О крыльях
Вот эта подернутая инеем мушмула - мякоть кисло-сладкая, совсем чуть - терпкая, подняться на цыпочки, сорвать горсть обмороженных, припорошенных снегом плодов, и - есть, аккуратно выплевывая косточки на ладошку - косточки нельзя выкидывать, нани заругает. Вечером пошел снег, тот, настоящий, который у нас в городке очень ждут, нани обрадовалась, посмотри, зарядил мелкими хлопьями, значит будет долго идти, какая красота, столько лет живу, а привыкнуть к ней не могу. Чудны дела твои, Господи, чудны и прекрасны.
Трещит дровяная печка, пыхтит самовар - медный, толстобокий. Такие самовары есть в каждом бердском доме - большие, сердитые, стоят, подбоченившись, словно сварливые деревенские бабы, дышат жаром. Нани говорит, что пить чай на русский манер нас научили молокане. Они живут на той стороне заваленного снегом перевала, и теперь до весны до них не долететь и не докричаться. Чем они помешали русскому царю, качает головой нани, люди как люди, ну, может молятся они немного иначе, чем русский царь. Но разве это причина высылать их с плодородных земель в наши каменистые края? Люди, эли, вздыхает нани. Собака или волк - какая разница? Живые существа.
Снег идет всю ночь и еще целый день, ветер играет с ним, как умеет - швыряет горстями в окно, рисует крылом на белом полотне рыхлые борозды, а потом торопливо их стирает, кружит вокруг уличных фонарей праздничным конфетти. Воздух пахнет так, словно им никто никогда не дышал - морозно-хрупким, первородным.
Я умею отличать его на запах и на вкус. Весной он пахнет холодным родником, проснувшимся лесом, цветущей яблоней, а еще - молодой крапивой, которую нани перетирает в ладонях с крупной солью и кормит нас, словно птенцов. Летом воздух пахнет нагретыми на солнце помидорами, пчелиным жужжанием, раскаленной чердачной крышей и зацветшими кустиками просвирняка. Осенью - шершавым персиковым соком, свежевыпеченным домашним хлебом и сладковатым духом печеных каштанов. И еще - пряным и соленым.
А зимой воздух пахнет так, что не хочется взрослеть.
Вот эта подернутая инеем мушмула, зеленый кипарисовик да синяя россыпь на макушке терновника - и есть все, что осталось от вчерашнего дня. Остальное засыпало снегом по самую макушку, приглушило-убаюкало, запутало в марлевом коконе молочного морока, м. Сквозь падающие хлопья снега едва различаешь бок соседского дома - неприступный, хмурый. Растерянный по зиме.
Не стой так близко к окну, говорит нани, от стекла тянет холодом, простынешь.
Помоги мне вдеть нитку в игольное ушко, а то я не вижу, старенькая уже. Ну что ты так расстраиваешься? Не старенькая я, ладно. Просто глаза устали.
Хочешь, расскажу тебе сказку? О семикрылых ангелах? У которых каждое крыло - одного цвета радуги, а каждое перо разит семерых темных дэвов? Хорошо, будет тебе сказка об ангелах и дэвах. Только отойди от окна.
Сейчас, говоришь ты, сейчас. Еще немного полюбуюсь и приду к тебе, нани. И стоишь у окна и молча наблюдаешь, как снег стирает вчерашний день с лица земли. Тишина такая, что слышно, как вздыхает старое грушевое дерево. Оно уже давно не плодоносит, но у деда рука не поднимается его срубить. Пусть стоит, говорит дед. Дерево, эли. Собака или волк - какая разница? Живое существо.
Папа говорит - ты стоишь в начале пути. За твоими плечами множатся и множатся твои ушедшие в небытие предки. За левым плечом - по линии мамы. За правым - по линии отца. Они - твои крылья, говорит папа. Они - твоя сила. Держи их всегда за спиной, и никто, никогда не сможет сделать тебе больно.
Потому что пока помнишь о крыльях - ты неуязвим.
