Для тех, кто это еще в состоянии выносить - начало тут:
http://grifon.livejournal.com/163713.html#cutid1http://grifon.livejournal.com/164200.html#cutid1http://grifon.livejournal.com/165209.html#cutid1 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1. Никогда не разговаривайте с неизвестными
1. Скорый поезд Улан-Батор - Москва. Август 1987 года.
...Когда я впервые по-настоящему подрался? Поздно. Двенадцать уже стукнуло. До этого бывали, разумеется, пустяковые конфликты, толчки, тычки. Но до взаправдашнего мордобоя дело обычно не доходило. Наши пацаны хоть и редко, но дрались вообще-то, однако эта «мужская жизнь» проходила мимо, фактически меня не затрагивая. Возможно потому, что для местных я по-прежнему оставался чужаком.
В третий класс новой школы я пришел посреди учебного года, когда мой отец получил назначение из Ленинграда в небольшой жемайтийский городок Плунге. Низкорослая и несимпатичная, но трогательно беззащитная девчушка Лена со вздернутым носиком, за парту к которой меня подсадили, нашептала мне необходимые слова о всех парнях в классе. Без этих сплетен я бы набил - точнее, мне бы набили - немало шишек. А так я ухитрился почти бесконфликтно присоединиться к сообществу одноклассников, чем, с одной стороны снискал некоторое изумленное уважение, а с другой на довольно долгое время оказался «чуть-чуть изгоем». И хотя я ни разу не подвел пацанов, в какие бы авантюры наша компания не ввязывалась, мне доверяли все же с едва заметной оговоркой. Ведь в мужском характере это, похоже, сидит с первобытных времен: набили друг другу морды, а потом лобызаться - друзья навек! А вот гнилой интеллигент в шляпе - подозрителен по определению. А если еще и в очках...
В общем, я в тот день потерял ключи от квартиры. И когда наш стихийный футбол на газоне между домами закончился, долго бродил кругами, глядя под ноги. Отец - тогда еще инженер-капитан - служил в ракетном дивизионе за три десятка километров от городка, мама работала там же в секретной библиотеке; всех служилых привозили с позиций к чадам и домочадцам в военном фургоне - кунге - часам к восьми вечера. Сидеть под дверью оставшиеся полдня мне не улыбалось. Оставалось окно...
Окно с полустертой надписью «Закрыто на зиму». Низкий полукруглый потолок с вентиляционными решетками. Некогда блестящая металлическая рамка вагонной полочки с провисшей сеткой. Вафельное полотенце, косо висящее на перекладине. В этом купе мне предстоит провести почти пять суток.
Оба моих попутчика сразу же - поезд и тронуться не успел - ушли знакомиться с ассортиментом вагона-ресторана. В лихорадочных предэкзаменационных сборах я не взял с собой даже детектива. Отмазнувшись от предложенных возлияний, лежу теперь на верхней полке, прикрыв глаза. В полусне. Ни о чем стараюсь не размышлять, пытаюсь подремать часика три до границы, но о чем-то все-таки думается. Вспоминается. Помимо воли.
Дотянулся до ребристого регулятора громкости над изголовьем.
...наш обозреватель комментирует итоги визита в Москву президента ФРГ господина Вайцзеккера.
После представления диктора заскрипел противный, железом по стеклу, голос.
«Как отмечает помощник Михаила Горбачева Черняев, во время визита произошел важный позитивный прорыв. Гоpбачев подтвеpдил пpежнюю позицию, что две Геpмании - это pеальность и любые попытки ее пеpесмотpеть имели бы сеpьезные последствия. Однако пpозвучали и новые ноты. Стало очевидно, что обе стоpоны готовы - и более того, стpемятся положить конец застою, котоpый наступил в pазвитии их отношений в конце 70-х начале 80-х годов. Михаил Гоpбачев в пpинципе не исключил даже возможности воссоздания Геpмании»...
У меня сразу же зубы заныли. Кто его выпустил на радио?
Шевелиться было лень, но, испытывая необоримое желание убить обозревателя вместе с Горбачевым, Вайцзеккером и всеми остальными президентами и журналистами, я вновь протянул руку и убил радио, вывернув регулятор до нуля.
Квартира наша была на первом этаже - но с очень высокими окнами. Я и в прыжке не мог дотянуться даже до подоконника. Пришлось призадуматься. Спустился с пригорка к сарайчикам на задворках военного городка и отыскал в узких захламленных проходах меж ними доску достаточной длины. Вернулся и стал карабкаться по шаткому мостику к кухонному окну с открытой форточкой, но не удержался и слетел вниз, расцарапав коленку.
Потирая ушиб, поднялся и смущенно огляделся. Ко мне вразвалочку приближался наш классный гроза пай-мальчиков Славка Кайгородский. Пацан, как пацан, но покрупнее многих. И задира. Потом, классе в восьмом, половина из нас его перерастет, но сейчас он внушал уважение одними своими габаритами. На пальце амбал бесстрастно крутил мои утерянные ключи. А поодоль хихикала стайка шакалов, еще недавно бывшая моей футбольной командой.
- Ну, что? Не попасть? - Сочувственно поинтересовался Кай...
- Ух, ты! Нашел? Где? - Я наивно порадовался тому, что не придется теперь ни у дверей куковать, ни в окошко громоздиться.
- Да тут. - Славка неопределенно махнул подбородком.
- Но я же все излазил... - Ситуация переставала мне нравиться, хотя я еще не понимал, почему.
