«ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО?..»: ВЫПУСК № 9
Предыдущий выпуск - тут.
На днях я рассказывал о шибко продуктивных писателях, в частности о некоей астурийской сеньоре донье Марии дель Сокорро Тейядо Лопес, которая за свою не такую уж и короткую жизнь умудрилась накропать около 4.000 романов разного формата (кроме собственно романа, фотороман и прочие ноу-хау), разной толщины (сотня страниц - это, конечно, немало, но, как по мне, тянет разве что на пролог к роману, да) и разного же (вероятно, преимущественно хренового) качества.
Старушка, конечно, ого-го, но на фоне сегодняшней ситуации, когда любой графоман (да хотя бы пан Гридь!) может создать в Сети страничку и засорять ноосферу продуктами своего творчества, она мало чем выделяется. В связи с этим неискушённому читателю может показаться, что такая плодовитость - это своего рода примета времени, в которое мы живём, следствие всеобщей грамотности и свободного доступа к средствам распространения информации. Увы, история говорит нам об обратном: даже в самые древние времена, когда не то, что об Интернете, - о печатном станке никто слыхом не слыхивал, даже в ту покрытую паутиной и пропахшую нафталином эпоху встречались гиганты графомании.
Один из таких людей с перманентно зудящими руками - некий Дидимос (Δίδυμος) или, что более привычно для нашего уха, Дидим Александрийский. Жить ему пришлось в довольно весёлую эпоху Поздней Республики, хотя и не в Риме, а в птолемеевском Египте. Впрочем, лишь в первую половину жизни, вторая же её часть пришлась на жизнь во вполне себе римском Египте.
Поскольку изображения героя данной заметки - ни прижизненные, ни сделанные после его смерти (читай - придуманные) - до нас, увы, не дошли, а Александрийская библиотека, место его работы, благополучно сгинула с бела света, вот вам для антуражу остатки развалин братского учреждения - Библиотеки Цельса, что в Эфесе (ныне - территория Турецкой Республики).
Судя по дошедшим до нас упоминаниям, это был муж с весьма широкими интересами. Настолько широкими, что это удивляло даже современников, хотя в древности, в условиях отсутствия чётких границ между науками (ежели, конечно, будет позволительно употреблять сей термин для столь раннего этапа человеческой истории), энциклопедизм был в порядке вещей. Лючус Аннаэус Сэнэка (Lucius Annaeus Sĕnĕca minor), живший через полвека после Дидимоса, в «Нравственных письмах к Луцилию» (LXXXVIII, 37) очерчивал круг его интересов (и явно неодобрительно) следующим образом:
«... В одних книгах исследуется, где родина Гомера, в других - кто истинная мать Энея, в-третьих - чему больше предавался в жизни Анакреонт, похоти или пьянству, в-четвёртых - была ли Сафо продажной распутницей, и прочие вещи, которые, знай мы их, следовало бы забыть…».
Впрочем, как уже было сказано ранее, прославился Дидимос не столько широтой своих интересов, сколько количеством написанного. Афинеос (Ἀθηναῖος Ναυκρατίτης) в «Пире мудрецов» (IV, 17) со ссылкой на Деметриоса (Δημήτριος) или, по-нашенски, Деметрия Трезенского упомянул, что александриец был автором огромного количества сочинений - «до трёх с половиною тысяч». Упоминавшийся уже Сенека говорит о четырёх тысячах книг.
Благодаря своей плодовитости, Вивимос получил говорящее прозвище - Медноутробный (Χαλκέντερος). Огромное же количество созданных им произведений имело и довольно анекдотическое следствие: автор не мог вспомнить содержания своих первых сочинений (ещё бы!), путался в них и противоречил в более поздних творениях сказанному ранее, за что и получил ещё одно красноречивое прозвище - Забывающий книги (Bιβλιολάθης).
На днях я рассказывал о шибко продуктивных писателях, в частности о некоей астурийской сеньоре донье Марии дель Сокорро Тейядо Лопес, которая за свою не такую уж и короткую жизнь умудрилась накропать около 4.000 романов разного формата (кроме собственно романа, фотороман и прочие ноу-хау), разной толщины (сотня страниц - это, конечно, немало, но, как по мне, тянет разве что на пролог к роману, да) и разного же (вероятно, преимущественно хренового) качества.
Старушка, конечно, ого-го, но на фоне сегодняшней ситуации, когда любой графоман (да хотя бы пан Гридь!) может создать в Сети страничку и засорять ноосферу продуктами своего творчества, она мало чем выделяется. В связи с этим неискушённому читателю может показаться, что такая плодовитость - это своего рода примета времени, в которое мы живём, следствие всеобщей грамотности и свободного доступа к средствам распространения информации. Увы, история говорит нам об обратном: даже в самые древние времена, когда не то, что об Интернете, - о печатном станке никто слыхом не слыхивал, даже в ту покрытую паутиной и пропахшую нафталином эпоху встречались гиганты графомании.
Один из таких людей с перманентно зудящими руками - некий Дидимос (Δίδυμος) или, что более привычно для нашего уха, Дидим Александрийский. Жить ему пришлось в довольно весёлую эпоху Поздней Республики, хотя и не в Риме, а в птолемеевском Египте. Впрочем, лишь в первую половину жизни, вторая же её часть пришлась на жизнь во вполне себе римском Египте.
Поскольку изображения героя данной заметки - ни прижизненные, ни сделанные после его смерти (читай - придуманные) - до нас, увы, не дошли, а Александрийская библиотека, место его работы, благополучно сгинула с бела света, вот вам для антуражу остатки развалин братского учреждения - Библиотеки Цельса, что в Эфесе (ныне - территория Турецкой Республики).
Судя по дошедшим до нас упоминаниям, это был муж с весьма широкими интересами. Настолько широкими, что это удивляло даже современников, хотя в древности, в условиях отсутствия чётких границ между науками (ежели, конечно, будет позволительно употреблять сей термин для столь раннего этапа человеческой истории), энциклопедизм был в порядке вещей. Лючус Аннаэус Сэнэка (Lucius Annaeus Sĕnĕca minor), живший через полвека после Дидимоса, в «Нравственных письмах к Луцилию» (LXXXVIII, 37) очерчивал круг его интересов (и явно неодобрительно) следующим образом:
«... В одних книгах исследуется, где родина Гомера, в других - кто истинная мать Энея, в-третьих - чему больше предавался в жизни Анакреонт, похоти или пьянству, в-четвёртых - была ли Сафо продажной распутницей, и прочие вещи, которые, знай мы их, следовало бы забыть…».
Впрочем, как уже было сказано ранее, прославился Дидимос не столько широтой своих интересов, сколько количеством написанного. Афинеос (Ἀθηναῖος Ναυκρατίτης) в «Пире мудрецов» (IV, 17) со ссылкой на Деметриоса (Δημήτριος) или, по-нашенски, Деметрия Трезенского упомянул, что александриец был автором огромного количества сочинений - «до трёх с половиною тысяч». Упоминавшийся уже Сенека говорит о четырёх тысячах книг.
Благодаря своей плодовитости, Вивимос получил говорящее прозвище - Медноутробный (Χαλκέντερος). Огромное же количество созданных им произведений имело и довольно анекдотическое следствие: автор не мог вспомнить содержания своих первых сочинений (ещё бы!), путался в них и противоречил в более поздних творениях сказанному ранее, за что и получил ещё одно красноречивое прозвище - Забывающий книги (Bιβλιολάθης).