И ты стоишь у окна, неуязвимая, осененная присутствием тех, которые ушли, но навсегда остались с тобой - и наблюдаешь снег.
За окном - большой двор. За двором - белая дорога - рисуй на ней, что хочешь, все сбудется.
Одним концом дорога упирается в калитку, а другим - в край света.
Трещит дровяная печка, пыхтит самовар - медный, толстобокий. Такие самовары есть в каждом бердском доме - большие, сердитые, стоят, подбоченившись, словно сварливые деревенские бабы, дышат жаром. Нани говорит, что пить чай на русский манер нас научили молокане. Они живут на той стороне заваленного снегом перевала, и теперь до весны до них не долететь и не докричаться. Чем они помешали русскому царю, качает головой нани, люди как люди, ну, может молятся они немного иначе, чем русский царь. Но разве это причина высылать их с плодородных земель в наши каменистые края? Люди, эли, вздыхает нани. Собака или волк - какая разница? Живые существа.
Снег идет всю ночь и еще целый день, ветер играет с ним, как умеет - швыряет горстями в окно, рисует крылом на белом полотне рыхлые борозды, а потом торопливо их стирает, кружит вокруг уличных фонарей праздничным конфетти. Воздух пахнет так, словно им никто никогда не дышал - морозно-хрупким, первородным.
Я умею отличать его на запах и на вкус. Весной он пахнет холодным родником, проснувшимся лесом, цветущей яблоней, а еще - молодой крапивой, которую нани перетирает в ладонях с крупной солью и кормит нас, словно птенцов. Летом воздух пахнет нагретыми на солнце помидорами, пчелиным жужжанием, раскаленной чердачной крышей и зацветшими кустиками просвирняка. Осенью - шершавым персиковым соком, свежевыпеченным домашним хлебом и сладковатым духом печеных каштанов. И еще - пряным и соленым.
А зимой воздух пахнет так, что не хочется взрослеть.
Вот эта подернутая инеем мушмула, зеленый кипарисовик да синяя россыпь на макушке терновника - и есть все, что осталось от вчерашнего дня. Остальное засыпало снегом по самую макушку, приглушило-убаюкало, запутало в марлевом коконе молочного морока, м. Сквозь падающие хлопья снега едва различаешь бок соседского дома - неприступный, хмурый. Растерянный по зиме.
Не стой так близко к окну, говорит нани, от стекла тянет холодом, простынешь.
Помоги мне вдеть нитку в игольное ушко, а то я не вижу, старенькая уже. Ну что ты так расстраиваешься? Не старенькая я, ладно. Просто глаза устали.
Хочешь, расскажу тебе сказку? О семикрылых ангелах? У которых каждое крыло - одного цвета радуги, а каждое перо разит семерых темных дэвов? Хорошо, будет тебе сказка об ангелах и дэвах. Только отойди от окна.
Сейчас, говоришь ты, сейчас. Еще немного полюбуюсь и приду к тебе, нани. И стоишь у окна и молча наблюдаешь, как снег стирает вчерашний день с лица земли. Тишина такая, что слышно, как вздыхает старое грушевое дерево. Оно уже давно не плодоносит, но у деда рука не поднимается его срубить. Пусть стоит, говорит дед. Дерево, эли. Собака или волк - какая разница? Живое существо.
Папа говорит - ты стоишь в начале пути. За твоими плечами множатся и множатся твои ушедшие в небытие предки. За левым плечом - по линии мамы. За правым - по линии отца. Они - твои крылья, говорит папа. Они - твоя сила. Держи их всегда за спиной, и никто, никогда не сможет сделать тебе больно.
Потому что пока помнишь о крыльях - ты неуязвим.
И ты стоишь у окна, неуязвимая, осененная присутствием тех, которые ушли, но навсегда остались с тобой - и наблюдаешь снег.
За окном - большой двор. За двором - белая дорога - рисуй на ней, что хочешь, все сбудется.
Одним концом дорога упирается в калитку, а другим - в край света.