как исповедание двух природ, двух ипостасей и двух лиц!
И какая из всей этой истории мораль? Она такая - если природа халкидонитов это то, что у несториан было ипостасью, и то и это одинаково соединяется в одном лице, называется оно в добавок еще и ипостасью, или нет, то халкидонизм оказывается не очень удачно замаскированным несторианством. Ведь от того, что ты поменяешь местами слова, суть не меняется. То самое, которых ДВА в несторианстве (т.е. ипостаси-субстанции), остаются тем же самым ДВА в халкидонизме (даже если это уже не ипостаси, а природы-субстанции). Попытка отстаивать исповедание одной ипостаси, так, как это якобы было у святого Кирилла, у них разбивается об их же синонимичность лишенной субстанциональности ипостаси с лицом, которое и в несторианской схеме тоже одно.
Но и на этом история не заканчивается. Сделав такую рокировку терминами, постхалкидониты не утруждают себя тем, чтоб последовательно придерживаться избранного направления. При необходимости, в нужный им момент они смело возвращаются к прежнему, дохалкидонскому пониманию терминов. Когда им нужно, ипостсь вновь оказывается понятием субстанциональным, а природа общим умозрением, явленным во всех ипостасях данного вида. Т.е. в каждом конкретном случае, они для себя выбирают тот или иной вариант смысла терминов. Поэтому, вести с ними дискуссию на богословские темы совершенно бессмысленно. Как можно что-то обсуждать, если сейчас они используют термины с таким смыслом, а через пять минут начнут наполнять их другим смыслом. Попытки заставить их определиться в понятиях и словах не достигают и не могут достигнуть успеха. Проблема слишком запущена. С одной стороны, они должны держаться нового терминологического расклада, чтоб не быть обвиненными в несторианстве с его исповеданием двух ипостасей, с другой должны показывать свою верность дохалкидонским Отцам, которые, естественно, пользовались дохалкидонской терминологией.