- Плохо искал, - хмыкнул Кайгородский и протянул ключи.
Но когда мои пальцы уже смыкались на связке, Славка отдернул руку.
Подстава, - понял я, - и ключи, наверняка, во время футбола кто-то из его подручных свистнул. Очередная проверка на вшивость? Или просто дурацкая развлекуха?
- Отдай!
- А то что?
- Ничего, - я еще сдерживался. - Сам знаешь, что мои. Отдай.
- Чем докажешь?
- Пошли в замок вставим.
- Стану я со всякими ходить, - сплюнул сквозь зубы Кай, демонстрируя, кто в доме хозяин.
Я попытался выхватить украденное имущество, но провокатор был настороже. Он вытянул руку вверх, а я подпрыгивал, не дотягиваясь. Разница в росте у нас почти на голову была. Со стороны мои ужимки и прыжки выглядели смешно - и Славкина свита держалась за животики.
Тогда я его ударил.
Чего он явно не ждал, и, схватившись за ушибленную челюсть, выронил ключ.
Дальше подробностей я не помню. Я их и тогда-то не помнил. Просто ощутил вдруг спиной все камни импровизированного футбольного поля. А на мне верхом сидел Кай - навалился всей тушей и ненавидяще пялился на меня одним глазом. Второй с каждой секундой все больше заплывал, а из разбитого носа тоненькой прерывистой струйкой кровь стекала прямо мне на лицо. Похоже, я не один раз умудрился его зацепить, если только он, конечно, не отбегал специально побиться головой о растущий под моим окном тополь. Но гордиться все равно было нечем: я глотал пыль вперемешку с чужой кровью, дергался, однако сбросить тяжелого противника не мог.
Славка, поняв, что я больше не собираюсь сопротивляться, встал, ухмыльнулся, снова презрительно сплюнул и ушел, гордо задрав подбородок. Следом потянулись и болельщики.
Я тоже поднялся и отряхнулся. Потом нагнулся за ключами, которые всю недолгую схватку так и валялись под ногами, и поплелся домой отмываться. В ванной открыл воду и заплакал. Ничего не болело, но было чрезвычайно обидно. Вроде бы я и не струсил схватиться с Каем. И ключи остались у меня. Да и повреждений сопернику я нанес побольше, чем он мне. Но это Славка катал меня в пыли на глазах у всех, а не я его, и значит, я проиграл...
Вспомнились Ленкины пророчества: от Кайгородского ты будешь плакать. От него все плачут. Сбылось ведь, через два года, а сбылось...
Тут же расплывчато примерещилась и улыбчивая физиономия малолетней Кассандры. Она на разные голоса вещала странное.
Уплывает, - говорит, - у нас афганский товар, с каждым днем из рук уплывает. Год назад базу Джавара взяли, арсенал Какари-Шашари отбили, а влияние с каждым днем теряем. Убытки несем, однако.
Не о том беспокоишься, - сама себе вроде бы отвечает. - Штаты, похоже, всерьез намерены за Колумбию взяться. Тамошние барончики страх потеряли, намерены дешевым кокаином всю Америку наводнить. А жадность фраера, сам знаешь. И наш бизнес в Южной Америке просто накроется бордовой шляпой, если не подсуетимся вовремя.
Не дрейфь, Кибальчиш, все схвачено. Свои люди есть? А ты как думал? Давно уже. И в Кали, и у братцев Очоа. Но по картотеке у нас никто не проходит. Как так? Естественно. Знаешь, как это делается? Создается специальное подразделение по борьбе с наркомафией и туда отбираются лучшие. Людей официально увольняют, личные дела сдают в архив, новых не заводят. Элита начинает внедряться, кто как умеет. Каждый по своему разумению влезает в руководящие органы наркомафии. Фамилий этих агентов не знает ни министр, ни председатель, есть только номера. Ведь все эти министры и председатели меняются куда чаще, чем листья на деревьях. И куда они полетят, опавшие, одному Богу известно. Ни в одном компьютере имен тоже нет, а есть они в одной единственной седой голове почти семидесятилетнего мастодонта. Имеет этот забытый всеми чинуша нищий фонд заработной платы под крышей пособий нуждающимся ветеранам. А еще у мастодонта есть простой, нигде не зарегистрированный телефончик, по которому он порой болтает по-стариковски с приятелями. Если болтовня требует неотложного оперативного вмешательства, то оформляется она как донесение зарегистрированного агента: слепого, немого, глухого и вообще давно умершего, но так и не снятого с учета. Вот такое донесение неделю назад и поступило...
Стекло звякнуло о стекло. Я открыл глаза и повернулся на бок. Оба мужчины разом подняли головы.
- Проснулся, капитан? - Чернявый попутчик поднял веселые и пьяные глаза. - Присоединяйся. Нам до границы нужно прикончить вот это!
Он кивнул на столик, где, периодически стукаясь боками, подскакивали на стыках два флакона «Белого аиста». Блондин тоже улыбнулся.
- Не пугайся, мальчиш. Мы свои, буржуинские. В Наушках погранцы все равно отбирать будут. Лучше мы уж сами, а?
Два года антиалкогольной компании сделали свое дело: в Союзе молдавский коньяк давно стал редкостью. В Монголии купить было можно, но не в военторгах, где спиртного теперь не водилось ни капли, а в местных магазинах. Дорого. Понимая, что от щедрых мужиков просто так не отвертеться, я свесил ноги с полки. Попутчики посторонились, давая мне место спрыгнуть.
Ладно. Раз просят помочь, почему бы и не?..